Ненастоящий герой. Том 1

— Я чего-то не понимаю? — спросил маркиз у Нала, предварительно с сожалением убедившись, что больше грызунов вокруг не осталось.

— Это я не понимаю, какая муха тебя сегодня укусила. — скрестив руки на груди, отозвался Налланномом. — А еще как, во имя утонувшего спасителя, твои ладони успели зажить за ночь? Это что — тоже родовое умение?

— Типа того. — не стал вдаваться в подробности фор Корстед.

Иллит возмущенно фыркнул и попытался покрепче схватить кирку, но тут же зашипел от боли. Корка на его руках лопнула, а из-под нее засочилась сукровица. Однако Нал не сдавался и упрямо продолжал сжимать древко, глядя строго перед собой слезящимися глазами.

— Ладони замотай. — бросил Радремон и сам помог товарищу, оторвав очередной лоскут от штанов.

Может вся его жизнь и была бессмысленной иллюзией, порожденной жестокими богами, может и сам он являлся игрушкой, которую неведомый кукловод дергал за ниточки, но одно маркиз понимал точно — какие бы цели, вырвавшись из-под контроля, он не ставил перед собой, в одиночку их достичь весьма затруднительно. Особенно первое время. А потом… Потом будет видно.

Данж заполнило многоголосое эхо десятков кирок, вгрызающихся в каменную породу. Скорбным перезвоном оно лилось, нарушаемое лишь надсадным кашлем вдохнувшего пыли раба или чьей-то отборной руганью от упавшего на ногу булыжника. Удивительная симфония, написанная нотами боли на листах душ, обреченных умереть во тьме.

Присоединился к ним и фор Корстед. Он еще раз огляделся в поисках поблескивающих в свете лампы крысиных глаз и принялся неумело крушить стену, будто она виновата во всех его бедах и тревогах. Получалось чуть лучше, чем накануне, но ни в какое сравнение с навыком дварфа.

Кажется Радеремон видел в магазине свиток с начальными умениями горняка, вот только ему и в голову не пришло тратить на тот деньги. И так пришлось раскошелиться на внеплановое заклинание. Впрочем, если монеты и опыт дают даже за крыс, шансы на скорое приобретение выбранной магии заметно подросли. Осталось лишь придумать способ найти и укокошить шестнадцать грызунов.

А еще неплохо бы вычислить крысиного короля. За него наверняка дадут больше. Правда, что из себя этот король представляет маркиз помнил смутно. А может это вообще из сказки какой-то. Бездна! Как же тяжело, когда не можешь быть ни в чем уверен.

Глава 21

Ханиамона и Тулиамона — серебряная и алая луны — горделиво плыли по небу, безразлично взирая на высыпавших из шахты рабов.

По легенде, когда-то это были две сестры, прекрасные, словно восход, отраженный от глади величественного океана, и пылкие, подобно всепоглощающему лесной пожару, вспыхнувшему после засушливого лета.

Старшая — Ханиамона — беззаветно любила Небо. Днем и ночью она часами лежала на лугу, с одинаковым трепетом любуясь то лазурной высью, то безграничной тьмой, испещренной искринками звезд. Иногда она вскакивала, чтобы со всей страстью поклясться возлюбленному в вечной преданности, а потом долго рыдала, не получив ответа. Но от этого ее любовь не ослабевала, а только крепла.

Тулиамона же души не чаяла в старшей сестре. Занимаясь домашними делами, она нет-нет да бросала полные обожания взгляды на Ханиамону. А когда та грустила, отвергнутая Небом, грозила ему кулаком, одновременно печалясь вместе с сестрой и радуясь, что сможет прожить рядом с ней еще один день.

Однажды, когда Ханиамона в очередной раз страдала, изливая слезы на и без того сырую землю, ее заметил проезжавший мимо принц. Спешившись, он подошел узнать, что случилось. Возможно девушку обидели бандиты, и тогда он с радостью разделался бы с ними, как и положено благородному аристократу.

