Ненужная крепость

Он не давал излишней воли сборщикам дани и владыкам, и малым людям Куша жить стало легче, а дань государю при этом даже возросла, вызывая довольство доброго бога. Рудники и копи росли, и росли сторожевые башни и крепости. По его приказу, кстати, была заложена и эта башня, крепость Хесефмаджаиу. Храмы множились, славя богов и царя, а заодно — и наместника. Власть владыки Юга не простиралась за пороги, и в Абу не было его воли. Однако он построил себе и там тот добрый дворец, резиденцию свою, дивно украшенный и снабженный всякими прекрасными вещами, и вскоре наместник Абу, словно подчиненный к начальнику, ходил к нему внимать словам его и соразмерять решения свои, чего не было доселе от века. В первые два года своего наместничества сделал он больше, чем многие стражи южных врат за две жизни.

Когда Великий на 30-й день третьего месяца сезона Перет взошёл на свой горизонт миллиона лет и пересек камышёвые поля, тогда только князь впервые покинул Куш, ибо невозможно не почтить царя владыке такого ранга, не явившись на церемонию отверзания уст. Погребальные дары Юга и Пунта были неслыханны и богаты, но уместны для столь великого царя и не кичливы.

Царевич Аменхотеп-Хека-Иуну [108] , уже больше двух лет бывший соправителем своего величайшего отца, стал в надлежащий срок добрым богом Аахеперура [109] . Теперь Его Величество предстал как прекрасный молодой царь, ставший «хорошо развитым» и завершивший свои восемнадцать лет в силе и храбрости [110] . Было время Перет — когда все новое прорастает и славит Владыку Безмолвия Осириса. Та-Кем была сильна, как никогда, и, казалось, это добрый знак для нового царя. Но не успели завершиться надлежащие погребальные торжества и окончательное восхождение царя на трон, как словно рябь пошла по Великому Зелёному [111] . Окончательное — ибо он более двух лет правил совместно с отцом и большая часть ритуалов была свершена. И уже многие обряды творил он, а не его блистательный отец — уже трижды изливал он семя свое в Хапи, и разливы были высоки, а урожаи обильны, что, несомненно, было добрым знаком богов. Тяжела и властна была десница отца его, и уже лвенадцать лет, с тех пор как были втоптаны в прах полки митаннийского царя Шаушшатару при Каркемише, не дерзали владыки северных покоренных земель, до Речену и Нахарины [112] , и уж тем более — Джахи [113] , Фенху [114] и Зехер [115] поднять свой взгляд от сандалий его. Но коварные Черноголовые из земли Миттани (тогда так казалось, что это лишь они), не позабывшие еще, как нагло и подло попирали они землю Та-Кем во времена царей-пастухов, не прекращали мелких пограничных стычек и войн все это время. Тут они решили воспрять против доброго бога и вовлечь в это безумие своих давних союзников по тем печальным временам.

108

Аменхотеп II

109

Великое проявление Ра

110

подлинный текст по поводу воцарения

111

море

112

другое название Миттани, северной Сирии

113

Финикия

114

Палестина

115

область южнее Библа и Тира

Восстали подстрекаемые ими презренные страны Генеунтиу и Кенемтиу [116] , Фенху и Зехер и Джаху смущены и волнуются, а патрули и верные люди Двух Земель гибнут, Арса [117] задерживает медную дань, Кефтиу [118] строит козни. Эти ничтожные полагали, что молодой бог воин худший, чем его отец, и они справятся с властью его. О, как жестоко они просчитались!

Его Величество Аахеперура был ещё больше солдатом, чем его Величайший родитель. Лук его был отобран им самим из 300 самых сильных в стране, и никто не мог натянуть его. Он сам взрастил лошадей своей колесницы и не было скакунов быстрей и неутомимей. Он — воин быстрый, решительный и безжалостный. Меч его остер и рука — тяжела. Одним ударом он ссекает голову ориксу. Никто тогда не знал еще, что война — его жизнь и дыхание. И вот — на следующий же день после тронных праздников он лишь с отборными своими спутниками из Отряда львов Ра бросается на бродяг восточной пустыни. Никто не ждал такого, Его Величество — буря, лев и ужас врагов. Подлые кочевники повержены в пыль и убиты, страны Генеунтиу и Кенемтиу приведены к покорности. Победа была столь молниеносна и достигнута столь малыми силами, а наказание столь неотвратимо и страшно — не только жалким царькам их, но и всем семьям их и придворным тут же отрубили головы. Но тогда ещё не стало широко известно, что Его Величество лично со своими ближними сделал это.

