Немного удачи

– Не. Вздумай. Убегать. От. Меня. Молодой. Человек.

Папа поставил его на ноги и наклонился к нему, Фрэнк снова ощутил резкий запах, и жар, и красноту, и шум, и тогда он зажмурился и кричал до тех пор, пока папа основательно не наподдал ему, и только тогда Фрэнк замолчал. Все замолчали. Фрэнк лежал на спине. Перед глазами у него была раскрывшая рот Элоиза, а рядом с ней Рагнар. Звук бабушкиных шагов становился все ближе и ближе, и наконец она посадила его.

– Не знаю, что с ними происходит в два года, – вздохнула она. – Как будто родного ребенка кем-то подменили.

– Посадите его обратно на стул, – сказал папа. – Ему надо доесть.

Бабушка встала, подняла Фрэнка и усадила на стул, который Элоиза поставила в прежнее положение. Фрэнк затих. Все вернулось к тому, с чего началось: все сидели прямо, никто не елозил. Фрэнк хотел есть. Он с самого начала хотел есть. Бабушка Мэри вложила ему в руку ложку. Фрэнк пользовался ею как мог, но сосиску ел руками. Папа, судя по всему, не возражал.

После того как Фрэнк откусил три кусочка, папа спросил:

– Как Розанна?

– Устала, – ответила бабушка. – Очень устала. Скорее бы ребенок вышел. Скорее бы.

Комната перестала трястись, и Фрэнк несколько раз вздохнул.

Папа сказал:

– Он орет, но, надо признать, почти никогда не плачет и не ноет.

Уолтеру казалось, что, возможно, он выращивает слишком много овса, но когда ты Лэнгдон, а твоя мать – Чик, это так естественно: сажать овес, есть овес, кормить скотину овсом, спать на овсяной соломе и, самое главное, наслаждаться всеми этапами выращивания овса. Он уговорил своего шурина Рольфа – тот теперь управлял фермой Опы и Омы, хотя старики по-прежнему жили в доме, – и в этом году посадить сорок акров. Рольфу было двадцать лет, но здравого смысла – как у десятилетнего. У Розанны мозгов хватало на них обоих.

Больше всего Уолтеру нравилось вязать снопы и убирать овес в скирды. Стояла жара, пыль лезла повсюду – в волосы, одежду, сапоги, глаза и нос, – но поле убранного овса было достижением, предварявшим полный амбар сена и зерна, благодаря чему все – и люди и скотина – переживут зиму. Овсяная солома имела красивый желтый цвет, бледнее золота, но полезнее.

А еще Уолтеру нравилось, что август был месяцем гостей и больших компаний. Со всего графства к нему на ферму сходились мальчики и мужчины, а он ходил к ним, и всегда было полно еды и разговоров. К тому же Джейк и Эльза – терпеливые, сильные, элегантные серые лошадки – прекрасно справлялись с жатвенной машиной. Неважно, кто ими управлял. Ими мог управлять даже ребенок, и они все равно выполняли свою работу. Не убегали, как тяжеловозы Тео Уайтхеда в тот год, когда они сломали жатвенную машину о забор, из-за чего молотьбу пришлось отложить на четыре дня, пока занимались ее починкой.

Когда приходили гости, Розанна устраивала ужин на заднем дворе, под пеканами. В тени заранее расстилались скатерти, заставленные хлебом, бобами, карамелизованной морковью, сладкой кукурузой, арбузами и шинкованной капустой, и как только гости рассаживались, она выносила жаркое, два блюда, чтобы на всех хватило. Посередине лежало масло, которое она сама готовила, солила и продавала в городской лавке. Все говорили, что это лучшее масло во всем графстве.

Помимо их собственных семей, являлись Уайтхеды, Льюисы и Смиты, которых Уолтер и Розанна видели только во время жатвы и сбора урожая. Все приходили целыми семьями: мужчины помогали с жатвой, женщины готовили, а дети играли. Розанна устроила детей в боковом дворе, где было двое качелей – из шины и из доски, – а девочки под руководством Элоизы крутили рычаг маслобойки, в которой сбивали мороженое. Хотя Уолтер не выращивал персики и не знал никого, кто бы этим занимался, Розанна купила целую кучу персиков в городе и самые спелые добавила в мороженое. Из всех семейств, которые вместе занимались жатвой и, следовательно, вместе обедали, только семья Уолтера делала мороженое. День у Уолтера всегда длился долго, потому что он выращивал так много овса.

Но вы только посмотрите на Фрэнка – вот доказательство пользы овса. Он на несколько дюймов выше маленького Льюиса и бегает быстрее, а ведь тот на месяц старше. Как бишь его? Ах да, Орен. Старшего мальчика, которому скоро четыре, звали Дэвид. Когда Уолтер шел мимо, Дэвид Льюис стоял лицом к Фрэнку и кричал, а Фрэнк колотил по земле найденной им палкой. Орен просто молча переводил взгляд с одного на другого, и Уолтер услышал, как Дэвид крикнул:

– О’кей, Фрэнк, стой там и скажи, что мне делать.

Уолтер усмехнулся.

– Дэвид, беги ко мне, толкни меня! – крикнул Фрэнк, бросил палку и развел руки в стороны.

