Ненависть и другие побочные эффекты волшебства

Смертельное заклинание срабатывает моментально.

Ужас сдавливает горло настолько сильно, что я начинаю задыхаться. Тону в черном тумане, а сверху, придавливая меня, сыплются все новые и новые эмоции Вадима.

Боль. Горечь. Непонимание. Страх.

Мне хочется сделать вдох, но я теряюсь во времени и пространстве, не понимая, где реальность, а где нет. Меня вышвыривает из воспоминаний назад в салон автомобиля, но я словно не чувствую своего тела. Часто моргаю, понимая, что из глаз текут слезы, а эмоции бьют через край. Их невыносимо терпеть, они повсюду.

А ровный голос Вадима лишь усугубляет ситуацию:

— Иногда приходится чем-то жертвовать.

Мы возвращались домой молча, что, наверное, неудивительно в сложившейся ситуации. В моей голове крутилось столько мыслей, что сложно было их сформулировать и выдать какую-либо внятную реакцию. Ещё и бившие ключом эмоции не давали рассуждать здраво.

Несколько раз я пыталась хоть как-то прокомментировать воспоминания Вадима, даже открывала рот, но спустя пару мгновений закрывала его, чувствуя себя рыбой, выброшенной на берег.

Считала ли я, что он подменил воспоминания? Что он был со мной неискренен?

Нет. Ни на секунду подобные мысли не промелькнули в моей голове.

Я верила ему. Полностью и бесповоротно.

Я всем сердцем презирала Александрину и ровно также уважала Вадима. Но несмотря на это, не могла выдавить из себя ни звука. Какой-то ступор, паралич, полная неразбериха в голове и никаких сил на то, чтобы мыслить здраво.

Просто иногда наступают такие моменты, когда молчание — это максимальная реакция, на которую способен человек.

Оказавшись дома у колдуна, я, по-прежнему не произнеся ни слова, поднялась в комнату. Я не была уверена в том, что Вадим понимал и одобрял подобное мое поведение, но на большее я была не способна. Просто закрыла за собой дверь и, не раздеваясь, рухнула на кровать.

Я не собиралась плакать, но отчего-то заплакала. Мои слезы не были слезами жалости. Ни по отношению к Вадиму, ни по отношению к себе. Я просто плакала. Отчасти из-за того, что в этом мире вообще нельзя говорить о справедливости, отчасти из-за того, что невозможно повернуть время вспять, исправить прошлое, пусть даже чужое.

Но по большей части все же из-за того, что накопившимся эмоциям просто необходим был выход. Они мешали мне думать, принимать решения.

Я не знаю, сколько времени я провела, уткнувшись лицом в подушку. Просто в один момент слезы кончились, и я смогла поднять голову.

Потерла глаза, поднялась на ноги и подошла к зеркалу. Мой вид, конечно, оставлял желать лучшего, но сейчас это было меньшим, из того, что меня волновало. Взяв с полки резинку, стянула волосы в тугой хвост и вернулась на кровать. Сев по-турецки, уставилась в стену, стараясь абстрагироваться от мира, сосредотачиваясь на собственных мыслях.

В голове одно за другим выстраивались воспоминания. Мои, Вадима. На этот раз я прокручивала их в памяти, не испытывая никаких эмоций, лишь холодная констатация фактов. Так было проще.

Я думала о том, как вести себя теперь, когда я знаю правду. О том, что будет дальше и о том, что один человек это чертовски мало и одновременно с тем так много для того, чтобы изменить мир.

Я не осуждала Вадима за его поступок. Наоборот. Я не хотела ставить себя на его место, но несколько раз невольно задавала себе вопрос. А как бы в той ситуации повела себя я?

Я бы хотела поступить, как он, поставить благую цель выше собственного эгоизма, но я была совершенно не уверена в том, что мне хватило бы на это сил.

У него же хватило. И на поступок, и на то, чтобы не сломаться потом. Наверное, именно осознание этого факта подтолкнуло меня к окончательному решению.

Я не собиралась идти на поводу у Александрины, но и вступать с ней в открытое противостояние не планировала. Дело было не в том, что я смирилась или испугалась. Просто…

Просто я не могла позволить себе подставить Вадима.

Чем меньше времени мы будем проводить вместе, чем прохладней будут наши отношения, тем больше шансов, что он не пострадает.

К утру мне практически удалось убедить себя в том, что на этот раз все обойдется. Вполне возможно, что у старейшин на меня и вовсе никаких планов нет, однако соблюдать меры предосторожности я все-таки планировала.

А если такие планы имеются, тогда… Тогда я сделаю все для того, чтобы Вадим не пострадал.

Потому что иногда действительно приходится чем-то жертвовать. И сейчас я была готова пожертвовать всем.

Сложнее всего было заставить посмотреть себя в глаза Вадиму. Когда я спустилась на кухню, он уже был там. Как ни в чем не бывало варил кофе. Вид совершенно невозмутимый.

— Доброе утро.

— Доброе. — мне хотелось ответить по-другому, но я сдержала себя. Заставила сесть на стул, не проронив больше ни звука, умоляя себя перестать думать о том, как же чертовски хочется сейчас подойти к нему, прижаться всем телом, почувствовать его тепло.

— После завтрака нужно будет появиться у старейшин. — поставив передо мной чашку, проговорил парень. — С твоим переходом на обычную систему обучения решили не тянуть.

— Понятно. — я все-таки не сдержалась и заглянула в его темные глаза, буквально на мгновение, практически сразу отведя взгляд.

— Не переживай, все нормально. — зачем-то добавил Вадим, заставляя меня вскинуть голову.

Даже в этой ситуации, даже после всего того, что произошло, он оставался сильным. Даже сейчас он меня успокаивал.

Все так же в тишине мы доехали до администрации, где Александрина, невероятно радостная для такого отвратительного дня, как и предполагал Вадим, объявила, что я больше не нуждаюсь в наставнике и могу перейти к обычной учебе.

Один за одним она сняла с нас заклятия. Сперва «Зеркало», затем ограничения с Вадима и, наконец, последнее, самое главное. Она разорвала нашу связь.

Я наблюдала за тем, как меркнет, бесследно исчезая, руна на моем запястье, делая его девственно чистым, и от наблюдения за этой картиной хотелось рассмеяться.

Если бы так просто можно было избавиться и от всех воспоминаний. Сделать вид, что ничего не было. Как татуировки на запястье.

Стереть горе, бессмысленные жертвы, смерти.