Однако стоило Ханиамоне поднять глаза, как принц тут же был сражен ее неземным очарованием. Он и сам слыл первым красавцем королевства, а число разбитых им сердец давно перевалило за сотню, но узрев девушку, не являвшуюся ему даже в грезах, без памяти влюбился, как неопытный юнец.

— Из-за чего ты плачешь, о прелестнейшая из дев? — воскликнул принц, не в силах унять трепет сорвавшегося с ритма сердца. — Неужели тебя кто-то обидел? Только скажи, и я тут же проткну его своим мечом!

— Небо. — печально ответила Ханиамона. — Но, прошу, не обижай его. Я верю, что когда-нибудь оно ответит на мои молитвы и заберет меня к себе во дворец из облаков, украшенный звездами.

Пораженный принц лишь на миг потерял дар речи, но быстро придумал, что сказать:

— Но ведь я и есть Небо! — заявил он, беря девушку за ладонь, чтобы припасть к ней губами. — Пойдем со мной, и мы будем счастливы в моем замке.

Однако презрительный взгляд Ханиамоны обжег его больнее удара мокрой плеткой.

— Ты не Небо! — холодно заявила девушка, отдергивая руку. — Ты и в половину не так красив, как оно. Убирайся и оставь меня наедине с возлюбленным!

Скрипнув зубами, принц отправился к отцу Ханиамоны, где посулил тому несметные сокровища, если он приведет дочь в королевский дворец, после чего вскочил на коня и уехал, ни секунды не сомневаясь в своем успехе.

Алчность овладела мужчиной. Он нашел старшую из дочерей на лугу и приказал собираться. Та отказалась. Завязался спор, спор перерос в скандал, а скандал в драку. В ярости отец задушил собственную дочь, а когда осознал, что натворил, сам повесился в сарае.

Пришедшую к вечеру домой Тулиамона встретила непривычная тишина. Тщетно она звала отца и сестру. А после, отправившись на поиски, наткнулась на бездыханное тело Ханиамоны. Безжизненное и бледное, как серебряное блюдо.

Долго рыдала Тулиамона, обнимая холодный стан, однако, подняв глаза, она увидела в вышине милый сердцу образ и сразу узнала в нем свою сестру.

«Небо забрало ее». — поняла девушка и, недолго думая, перерезала горло.

Неудержимым потоком кровь хлынула, окрашивая бледную кожу в алый. Тулиамона рухнула на тело сестры, а в небе появился еще один диск. Такой же красный, как и девушка перед смертью.

И с тех пор Тулиамона вынуждена бесконечно плыть по небосводу, чтобы изредка прикоснуться к Ханиамоне и тут же вновь потерять ее на долгие и долгие ночи.

Так поведал Радремону иллит, когда они еще тряслись в клетке работорговцев. И теперь, подняв голову, маркиз будто собственными глазами видел двух сестер, одна из которых, бледная и печальная, стремилась к возлюбленному, а другая, багровая и жертвенная, пыталась тщетно за ней угнаться.

— Что встал? Двигай давай!

Замешкавшегося фор Корстеда грубо отпихнул невольник, кативший на склад тачку с добычей. Руды в ней было совсем немного, гораздо больше — обычных камней. И даже не разбиравшейся в горном деле Радремон понял, что шахта скоро иссякнет. Куда денут освободившихся рабов оставалось неясным. И лучше бы ответа не дожидаться.

Маркиз решил не огрызаться и посторонился, продолжая наблюдать за Банарвом. После окончания работ, тот не стал вместе со всеми стремиться к выходу, а поднялся наружу в числе последних, бережно пряча дохлую крысу подмышкой.

— Эй, захвати-ка мои инструменты. — крикнул дварф еще одному мужчине с тачкой. Тому самому, что вместе с Удачником и Одбером приходил проучить фор Корстеда.

— А задницу тебе медом не намазать? — злобно сверкнув глазами, ощетинился раб.

— Можно и намазать. — пожал плечами бородач. — Но слизывать потом тоже сам будешь. И вообще, не зли моего друга.