Ненужная крепость

Наместник, вольно или нет, иногда говорил с нами о жизни Великого дома, и многое услышанное придавало нам важности в наших глазах. Мы были причастны к жизни богов! Наверное, я стал третьим доверенным секретарем именно потому, что быстро избавился от этой глупости. И тогда мне стали доверять действительно важное. Не сразу. А царский сын Куша дозволял себе быть при нас троих не сановником, а человеком.

Именно в это время он осознал, что слишком рано достиг того, к чему многие идут всю жизнь. Он начал уставать от того, что был царским сыном Куша. Ему хотелось дальше и выше. Но выше были только два человека во всей Та-Кем — великий Чати [144] и благой бог… Чати он быть не хотел. Благим богом — не мог. И еще — он был уже немолод. Ему исполнилось тридцать три года. Постройка гробницы, вместо мыслей о вечной жизни за тростниковыми полями в царстве Запада, навела его на другие размышления. Вместо посмертия он задумался о бессмертии.

144

визирь, премьер-министр

На эти мысли его к тому же искусно толкали двое его приближенных из числа нехсиу, детей дворца. Они впитали лоск и привычки Та-Кем и во многом стали больше египтянами, чем сами египтяне. Но расти они могли только тут, под ладонью хранителя южных пределов. Они понимали, что это и их предел, но скучали по жизни при дверях Великих Врат и по всей неизвестной прочим жизни Великого дворца, опасной, сладкой, трескучей и блестящей. И быстро почуяли подобную же тоску у наместника. Занимаясь привычным, они старались быть полезными и важными для князя. При этом им не важно было, воистину ли то, что делают они, хорошо и полезно для Та-Кем или хотя бы Куша. Они оказались между двумя ещё не едиными странами, чужие и там, и там, и привязанные к каждой из них, и, вместо того, чтобы менять себя под нужды державы, неосознанно хотели изменить державу под свои нужды. При том они были разумны, образованы и блестящи, говорили уместно, иронично и впечатляюще. Они всегда были эффектны и заботились об этом, но не всегда были эффективны. Как умный человек, князь с большими сомнениями относился к их заслугам и умениям чиновников и писцов, но политика вынуждала дать им важные должности, но так, чтобы они не принесли серьезного вреда. Пришлось придумать какие-то синекуры при себе. Но постепенно, то ли тонкой лестью, то ли просто привычкой — эти двое сумели достичь приближенного к князю положения. Они были ещё двумя его ближними людьми. Были и другие — господин и наставник маджаев царских, начальник всякого скота, главный писец дома золота и серебра и еще многие чиновники и семеры. Но они были либо для каких-то отдельных дел и задач, или для блеска и пышности. Настоящими его приближенными, теми, с кем он решал нужное и планировал важное, были Великий презренного Куша, царский писец сокровищницы считающий золото Куша, и Писец царского сына (это и были те два доверенных секретаря), начальник жрецов, начальник дома жертвоприношений богам, старший дворца — в его ведении была часть лазутчиков, хранителей тайн и прознатчиков. К этому кругу относились еще первый приближенный царского сына и два заместителя царского сына, заменявшие его во время отъездов и отлучек каждый на своем месте. Они ненавидили друг друга, поскольку принц нарочно сталкивал их и возбуждал ревность и неприязнь, дабы они следили друг за другом. Не менее важен был и Созывающий великую десятку юга и правители некоторых городов, начальник дома «Мощен поколениями», считающий людей и командующий войсками, а также начальник колесниц, начальник судовых отрядов. Эти люди и были главной властью в Куше и Вавате, многие из них, особенно в войске и храмах, были поставлены на эти должности лично царем. Они бдительно следили за движеньем всяким в ввереных им службах и за пользой царской. И еще бдительней — друг за другом. И почти все — за царским сыном Куша. А он — за ними. И многих из них, пользуясь их грехами и слабостями, сделал он людьми царского сына, а не царевыми.

Глава 24

Князь, долгие годы управляя Кушем, хотя теперь и проводил в столице больше времени, чем на Юге, многое знал об этой стране, ее людях, племенах и богах. Всем известно, что многие шаманы племен маджаев и даже нехсиу — великие колдуны. Поначалу интерес к их чудесам у Стража врат Юга не выходил за пределы обычного любопытства и опаски. Но эти двое приближенных, жалкие негры из детей дворца, случайно раззадорили его интерес к колдунам всяким и их волшбе.