116

пустыня к востоку от Нила в районе дельты

117

Кипр

118

Крит

Когда Его Величество вернулись, по его приказу были завершены надписи в гробнице и в Великом храме Ра в честь отца его. Я и сейчас помню ее, Амон прославляет Великого и говорит ему:

Я пришел и дал тебе разбить князей Джахи, Я поверг их под твою пяту среди холмов их; Я дал им увидеть твое величество, как владыку лучезарности, Так что ты просиял им в лицо, как мой образ. Я пришел и дал тебе разбить азиатов, Ты взял в плен вождей азиатов из Ретену; Я дал им увидеть твое величество, покрытое украшениями, Когда ты взял оружие войны в колеснице. Я пришел и дал тебе разбить восточную страну, Ты низверг находящихся в областях Божественной Страны; Я дал им увидеть твое величество, как кружащуюся звезду, Когда в огне разбрасывает она пламя и дарует из себя росу. Я пришел и дал тебе разбить западную страну, Кефтиу и Кипр в ужасе; Я дал им увидеть твое величество, как юного быка, Твердого сердцем, рогатого и непреоборимого. Я пришел и дал тебе разбить живущих среди болот. Земли Митанни дрожат от страха перед тобой; Я дал им увидеть твое величество, как крокодила, Владыку страха в воде, к которому нельзя приблизиться. Я пришел и дал тебе разбить живущих на островах, Находящиеся среди великого моря слышат твой рев; Я дал им увидеть твое величество, как мстителя, Возвышающегося на спине своего убитого врага. Я пришел и дал тебе разбить ливийцев, Острова Утентиу принадлежат мощи твоей доблести; Я дал им увидеть твое величество, как яростноокого льва, В то время, когда ты превращал их в трупы в их долинах. Я пришел и дал тебе разбить крайние пределы земли, Окружность Великой Дуги (Океана) у тебя в руках. Я дал им увидеть твое величество, как парящего ястреба, Схватывающего то, что он видит, как ему захочется. Я пришел и дал тебе разбить находящихся у твоей границы, Ты взял Обитателей Песков живыми в плен; Я дал им увидеть твое величество, как южного шакала, Быстроногого, потаенно идущего, рыскающего по Обеим Странам

Намек был понятен. Тайные враги и подстрекатели из Страны Рек (Миттани), убоявшись неминуемого гнева доброго бога, впервые сами направили к Дверям Великих Врат посольство. Даже при Великом отце царя не бывало такого. В Митанни в это время правил то ли противник Великого на поле брани — царь Прасадатар, то ли его сын, новый царь Митанни Саушсадатар — я уж и подзабыл… Правительство Митанни предлагало новому повелителю Та-Кем положить конец многолетней войне между двумя могущественными странами.

Это произошло как раз во то время, когда после окончания похода, на празднике в честь города Нэ [119] Его Величество вновь устроил гонки в гребле. И здесь отличился прославившийся еще при прежнем царе своей храбростью и силой военачальник Аменемхеб, отец вернейшего спутника и соратника юного царя, который греб наравне с царем. Аменхотеп был так восхищен этим, что назначил Аменемхеба «начальником войска», то есть главнокомандующим армии, невзирая на недовольство знати из-за низкого происхождения главнокомандующего. Однако, надо отметить, что прежде, чем поступить данным образом, царь собрал полные сведения по жизни и умениям Аменемхеба. Будь он трижды отцом соратника и четырежды лучшим гребцом, не стал бы он Великим всякого войска, если бы был плохим командиром. А попутно с праздником… Царь не забывал ничего и никогда. Жизнь Большого Дома и Великих врат — Большая тайна и Великая опасность. В дни праздников и соревнований многие царевичи и их матери перестали быть. Как кончились их дни, был ли тайный суд или их жизням был просто положен предел по велению Молодого Бога — не знаю. Но тогда Сады Услад [120] опустели и наполнились ужасом. Жены Великого, к которым Великий наиболее охладел после смерти прежнего наследника и вызывавшие наибольшее раздражение у матери царя, Меритра-Хатшепсут, совершенно точно были задушены, задушены, ибо нельзя проливать священную кровь, и похоронены в тайном месте. Царевны и царевичи, их дети — тоже.

119

Уасет, по гречески Фивы

120

дворец, где размещался гарем

Глава 22

Я не знаю, принимал ли молодой бог личное участие в казни. Даже если и принимал — кто я, чтобы судить о его делах? Ему досталась нелегкая доля — быть сыном великого отца. К тому же он родился тогда, когда его венценосный отец уже мог по возрасту быть его дедом. Смерть наследника престола и боязнь потерять нового Великого царского сына не привели к тому, что Великий излишне баловал последнего — он был воистину велик и мудр! Но, невзирая на возраст, царь проводил полгода в воинских походах, вдали от Высоких врат. Всё же он успел воспитать истинного мужчину и воина, возможно, более великого, чем он сам. Воина. И даже командира и полководца. Но не успел — военачальника и царя. О, армия обожала молодого царя — тот был страшен врагам и ласков — к солдатам. Он был свой, он был — первый воин. Он был даже величайший воин Двух земель. Отличный командир отряда, даже большого. Но — да не сочтут боги это за святотатство! — весьма средний главнокомандующий и я уж совсем воздержусь от его оценки как царя.

