Неназываемый
Шрифт:
Первой я открыл книгу с рунами. Несмотря на то, что я понятия не имел, как произносится каждая руна, лишь посмотрев на них, я с уже знакомым свербением в мозгах начинал понимать их значение. Заучить все 24 было достаточно просто, хотя постоянный скрежет внутри черепа вызывал постепенно нарастающую головную боль. Через какое-то время я нашёл способ немного снизить её: запомнив несколько рун, я отводил взгляд от книги, представляя их мысленно. Таким образом свербение пропадало, и я отдыхал, лишь изредка бросая взгляд на разворот с таблицей, чтобы удостовериться в правильности запоминаемых форм.
Когда я уже несколько раз прошёлся по всему списку, убедившись, что правильно и твёрдо всё запомнил, я начал листать книгу. Достаточно долгое время
Так у меня стало получаться лучше. Примерно до середины книги описывались различные правила использования рун, а потом следовал перечень слов, которые складывались из нескольких рун. Потихоньку я начал понимать смысл многих фраз, не испытывая надоедливого свербения, и это лишь подогревало мой интерес. Выяснилось, что для обозначения пола в именах использовались две руны: Ан — мужчина, руна, похожая на два сцепленных вершинами треугольника, лежащих в горизонтальной плоскости на букве М, эдакая поваленная остроконечная восьмёрка с ножками, и Ни — женщина, руна, похожая на ромб. Теперь мне стали понятны вариации с именами старых богов. Видимо, со временем и по мере исчезновения носителей рунной традиции эти правила забылись, руны-окончания затерялись, и в памяти остались лишь упрощённые версии имён.
Когда головная боль стала совсем уж непереносимой, я решил отдохнуть. Несмотря на все мои хитрости, следующим за свербением знанием приходилось пользоваться, и усталость накапливалась. Кстати, сколько времени прошло? Таймер в нижнем правом углу моего поля зрения остановился: видимо, произошёл какой-то сбой, или же он по-прежнему фиксировал реальное время снаружи. Я старался сориентироваться, прислушиваясь к своим ощущениям, и подошёл к окну. Есть не хотелось, как не хотелось и спать или даже справить нужду… однако я был уверен, что довольно долго просидел за книгами и времени должно было пройти достаточно.
За окном было всё так же светло, как и в ту минуту, когда я только прибыл сюда. Я вышел на крыльцо и осмотрелся: светло-голубое небо, солнца не было, но если судить по тени, то оно должно было бы находиться точно над головой. Ровная зелёная поверхность газона расстилалась вокруг насколько хватало глаз.
Пожав плечами, я рассудил, что коли уж моё тело никак меня не беспокоит, если не считать головной боли, то надо продолжать занятия, поэтому вернулся к столу. Задание учителя следовало выполнить до конца, так что я отрыл железную коробочку, внутри которой оказался резервуар с чернилами, макнул туда железное перо, попутно заметив, что оно имело у острия хитроумный вырез для удержания краски, и начал по памяти рисовать руны.
Выведя на листе все 24, я сверился с книгой и с удовлетворением убедился, что не ошибся ни разу. Для закрепления я исписал ещё несколько листов, меняя порядок рун и используя правила составления, о которых узнал в книге, стараясь придать забавный смысл получающимся столбцам.
Но рисование мне быстро наскучило, так что я попытался записать первый пришедший мне в голову текст: «Тьма. Сплошная темнота вокруг…» Это оказалось гораздо сложнее, чем представлялось сначала, и мне пришлось то и дело листать книгу, пытаясь выразить нужные мне понятия с помощью достаточно ограниченного словарного запаса.
За этим делом меня и застал Кансуз, внезапно открывший входную дверь. Я с удивлением посмотрел на него, оторвавшись от письма.
— Живой, — довольно констатировал учитель, подходя к столу. Положив левую руку мне на лоб, правой он выхватил листок из исписанной стопки.
— Вы уже вернулись? — другого вопроса мне не пришло в голову.
