Ненавижу тебя, но люблю! или Сказания Тар-Данарии
Шрифт:
Я подошел поближе и остановился позади них. Девушки переглядывались, перешептывались, недовольно морщили носики и то и дело указывали в сторону шатра, но никто не входил и не выходил оттуда. Казалось, что внутри стояла тишина.
— Ведьма еще не пришла? — поинтересовался я у румяной девчушки, что стояла ближе всех ко мне.
— Как же, пришла, — всплеснула руками она и в негодовании уткнула их в бока. — Как пришла с утра, так и сидит там одна. Пытаешься зайти, так все одни отговорки и слышишь — подождите, да подождите, не готова, мол, она. Где это видано, чтобы так затягивать? Чай день-то
Она смотрела на меня, вероятно, ожидала ответа. А может быть, того, что я поддержу ее негодование. Очередь притихла и с любопытством смотрела на нас, а некоторые из девиц откровенно пытались строить мне глазки.
Я вздохнул, прошел мимо них и без предупреждения заглянул в шатер. Оценил обстановку, продвинулся внутрь и закрыл за собой полог. За низким деревянным столом, явно сколоченным для ярмарки на скорую руку, сидела молодая рыжая девушка, на плечах у нее лежал большой красный платок, краем которого она вытирала заплаканное лицо. Но слезы продолжали стекать по щекам, несмотря на все ее попытки их остановить.
— Простите, — всхлипнула она, подняла на меня взгляд и застыла. Значит, узнала. Не видела никогда, но ведьмы здесь потому и считались особенными, что многое открывалось им по одному лишь желанию.
— Я… сейчас, — нервно завозилась она. Поправила платок на плечах, заправила волосы за уши, снова вытерла глаза.
— О чем льет слезы ведьма в такой приятный день? — осторожно поинтересовался я.
Она вздохнула, словно решала, говорить или нет, но если уж кому-то душу открывать, то почему не мне.
— Ребеночка я жду, — отозвалась она. — Девочку.
Я терпеливо ждал, пока ведьма снова возьмет себя в руки.
— Решила я с утра первым делом ей погадать, — всхлипнула она. — Да только зря я это затеяла. Как теперь жить, не знаю. Не ждет мою девочку ничего хорошего. Не найдет она своего счастья, замуж не по любви пойдет, а я с этим сделать ничего не смогу.
Слезы снова покатились по щекам. Я протянул руку, положил на стол ладонью вверх, а ведьма вложила в нее свою. Я сжал ее ледяные пальчики, крепко, но не больно.
— Любовь — это величайший дар, который мы можем получить, — тихо рассказывал я ей, а слова шли из самого сердца. — За нее нужно бороться. Нужно идти до конца. Никакие предсказания, никакое предопределение не властны над ней.
«Любовь обязательно победит, Ена, милая моя, любовь обязательно победит».
— Но что я могу сделать? — с надеждой посмотрела на меня ведьма. Красный платок снова перекосился, приоткрыл моему взору маленький медальон в форме сердечка, висевший у нее на груди.
— Можно? — Я указал на него.
Ведьма поспешно сняла цепочку и протянула мне. Я сжал медальон в руке, приложил к груди, туда, где билось мое несчастное сердце. Вложил частичку надежды, силы и удачи, а потом вернул его ведьме.
— Подари его своей малышке. Пусть он поможет ей отыскать свою истинную любовь. Сердце ведьмы никогда не ошибается.
— Я назову его так, Сердце ведьмы, — отозвалась она, принимая вещицу в руки.
Я поклонился ей. Слезы ее высохли, глаза посветлели.
— Прости, Странник, — сказала она. Я улыбнулся. Да, она прекрасно знала,
кто перед ней. — Я не могу помочь тебе. Ты не принадлежишь этому миру, и я не вижу твою судьбу. Но я верю, что и ты найдешь то, что так отчаянно ищешь.— Уже нашел, — честно ответил я. — Путь не закончен, но ты помогла мне. Напомнила, как важно не сдаваться. Теперь и я готов снова идти вперед.
Она всхлипнула, только теперь от радости, на лице сияла улыбка. Шатер я покинул с легкой душой. Потому что знал, что любовь обязательно победит.
Глава 70
Ена
Я ползла по узкой мощёной улице. По обеим её сторонам тянулись и убегали вдаль разноцветные ряды магазинов и забегаловок. Пахло то кофе, то булочками, то чем-то жаренным. Есть не хотелось, так что я просто брела и разглядывала прохожих, стараясь не думать о Нике.
Шипастые драконы проносились над головой, мимо меня полупрыгали-полубежали забавные низенькие существа с портфелями в руках. С громким топотом проходили медлительные великаны, головы которых терялись за бледно-розовыми облаками.
Я тоже старалась не стоять.
Да и как можно замереть на месте, когда внутри тебя всё кипит? Когда главная твоя цель — выплеснуть эту отраву наружу, уничтожить её любыми путями.
Ник. Как много в этом слове. И боли, и любви, и страсти, и ненависти. Как всё смешалось, как ужасно всё получилось. А ведь могло быть совсем иначе, мы могли быть просто счастливы, просто любить друг друга, но нет. Нет. Никогда.
Пока я думала так, в меня кто-то врезался. Это была девушка лет двадцати пяти на вид. Рыжая, курчавая, совсем худая. Внутри горела сила. Наверняка она и сама о том не знала. Влюбленная ведьма. А с чего бы ещё она так рыскала глазами, так вздыхала?
— Простите, — сказала она и отошла, но тут же вернулась. Пришлось и мне остановиться. — Вы случайно не знаете, где здесь мастерская Артура де Вильбурга? Он художник.
Я покачала головой. Не художника ты ищешь. А возлюбленного. Ну сразу же видно: блестящие, бегающие по лицам прохожих глаза, колотящееся сердце, полное любви.
— Так ли ты его любишь? — спросила я, и девушка вздрогнула. Наверняка не ожидала такого. — Не хочешь разлюбить? Так будет проще.
— Нет, вы что! — воскликнула она с таким лицом, будто я предложила ей кого-нибудь убить. Хотя уничтожить любовь — это ведь тоже преступление? — Знаете, я ведь ради него сюда вернулась. Я прибыла из очень далёких мест. Я не видела его так долго, что во мне накопилось море одиночества и тоски по нему, и я бросила все дела, примчалась сюда. Глупо, наверно, звучит, но так и есть.
Да, влюблённая наивная дурочка. Наверняка не спит по ночам, а только и думает о нём, наверняка видит его распрекрасные картины перед глазами и воображает себя его музой. Наверняка будет с ним счастлива, если только найдёт своего Артура де Вильбурга. Заковыристое имя, однако.
А, впрочем, знает ли этот Артур, да и она сама, что в ней скрыта громадная сила? Не боится ли девица, что эта сила может разрушить всё её счастье? Пока не знает, не боится, а после будет слишком поздно. Как мне теперь поздно: жало любви проникло слишком глубоко в сердце. Слишком больно его вынимать, но нужно.