Началось все с взаимной нелюбви князя и великой царевой жены. В ту пору Его Величество любил и баловал свою супругу и она не раздражала его своими капризами и непонятным. Всякая воля ее исполнялась не медля и всеми. Любой, вызвавший малое недовольство мог впасть в опалу. Усерсатет воистину опасался не только за свой пост, но даже и за жизнь. Заметив их с царицей неприязнь, эти двое презренных все чаще сводили разговор к тому, что в Та-Кем все прекрасно устроено и сотворено, но уж больно велика власть и самостоятельность женщин — даже имущество передается от матери, а не от отца. И что даже Великий дом не имеет должной его божественной сущности власти и влияния. Всем известно, как натерпелся Величайший от женщины-фараона [145] . Но и доселе ее имя украшает памятники и храмы их совместного правления, когда малый ростом, но великий делами еще не взял всю власть себе. Возможно, говорили они, Великого царя околдовали, и это колдовство длится и поныне, простираясь над Его Величеством, любимым сыном и наследником Величайшего, да будет он жив, здоров и процветающ! Но снять эту злую ворожбу можно, нужно лишь призвать величайших шаманов…

145

Хатшепсут

Это было похоже на крамолу, и князь поначалу оборвал этих презренных и отчитал их, но не строго. Однако разговоры эти в той или иной форме повторялись, и Усерсатет все менее сурово их выслушивал. В его голове начал зреть план — как обезопасить себя от царицы и уменьшить ее влияние. Великий дом преклонялся перед своим отцом. По сути, все его соревнования и воинские дела были попыткой соответствовать прославленному предку, величайшему полководцу. Если бы он чуть больше пробыл соправителем своего отца, возможно, он стал бы не менее великим царем. Но он не успел постичь премудрости управления мирной жизнью во всей глубине и не усвоил царское умение стоять над интригами дворца и дворцовых партий, искусно управляя ими и направляя в нужную стране и царю сторону. Он предпочитал силу прямую, явную и грубую силе незримой, умной и тонкой, изысканной и достойной владыки. Власти, использующей мощь противников, соперников и опасных своей властью и богатством союзников и подданных в своих целях, не прилагая собственных значительных усилий.

При ближайшем же приезде с данью в столицу князь принес большие жертвы в храмы, построенные Величайшим для прославления памяти последнего, что вызвало довольство и радость царя. Но Усерсатет разразился жалобами и причитаниями, что приходится вместе с Величайшим украшать посмертие и затенявшей его величие женщины-фараона и даже её фаворита — чати Сенмута. Сенмута Его Величество не любил, хотя знал его только по рассказам отца и его приближённых, ибо тот умер задолго до рождения нынешнего Благого бога. Умело и постепенно разжигаемый князем гнев привел царя к решению лишить Сенмута благого посмертия и стереть все упоминания о нем с монументов и памятников — и это было впервые за многие годы. Ибо лишить посмертия — дело злое и тяжкое на суде богов. Гнев царе на Сенмута воспылал как пожар и сжег страх перед богами. Даже саркофаг его раздробили на мелкие части, а мумию закопали в безвестной яме. Таким образом души его были лишены в посмертии насущного и необходимого и обречены на прозябание и угасание. Затем очередь дошла до ставшей с той поры неназываемой женщины-фараона, и ее Сильные имена [146] вскоре затерли на всех храмах, молельнях и обелисках, выстроенных совместно с величайшим. И даже на тех, которые строились только по ее велению, они были заменены на картуши Величайшего либо его сына, нынешнего царя. Все же ни ее склепа, ни мумии не коснулись.

146

Т.е., царские имена — тронное, Хорово, Небти и Золотое

Главным же было не это. Царский сын Куша подспудно добился появления у царя мысли, что не женское это дело — власть. И даже стоять рядом с властью ей не следует. Если учесть, что после многих родов красота царицы начала увядать, а амбиции и капризы — только росли, то раздражение царя женой нарастало, как вода в Хапи при разливе. А если помнить, что стараниями стража Юга Его Величество постоянно получал в качестве второстепенных жен и наложниц красивейших девушек со всех царских дворов известного мира, закат владычества Великой царской жены был предрешён и без колдовства. Но, тем не менее, разговор о могуществе шаманов запал в память князю.

Жизнь его перевалила за середину. Подняться выше он не мог. И его начала одолевать идея о переменах. Нет, не бунт или что-то такое… Постепенно явилась мысль о бессмертии — не бессмертии в памятниках, а вот так, чтобы жить вечно и не старея… Но, наверное, этого не могут и самые могущественные колдуны! Хотя — ведь не на пустом же месте возникли легенды о мудреце Деди из Джед-Снофру? Говорят, у него была книга, написанная самим Тотом, он мог оживить гуся, которому отрубили голову, прирастив ее на место, и никто не слышал, чтобы он постарел и умер. Просто в один из дней он взял да и исчез из дворца. Может, таковы же и могущественные нубийские колдуны? Сначала отголоски этих его дум прорывались в разговорах с нами, его ближайшими помощниками. Но через какое-то время их словно ножом обрезало. Однако я убедился, что с презренными теми дело зашло дальше разговоров. Жизнь во дворце и рядом с владыками приучает все время быть начеку и всегда стараться слышать больше и видеть дальше. Знания часто облегчают или даже спасают жизнь сановника, а их отсутствие — губит, особенно — знания тайные и знания тайн всех иных прочих.