— Так уже сутки прошли, — улыбнулся Кансуз, но тут же
его лицо опять приняло серьёзное выражение, и он схватил ещё один лист. — Ты изучал руны раньше?— Нет, — ответил я. — Но я сумел разобраться… Не знаю только, как они произносятся.
— Это поправимо, — кивнул головой дед, пододвигая к себе стул. — Слушай…
Кансуз произнёс все руны, а затем торопливо начал заставлять меня их повторять. Оказалось, что даже те руны Ан и Ни, до произношения которых я смог догадаться, читались не совсем так, как я их понял: произносить их следовало с небольшим придыханием, отчего на слух они становились очень похожими на Хан и Хни. Всё то время, что учитель строго заставлял меня снова и снова повторять произношение рун, я замечал в его глазах растущее удивление, которое он весьма искусно пытался скрыть. Хотя за пытливостью, с которой он на меня смотрел, я замечал также изрядную долю удовлетворения и даже некоторого облегчения. Видимо, он был доволен моими успехами и рад, что его опасения относительно моей безопасности в этом месте не оправдались и со мною ничего не случилось. А я всё также не испытывал никаких неприятных ощущений от пребывания здесь. Правда, какой-то лёгкости и комфорта тоже не было, я чувствовал себя весьма противоречиво.
— Почему я не хочу есть или спать, учитель? — спросил я Кансуза, когда тот, явно оставшись доволен достигнутыми результатами, сделал паузу и начал перебирать книги.
— Твоё состояние превосходит все мои ожидания, — ответил дед, покачав головой так, будто забыл сообщить нечто очень важное. — Твой организм в порядке, но находится в статическом состоянии… похоже, пустоты в твоей сущности резонировали с пустотами, которые я растянул здесь для замедления хода времени. Проще говоря, время твоего организма синхронизировалось с временем этого подпространства… раньше такого не происходило ни с одним живым существом. Даже моё материальное тело начинает терять здесь стабильность и распадаться. Надо полагать, ты сможешь находиться здесь сколь угодно долго… Однако, если почувствуешь хоть какое-то недомогание, немедленно дай мне знать!
Я решил умолчать о своей головной боли, поскольку и раньше испытывал её при чтении незнакомых текстов, а потому был уверен, что она не связана с моим пребыванием здесь. Кансуз же вскоре, выдав мне задание по оминусу, поспешно покинул дом.
С эльфийским языком всё оказалось гораздо сложнее; я вспомнил, как Ванорз называл его простым… мне он давался неимоверно туго. Все эти элементы подчёркивания, многообразные комбинации слогов, вязь… я постоянно путался и спустя два дня даже получил нагоняй от учителя: мол, с рунами вон как быстро разобрался, а тут забуксовал. Единственное, что было для меня отдушиной в постижении этого проклятого языка, так это иероглифы. На второй день я поймал себя на мысли, что отдыхаю от заучивания правил, просто запоминая различные иероглифы из толстого фолианта. Искать сходства в фигурах было интересно, а вот разбираться в мудрёных правилах письма — тяжело и скучно.
В общей сложности я потерял на зубрёжку этого языка пятеро суток. Когда учитель появился в доме седьмой раз с того момента, как я туда заселился, он наконец-то удовлетворился моим владением оминусом, хотя было заметно, что он ожидал большего.
— Следующий шаг — это постижение сути магии, — сказал он мне, отодвинув книги и исписанные листы в сторону. — Магия строится из энергетических потоков, которые ты должен канализировать либо через собственное тело, либо через какой-нибудь фокус. Чем больше у тебя опыта и практики, тем проще тебе пропускать сквозь себя энергию, концентрировать или даже генерировать её. Фокусом может быть какой-нибудь амулет, посох, — он кивнул головой на моё оружие, — и даже гримуар. С некоторыми из них проще, какие-то лучше пропускают определённые потоки энергии… но постепенно все они уступают чистой мощи разума. Для начала тебе необходимо научиться видеть эти потоки. Смотри, — Кансуз начертил пальцем в воздухе перед собой простенький знак. — Увидел линии?