#НенавистьЛюбовь

– Что ты делаешь? – спросил он и сглотнул – мои пальцы пробежались по его подбородку.

Я и сама не знала, что. И вместо ответа потянулась к нему – замершему и обездвиженному, не в силах противостоять своему внезапному желанию. Я положила руку ему на плечо, легонько сжала его. И легонько коснулась своими губами губ Матвеева, прошептав в них его имя.

– Даня.

И тогда он словно сорвался с привязи. Обнял меня крепко за плечи и талию – так, чтобы я не могла вырваться. И заставил сойти с ума.

Я хотела поцелуй, наполненный упоительной страстью – и я получила его. Поцелуй – забвение, поцелуй – пожар, поцелуй-который-никогда-не-должен-был-прекратиться.

Поцелуй со вкусом виски и колы. И послевкусием боли и нежной ненависти.

Умопомрачительный поцелуй.

Следы от требовательных губ Дани оставались всюду – на моих губах, лице, шее, плечах, даже запястьях. Его пальцы скользили по моему телу, сминая пышную белоснежную юбку, не зная запретов и заставляя меня задыхаться от острых ощущений. А мои пальцы цеплялись за его плечи, оставляя следы даже несмотря на ткань рубашки – об этом я узнала только утром.

Мы оба захлебывались в чувствах, тонули в ощущениях, падали и снова взмывали в небо, не отпуская друг друга.

Я повторяла его имя раз за разом, но не понимала – мысленно или вслух. И жадно срывала с губ Дани пламенные поцелуи, понимая, как ужасно я по ним соскучилась. Понимая, как соскучилась по его дыханию, его запаху, его сердцебиению.

По его душе и телу.

– Даша, – прошептал он мне на ухо, прикусил мочку и уронил на диван – его колени сжимали мои бедра. На несколько секунд мы остановились. Его взгляд заскользил от моего лица к груди и ниже, потом снова вернулся к моим глазам.

Я подняла руку, и наши пальцы переплелись в воздухе. Этакое молчаливое согласие.

Даня склонился ко мне, опираясь на одну руку, а другой рисуя узоры на моей ключице. Его губы проложили дорожу от подбородка до самого края топа. Странно, но даже сквозь кружева я чувствовала губы Дани – меня будто пронзало электрическими зарядами, заставляя выгибать спину.

Он накрыл меня своим телом. И весь мир потерял значимость. Весь мир сузился до одного лишь человека.

Не знаю, что с нами было. Мы не отпускали друг друга, словно оказались вместе в последний раз – а может быть, оно так и было.

Он снова сказал мое имя, и я окончательно потеряла голову, обнимая его и прижимая к себе.

Крепкие объятия. Срывающееся с губ тяжелое дыхание. Спутанные волосы.

Прикосновения, наполненные любовью. Поцелуи, отравленные злостью.

Родной, любимый, ненавидимый. Мой.

Воздушная ткань платья поползла вверх, холодя кожу ног, но горячая ладонь Дани не давала замерзнуть. Его рубашка оказалась расстегнутой – и уже мои пальцы исследовали его торс.

Может быть, утром мы должны будем обвинить алкоголь, стресс и безрассудство, но сейчас я точно знала, что виной происходящему была и есть любовь – то ли моя, то ли его, то ли наша общая: поломанная и истерзанная.

В какой-то момент – я прокляла все на свете! – Даня отпустил меня и поднялся, стоя на коленях рядом со мной, лежащей на диване со спущенным топом, в облаке своей пышной измятой юбки.

– Ты что? – прошептала я, поднимаясь и затуманенным взором глядя на Матвеева. Он был слишком красив – со встрепанными волосами, с расстегнутой рубашкой и зацелованными мною губами. На шее виднелся след от моего же поцелуя.

– Все, хватит, – не без труда сказал Даня. – Хватит.

Он встал и нервно допил виски в моем бокале, который я так и не осилила.

2.20

Я тоже встала, поправив топ, – неожиданно стало стыдно и неловко за свое поведение. Но если бы он сейчас снова подошел ко мне, снова бы поцеловал, я бы потеряла голову на всю ночь. Только он не подходил, и в моей груди пульсировала ярость. Какого черта он вытворяет? Что опять не так?

– Почему ты остановился? – спросила я и попыталась коснуться его плеча.

– Не трогай меня, Даша. – Это прозвучало резко.

– Но…

– Руки. Убери руки.

Ярость в груди моментально взорвалась. Нежность исчезла – стала невидимой серебряной пылью, осевшей на наших ресницах.

– Не трогать? – сощурилась я. – Ты как со мной разговариваешь? Что, решил, что мной можно играть, милый?

Он молчал, и это еще больше бесило.

– Я не играл. Выполнил твою просьбу, – сквозь зубы ответил Даня. – Поцеловал. Опять недовольна?

– Значит, все дело в том, что была моя просьба? – с трудом выговорила я.

Моя просьба. Не его желание.

– Зачем же ты решил выполнить эту жалкую просьбу? Или решил отомстить Каролине, которая нашла утешение у Владика? – спросила я, не в силах сдерживать свою злость. – Решил отомстить своей подружке, используя меня? И как, стало легче? Ты ведь любишь ее так давно. У вас такие прекрасные светлые чувства. – Прикрыв глаза, я процитировала те две строки, которые запомнила из его стихотворения, прочитанного мною после выпускного: – «Ты меня любишь? Я – да».

Это прозвучало издевательски.

Матвеев хотел оставаться спокойным до последнего, но мои слова добили его. Он дал волю своем гневу. Его красивое лицо исказилось от злости.

– Хватит нести чушь! – закричал он. – Хватит меня доставать! Ты ничего не понимаешь и никогда не понимала!

– Так расскажи мне обо всем! Рассказывай! Или ты предпочел потешить эго, развлекаясь со мной? – спросила я, не чувствуя ничего, кроме злости на этого идиота. – Может быть, у тебя припасены новые стихи, Матвеев?

– Какой же ты бываешь идиоткой, – прорычал он. И, ни слова больше не говоря, пошел прочь.

– Урод! – выкрикнула я ему вслед.

– Как скажешь! – донесся до меня его голос.

– Ненавижу тебя!

– Взаимно!

Как же я была зла. Как снова горели мои губы. И душа тоже горела. От ярости.

– Как же ты меня бесишь! – схватив пустой бокал, закричала я. – Ненавижу. Придурок.

Я хотела бросить этот проклятый бокал в стену, но не стала этого делать. Сжала крепко, но все же опустила руку, злая и возмущенная. Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, я подошла к бару и налила себе простой холодной воды. Пальцы почему-то подрагивали. Внутри кипела ярость.