Ненавижу тебя

Я прикасаюсь к карману, в котором лежит Нокиа, и задумчиво иду к машине. Сажусь внутрь, достаю телефон и верчу его в руках. Воспоминания тут же накрывают меня с головой. Яркие, почти осязаемые, будто бы этот чертов кирпич — мой проводник в прошлое. Я давно не вспоминал детство. Может, поэтому всплывающие картины перед глазами странно и тоскливо резонируют где-то в груди.

Черт, но ведь столько лет прошло. И я, и Настя, и каждый из тех ребят, которых я знал, уже стали другими. Глупо думать, что какие-то старые сообщения в этом куске пластика могут что-нибудь изменить.

Он может вообще не включиться. Я могу просто спросить Никольскую, что она мне писала, и просто поверить ей, потому что мы оба взрослые люди, и врать нам уже незачем друг другу. Начерта мне эти доказательства?

Но я все равно давлю пальцем на кнопку включения, и эти несколько секунд смотрю куда-то вдаль за стекло машины, на которое падают мелкие капли дождя.

Прежде чем опустить снова взгляд вниз.

Эпизод 20. Настя

Регина возвращается спустя десять минут после того, как Элиас свалил. Она влетает в двери ресторана, будто за ней стая бешеных псов гонится, едва не сбивает меня с ног вместе с коробкой, и несется на каблучках в свой кабинет.

Мне ее немного жаль. Элиас, все-таки, поступил крайне некрасиво.

На улице я запихиваю коробку в грязную Газель. Рядом со звоном грохает еще одна, побольше, и Амина нервно сдувает с лица прядь волос.

— Достало, — произносит она, отряхивая свой костюм от белой пыли. Морщится, трет пальцы друг об друга, и продолжает со вздохом, — какого черта мы это все таскаем? Почему бы грузчиков не нанять?

— Сама сказала, что она в долгах…

— Ну и что? Если бы Амир узнал, что я тут коробки тягаю — этот ресторан сегодня бы сравняли с землей! И меня бы больше не отпустили никогда работать… — со вздохом заканчивает она.

Я пожимаю плечами.

— Кажется, об этом все женщины мечтают. Тебе повезло с мужем.

— Да ну Насть! Мне что, дома сидеть и деградировать? У меня, между прочим, высшее юридическое!

Дверь ресторана неожиданно открывается, и на улицу выглядывает растерянная Регина. Она обводит медленно взглядом парковку и поджимает недовольно губы.

— Девочки, — неожиданно елейно окликает она нас, — не видели, как со стоянки машинка отъезжает?

— Кака-ая? — нараспев интересуется Амина.

— Черненькая, дорогая… спортивная такая.

— Не знаю, Регина Павловна… тут много машинок ездит. А мы коробочки грузим, не покладая рук.

Кажется, владелица громко делает «пффф».

— Вот и отлично! Работайте! — резко произносит она и уходит обратно в ресторан. Я тихо хмыкаю. Она поняла, что Амина над ней просто издевается.

— «Черненькая, спортивная машинка»! — передразнивает презрительно девушка, — Мерс в AMG обвесе, блин! Хоть бы на перерыв отпустила, дура!

Да-а, Амина — это вам не тихая и скромная восточная девушка.

— Там немного осталось коробок, Амин, — произношу я, глядя на забитую Газель, — скоро уже закончим.

— Ты скоро, а у меня смена сегодня… мне еще весь день на ногах стоять, — доносится до меня бурчание, и Амина резво топает обратно в ресторан, а я — за ней.

Где-то ближе к десяти подъезжает другая газель, и мы снова носимся с коробками, уже выгружая их из машины в ресторан. Я упахиваюсь вконец, Амина похожа на растрепанную фурию, остальные девчонки тихо матерятся сквозь зубы, но к двенадцати от ресторана японской кухни не остается ничего.

— Ты прикинь, она поваров даже не сменила, — шепчет мне Оля на ухо, и я с грустью думаю, что мне, кажется, придется вскоре искать новое место. Мы долго не проживем с таким руководителем. Регина, тем временем, цокает каблуками и осматривает наш новый интерьер.

— Нормально, — выдает она, — Суши уже не в моде. Давно думала поменять концепцию.

— Видимо, думала с тех пор, как при разводе отжала этот ресторан у бывшего мужа, — тихо хихикает Амина.

— Ладно, девочки, на сегодня все свободны, — в толпе девчонок я слышу ликование, но следующая фраза обламывает его резко и бескомпромиссно, — завтра жду вас всех с утра. Сюда привезут караоке, будем ставить и настраивать. И столики двигать.

— Боже… — выдыхает Оля, — мозги себе подвигай, дура…

Девочки с недовольными лицами расходятся. Амина берет меня под локоток, разворачивает к выходу и закатывает глаза, что-то сказав одними губами. Похоже, матное.

— Бизнес-леди недоделанная… караоке настраивать ей… столики двигать, — ругается девушка, пока мы идем на улицу, — я завтра не приду, пусть сама тут все двигает. Тебя подкинуть до дома, Насть?

— Не заморачивайся. Можешь просто одолжить на такси? Я деньги сегодня забыла, завтра отдам.

Амина пожимает плечами, запускает ручку в сумочку и достает пятьсот рублей, протягивая мне.

— Не парься. Потом сочтемся.

— Спасибо, Амин.

Она улыбается мне и тянет дверь, с улицы в лицо врывается свежий воздух, и первое, что я вижу — тот самый Мерседес в каком-то там обвесе на парковке, который подпирает своей задницей Элиас.

Я прирастаю от неожиданности к полу. Откуда, мать его, он узнал, что я уже закончила работать? В этот момент дверь закрывается, пока я рассматриваю его самоуверенное лицо с кривой ухмылкой, и пронзительный взгляд, направленный именно на меня. Дверь бьет больно по спине, я лечу вперед, а в голове крутится глупая мысль, что он первый мужчина, который так пялится именно на меня, а не на эффектную Амину рядом. Бах. Блин.

— Ой, Настя! Ты чего?!

— Упала, — бормочу я Амине. Ладошки болят.

— Вот ты даешь! Ты что тормозишь? — Амина помогает мне подняться.

— Никольская, — этот вкрадчивый голос, в котором появились какие-то странные новые нотки, мне скоро сниться уже будет. Слишком уж часто я его слышу. Меня внезапно обнимает за плечи тяжелая рука, и ведет к машине, — сильно ударилась?

— Пока, Насть… — доносится мне в спину хихиканье Амины.

— Бергман, ты куда меня тащишь?!

— На чашечку чего-нибудь где-нибудь. Как и договаривались.

Если бы меня так обнял другой мужчина с такой же эффектной внешностью, я бы, может сейчас наслаждалась этим моментом. Но меня обнимает хренов манипулятор Элиас. Я изо всех сил стараюсь не попасть под власть его больно сильного мужского магнетизма. Поэтому он буквально тащит меня к машине, пока я нервно толкаю его локтем в бок.

— Ты мне сейчас ребра пробьешь, Настя.

— Слушай, Бергман, — я выпутываюсь из его захвата и разворачиваюсь задом к машине. В серых глазах Элиаса плещется готовность внимать мне. А за ней — так себе скрытая ирония, — у меня дома ребенок, которого я почти не вижу. Давай в другой раз, а?