Немой 1: охота на нечисть

Безногий зомби, цепляясь руками за траву, упрямо полз в мою сторону. Но огромный медведь одним взмахом лапы оторвал ему голову. А выползшая из разорванной шеи змея снова досталась мне.

Следующий гадёныш увернулся от Потапыча и бросился на меня. Сверху до пояса он уже полыхал огнём, но бежал на ногах. И напрасно, бля!

Стрела воткнулась ему точно в коленку, пробив сустав. Нога переродившегося подломилась, он рухнул на траву. Ударом меча я снёс ему башку на хер! Убийца Нечисти работал! Он кромсал огненных тварей, как миленьких!

Главное — не проипать змею!

Я заметил в дёргающемся трупе яркий шнурок и взмахнул мечом.

Но Потапыч оказался быстрее. Он схватил змею лапами и махом откусил ей башку.

Ипать, Потапыч! Она же огненная!

Медведь взревел от боли, как грёбаный берсерк, и пошёл крушить оставшихся тварей направо и налево. Дружинники засыпали их стрелами, а я с мечом не отставал от медведя.

Через несколько минут всё было кончено.

Большинство переродившихся, на наше счастье, сгорели вместе с домом. Остальные рассыпались в пепел во дворе.

Кроме одного.

Бля, Потапыч!

Жаркая молния мелькнула возле забора и рванула к высокой траве. Но щёлкнула тетива, и змея забилась, колотя хвостом по земле и быстро темнея. Из её башки торчала стрела.

Прошка, красава! Охереть!

Потапыч перекинулся обратно в человека и растянулся на траве. Я упал рядом с ним, глядя на улетающие в небо клубы чёрного дыма.

— Пожрать бы! — негромко сказал старик.

Я повернул голову.

Сашка торопливо скинул со спины мешок и вытащил оттуда шмат сала и пол-каравая чёрствого, словно камень, хлеба.

— Вода ещё есть!

— Давай!

Мы сделали по большому глотку воды из стеклянной бутыли, которую Сашка прихватил ещё из Старгорода. Вода была тёплая и уже начинала пованивать. Но выбирать не приходилось — пить из деревенского колодца никто не рискнул.

Хер его знает, чего эти твари туда набросали!

— Сашка, ты не мог свежей воды набрать, что ли? — неразборчиво пробурчал Потапыч, набив рот хлебом и салом. — Возле моей избушки целая река!

— Не сообразил, — виновато сказал Сашка.

— Ладно тебе, Потапыч! — заступился я за парня. — Мы-то вообще ни хрена не взяли.

— И то верно, — усмехнулся Потапыч. — Кто-то ещё жрать будет?

Мы, не сговариваясь, помотали головами. Какая, на хрен, еда в такой вони? Воздух пропитался гарью, запахом гниющего и горящего мяса. Тихая деревенька, бля! Останемся живы — одежду выкину на хер! Пусть меня Потапыч хоть налысо острижёт. Или буду голожопым перекидываться, по привычке, пока шерсть не отрастёт.

— Как хотите! — хмыкнул Потапыч и в один присест умял остатки еды.

Он вытер руки о траву и легко поднялся на ноги.

— Ну, что, Немой? Куда дальше?

— А дальше некуда, — ответил я, тоже поднимаясь с земли. — Три дома осталось — Михалкиных, Васьки-пьяницы и мой. Только мой давно сгорел. Там один сарай уцелел чудом.

В голове щёлкнуло. Перед глазами поплыла картинка.

* * *

Холодно. До чего же холодно, бля! Яркие переливающиеся звёзды заглядывают в широкие щели между досок. Любопытно им — что за полудурок скорчился в дырявом сарае возле дымящего очага, кое-как сложенного из речных камней?

А это Немой. Он сжимается в комок, засовывает ладони глубоко в подмышки, чтобы сохранить хоть остатки тепла. Очаг горит плохо. Дым стелется по полу и медленно выползает в щели между досок.

Немой нехотя вытаскивает руку из-за пазухи и кладёт в огонь ещё одно полено. Он украл его у Васьки. Перелез через забор, пока Васька валялся пьяный, и украл.

А где ещё дрова взять? В лес не пойдёшь — там волки. Не сарай же ломать.

Огонь неохотно облизывает полено. Оно мёрзлое, покрытое тонкой ледяной корочкой. Сверху поленницы лежало.

Ну, что успел — то и схватил. В чужой поленнице особо не повыбираешь.

Васька догадается, что Немой опять у него дрова писдил. По следам поймёт. Но бить не будет — ему лень. Поорёт только.

Убедившись, что полено разгорелось, Немой снова засовывает руку за пазуху и замирает возле огня. Его пальцы касаются шершавого края чёрствой горбушки. Слюна мгновенно наполняет рот, пустой желудок отзывается спазмом.

Но надо ещё потерпеть. Раньше сожрёшь хлеб — раньше проголодаешься. А больше жрать нечего.

Скорее бы сдохнуть, что ли! Свернуться клубком в углу, заснуть и не проснуться. Это не больно. Немой как-то уже замерзал. Ждал возле дома тётки Лукерьи, пока она вынесет ему хлеба, уснул и чуть не замёрз. Кудряш, сука — подбежал и куснул за ногу!

Пальцы поневоле теребят хлеб, отщипывают крошки, тянут в рот. Немой осоловело клюёт носом, испуганно вскидывает голову. Достаёт из-за пазухи хлеб и откусывает ма-а-аленький кусочек.

А звёзды всё светят и светят. Им по херу.

* * *

— Два дома и сарай, говоришь? — усмехнулся Потапыч, глядя мне в лицо. — Вот по порядку и пойдём. Закроем всё, полностью

— Да, — кивнул я.

Дом Михалкиных загорелся так быстро, как будто уже давно устал стоять на земле. Толстые брёвна затрещали, полыхнули, обуглились и улетели дымом и пеплом.

Следом вспыхнул Васькин дом.

Самогоном он пропитался, что ли? Горит весёлым, синеватым огнём.

Я поймал себя на том, что бездумно смотрю на огонь, только бы не идти дальше.

Херушки!

Я сделал ещё несколько шагов по дороге. В кустах, в зарослях лопухов и крапивы разглядел чёрные развалины.

Дом. Когда-то был.

За ним — серый сарай с провалившейся крышей. И те самые широкие щели между досками. Только тёмные — потому, что в сарае темно.

Я почувствовал на себе чей-то ненавидящий взгляд. Поднял руку, останавливая дружинников. И напрягся, готовый в любой момент упасть, или отпрыгнуть.

Дверь сарая скрипнула и открылась. Медленно, словно от ветра. Но это был не ветер.