Когда Дэвид побежал, Фрэнк развернулся к нему плечом и сбил того с ног. Мальчишки покатились по траве. Грубые игры, и Уолтер знал, что его Розанна или Эмили Льюис быстро положили бы этому конец, но поскольку Фрэнк бросил палку, можно считать это всего лишь рукопашной схваткой. Уолтер полагал, что всем мальчишкам это занятие на пользу. Особенно Орену, который стоял на месте, сунув палец в рот. По мнению Уолтера, им с Говардом в детстве не хватало игр: когда они не работали, то должны были сидеть тихо, делать, что велено, говорить только тогда, когда к ним обращались. В результате ему иногда казалось, что он вообще не знал брата. Уолтер зашагал быстрее. Хотелось есть, а еще он не желал, чтобы Розанна пилила его за то, что он позволил мальчишкам лишнего.

Как только Уолтер вымыл руки у колонки, остальные поняли, что пора приводить себя в порядок и занимать место за столом.

Прежде всего каждый из них выпил залпом несколько стаканов воды, а затем пошли разговоры.

– Ну и жара! Как думаете, сколько сейчас? За сотню уже перевалило? Ну хоть не так влажно. Недавно у Билла Уайтхеда было хуже. Там у реки всегда влажно.

Покачали головами.

– Но надо отдать ему должное, урожай собрали знатный.

Потом:

– Вот, попробуй, Рольф. Розанна – мастер по части шинкованной капусты. Хороший кусок мяса, Уолтер. Тощий, но вкусный, это верно. Сколько будешь забивать в этом году? У меня подвал полон грудинкой и сосисками, не успеваю есть. В этом году аж до мая не пришлось забивать курицу. Арбузы хороши. Но для арбузов у нас почва недостаточно песчаная. А как у вас картошка в этом году? Я ее даже не сажал, просто прикрыл навозом и соломой. То и дело хватаю растение и поднимаю, смотрю на клубни.

А потом, когда наелись:

– Можешь сажать сколько угодно кукурузы, Отто, но на этом не заработаешь, разве что свиней кормить. Чем больше свиней, тем больше прибыли. Я их зову ходячими долларами. Кузен Марты подкинул нам в этом году нескольких дюроков [12] . Я люблю ветчину из гемпширов [13] , но ее кузен говорит, из дюроков бекон лучше.

За этим последовало долгое обсуждение пород свиней. Сам Уолтер держал беркширов, и они любили овес. Впрочем, чего они не любили? Уолтер был счастлив. Заговорили о машинах: кузен Билла Уайтхеда в Сидар-Рапидс купил свой второй «Форд» модели «Т» за двести шестьдесят долларов, но ему пришлось выложить еще сорок за электрическое зажигание.

12

Дюрок – порода домашних свиней, выведенная в США.

13

Гемпшир – то же, что и дюрок.

– По крайней мере, сейчас можно такое установить, – сказал Ральф Смит. – Мой дядя сломал руку, когда перед войной заводил эту штуку.

Уолтер откашлялся, но промолчал. Он пока не разобрался, как можно одновременно иметь заложенную ферму и машину, поэтому, как и отец, предпочитал лошадей.

Вышла Розанна с малышом Джо на руках. Джо исполнилось уже пять месяцев, он был крупным и здоровым. И не скажешь, что поначалу все было как-то неопределенно, хотя масштабов неопределенности не знал даже сам Уолтер. Ребенок родился совсем маленьким, хотя и припозднился, согласно расчетам Розанны и ее матери. По мнению матери Розанны, он даже выглядел поздним. «Как старичок, – сказала она, – весь изможденный и морщинистый». А потом еще и молока не было, ни в первый день, ни во второй, и Розанна, вне всякого сомнения, беспокоилась. Ну, а от доктора Геррита было настолько мало толку, что Мэри просто велела ему уйти. Сам Уолтер считал, что помогла овсянка. Розанна смогла поесть – сначала с водой, потом с молоком, потом со сливками, а потом и с маслом. Каждый день ей становилось лучше, а вслед за ней – и малышу Джо, и только посмотрите на него теперь. Мать Уолтера, как обычно, заметила, что он – копия самого Уолтера: густые темные волосы и толстые щечки. Уолтер наблюдал за тем, как Розанна обошла стол с Джо на руках, говоря:

– Джоуи, Джоуи, посмотри, все наши друзья пришли к тебе в гости!

Джоуи положил одну руку ей на щеку, а другую Розанна держала в своей. Она говорила, что Джо не такой развитый, как Фрэнки был в его возрасте, но сам Уолтер не помнил. Весенний малыш больше времени проводил на улице, и Уолтеру, видевшему его чаще, казалось, что он понимает Джоуи лучше, чем Фрэнка. Джоуи по-прежнему просыпался по ночам, но Розанна не жаловалась и слегка ему потакала.

Самое странное, что Фрэнк перестал обращать на Розанну внимание – как будто не слышал ее голоса. Он поворачивал голову только тогда, когда к нему обращались Элоиза или Рольф (редко) или сам Уолтер. Мэри считала, что это нормально, и мать Уолтера с ней соглашалась, но Розанне нелегко было с этим смириться.