Величайший, самый прославленный победитель, полководец и военачальник, в первую голову был строитель и созидатель. Вернувшись из боевых походов, он за полгода успевал объехать все свои стройки и проверить — как они продвигаются и всё ли идет в соответствии с его планом и предначертанием. А строил он много. Храмы по всему Хапи, от Дельты до четвертого порога, в самой дали Куша, города вокруг них, и дороги между ними, обелиски и монументы при них. Но это все, при всем величии и размахе, было мелочью. Он строил страну, великую, величайшую. Он сотворил ее из того, что было у него в руке — диких маджаев, своенравных нехсиу, непокорных сирийцев, не забывших еще, как они были царями севера истинной земли. Он сплетал из них всех единый и могучий народ, огромную страну от четвертого порога до великой перевернутой реки. Он успевал предотвратить бунты и заронить общность, понимание одной великой державы и одной великой судьбы. Жизнь всех колен и племен под рукой его украсилась. Все познали пользу единства, дороги стали легки и безопасны, товары и мысли проникали из края в край. И в Джахи и Фенхи забыли голод, ибо всегда, в самый засушливый год был хлеб из Та-Кем, и скот вновь стало можно гнать в сухой сезон на выпас в дельту Хапи. А в Черной земле было теперь изобилие кедра, и в саду храма Амона произрастали неведомые растения из чужедальних стран. Мы привыкали к грушам, дыням и гранатам, и к нежной мягкости тончайших финикийских тканей, красоте золотых и серебряных сосудов прекраснейшей работы, вышедших из искусных рук тирского ремесленника или из мастерских отдаленных чужедальних стран Малой Азии, Кипра, Крита и островов в Великом Зеленом. Роскошные украшения из резной слоновой кости, тонко выложенные черным деревом колесницы, окованные золотом и сплавом золота и серебра, и бронзовые орудия войны — все приезжало сюда как дань либо товар; кроме того — чудные лошади для конюшен фараона и неисчислимое количество наилучшего, что производили поля, сады, виноградники, огороды и пажити Азии.

Мы привыкли к пиву из Кеде [121] и хлебу Келешет из Камха [122] , и к вину из Хару, получали самое хорошее растительное масло из Эрсы, Хеты, Сангара, Эмура, Техесы и Нахарины. Лучший инжир поступал из Хару и он успевал добраться вплоть до Абу прежде того, как испортится. Золото Куша доходило до Великой перевернутой реки, белые льняные ткани учились носить в Тире и Сидоне. Люди привыкали быть одной страной, и эта страна нарастала с каждым днем могучей мышцей на едином скелете из дорог, городов и служб царя. Но — величайший не успел, и, взойдя на горизонт миллиона лет, он еще не сплавил народы в единый слиток и не сковал страну воедино.

121

Вавилония

122

часть Сирии

И при величайшем бывали бунты. Но он мудростью своею делал с их помощью страну лишь крепче, словно они были молот в его руках искусного кузница — он проковывал страну, удаляя шлак из поковки, деловито и без злости. Не то был новый царь. Он тоже любил усмирять бунты, но по сравнению с отцом был слишком быстр, слишком свиреп и резок в решениях. Он боялся показаться мягким, ибо думал — подданные примут это за слабость. Он боялся быть милосердным. Молодость безжалостна и тороплива. Боясь показаться слабым, он старался быть даже жестче, чем был, а мягкости в нем было и так не много. Он считал, что твердый — значит прочный.

Усерсатет поначалу очень желал воспоследовать за повелителем на подавление бунта в Кенемтиу, ибо сопровождающий царя в мирное время — это намного меньше, чем его спутник и оруженосец на поле битвы. Что до Генеунтиу — князь не верил, что это был бунт, а не просто смута и волнения и что Первый Генентиу виновен в этом. Однако же правителя казнили со всей семьей и еще другими, обвиненными в измене и мятеже. И были казнены также и многие, кто не колебался в верности своей Великому дому. Но они имели несчастье жить и быть заметными в возмутившихся краях. Князь Юга, безусловно, не оспаривал волю Великого дома. Тем более скорое посольство Миттани, казалось, говорило о полном успехе принятых Благим Богом мер. Но Царскому сыну Куша показалось, что Его Величество отдалился от него, подняв к своей груди и ладоням солдат и офицеров, бывших с ним и готовых мгновенно и с восторгом, не сомневаясь и не думая, выполнить его любую волю. Нет, он не смел осудить волю царя, но ревность ужалила его душу, как мне кажется. Ибо я тогда был еще совсем мелким ребенком и слышал об этом времени и делах этих от старших и самого Царского сына Куша Усерсатета, но много позже. Князь Юга говорил нам его слугам, что нельзя вырубать плодовые деревья и виноградники на земле, которую ты хочешь удержать. Бунт побеждается быстро, неделя, месяц. А дерево растет годами. И срубленное плодовое дерево годами растит не фрукты и финики, а рознь и вражду.