В мои обязанности входило следить за разными дикими племенами. Я изучил их языки и наречия и часто объезжал их. Мои хранители тайн и прознатчики сообщали мне об урожаях и добычах, распрях между племенами и их жизни внутри себя — кто правит народом этим, его семья и друзья, а тем паче — враги. Что ждать от него и ближних его. Я по приказу князя приготовил доклады о богах и колдунах всех этих народцев, о чудесах, творимых ими и слухах о них, колдунах этих. Но потом эти доклады прекратились. Однако я видел, что интерес хранителя Юга к тайнам и чудесам только вырос. Мои «глаза и уши» докладывали мне о гонцах в племена разные и людях, ищущих встреч с наиболее могущественными колдунами. Некоторые, как я знал, даже посетили резиденцию князя, но так, что визит их прошёл в тайне даже от нас. Будь я осторожнее, я бы на том и успокоился. Но любопытство подтачивало меня, как лихорадка. Я начал искать большего, хотя понимал, что это может стоить мне головы. Кроме того, тут было и другое. Последние разговоры князя показывали его недовольство своим положением. Известно стало мне и то, что доверенные посланцы князя были направлены в пределы Та-Кем, в Уасет [147] , в Анх-Тауи [148] , в Та-Меху [149] и более всего — в Нен-Несу [150] , в Дом Счета. Направлялись они не по делам царёвым, а князем, но как бы сами по себе. Более того, были посланы доверенные люди и в чужедальние страны севера, в Мегиддо, Угарит и даже Хатти. Зачем? Я подозревал измену, а, не смотря на то, что я считался и был приближенным царского сына, выше всего я полагал тогда и полагаю сейчас могущество и процветание Та-Кем. Если бы я удостоверился, что дела и поиски князя не принесут вреда Его Величеству и стране, клянусь, что немедленно бы прекратил свои дознания. Пока же я искал выхода на безопасный разговор с хранителем тайн Чати или жрецами Амона из Великого храма в Ипет-Сут [151] . Я не собирался становиться их человеком, но, если бы я выявил измену, об этом как-то надо было оповестить Благого Бога. К тому времени я уже проработал под ладонью царского сына шесть лет, считался (и был) его надежным человеком. С одной стороны, мне могли не поверить люди этих могущественных вельмож и жрецов, полагая мои слова и дела интригой князя, с другой — я мог бы лишиться головы, если бы это стало известно владыке Юга.

147

Фивы

148

Мемфис

149

дельта Нила

150

Гераклеополь

151

Карнак

Мне удалось дать знать о своем беспокойстве и причинах его так, чтобы не опорочить князя — ибо мои мысли пока не были ничем подкреплены и негоже очернять человека из одних лишь подозрений. Но, с другой стороны, мне поверили в том, что это — не коварная ловушка принца Южных врат. Как я понял, все эти тайны князя остались незамеченными со стороны людей чати и вызвали немалое их беспокойство. Я же тем временем узнал, что встречи с колдунами проходили в новом месте отдыха князя недалеко от Амады, города, где власть его и почитание были особенно сильны, ибо все помнили, как он отвел гнев царя во время похода третьего года — Амада была первым неразграбленным и неразрушенным местом. Не сразу, но мне удалось заслать туда двух преданных мне нехсиу. Вернулся лишь один. То, что он поведал, повергло меня в ужас. Тогда я и узнал впервые о Потерянных душах.

Место отдохновения царского сына звалось «Сады радости Хора», и располагались на возвышенном холме прямо у Хапи, чтобы не пострадать при его разливе, невдалеке от Амады, но уединенно. Попасть туда можно было или с реки, или по единственной дороге между скалами. Допускались туда только люди по соизволению князя, а само поместье тщательно охранялось стражей и патрулями с собаками.

Но попадали туда и совсем другие люди — в усадьбу обозами доставляли зерно и вино с севера и все то, что нужно для пропитания и жизни многочисленной челяди и немногих гостей. Обозы ходили часто, и их водили не какие-то отобранные люди, а — когда грузовая смена судовой команды, доставившей зерно, когда — погонщики из дикого племени, пригнавшие коз и быков. Мои прознатчики решили воспользоваться этой оплошностью стражи и проникнуть под видом пастухов в усадьбу. Но сперва попытались подняться на скалы и с них понаблюдать издали — что представляет из себя поместье и как туда можно попасть (и выбраться) по-другому. Один поднялся на скалу, второго чуть не застиг дозор. Это был добрый воин, но с виду он был как обычный нехсиу и настоящего оружия у него с собой не было. Да и влезать в драку — значило полностью провалить все дело. Ему удалось затаиться и остаться не найденным. Помочь напарнику он не смог, но надеялся, что тому хватит сообразительности не спуститься со скалы. Напарник же внимательно изучал поместье с горы, пытаясь понять, где какие службы находятся, пути стражи и ее количество, место, где живут господа, где — слуги. Особенно он старался понять, где размещена стража, и куда стоило бы пробраться. Поместье было как царский саркофаг, где один изысканный ковчег вечности скрывает в себе другой, более ценный, а тот — третий, из чистого золота — за внешней стеной был обширный сад, затруднявший обзор, и дома, по-видимому, для слуг и стражи. Но далее были еще одни стены, более высокие, дворец князя и, как ему показалось, еще одни стены.