Необъявленная война

— Все как-то туманно, — обдумывая услышанное, ответила Гермиона.

— Все, что могу. Будем считать, что я ответил. И что там тебя волнует, напомни? — Драко нервничал. Его проклятая кровь будто развязывала ему язык, пытаясь нанести удар. Стараясь отпугнуть Грейнджер, не давая тем самым Малфою ни малейшего шанса.

Сколько Драко еще продержится? Неизвестно.

— Ты… — тихо прошептала Гермиона.

И она поцеловала его. Сама. С наслаждением пропуская его мягкие волосы между тонких пальцев. Прижимаясь к нему все сильнее и сильнее.

Прикосновение ее губ были голодными. Бездумными. Пылающими. Не позволяющими Малфою удержаться от того, чтобы мысленно произнести:

«Ге… Гермиона…»

Сегодня ему было явно сложнее себя сдерживать, чем в прошлый раз. Наверное, более сильный страх совершить ошибку не давал проявиться этому в полной мере. Малфой ускорил поцелуй… обжег дыханием…

— Драко… стой… Драко… — Гермиона уперлась ладонями в его плечи.

— Перестань повторять мое имя… Черт!

Он стал жадно целовать ее, и его руки бесцеремонно блуждали по телу Гермионы. Если она и хотела сделать этот поцелуй коротким, то не смогла бы. Сама мысль, что теперь это не из-за дурацкого спора, а из-за нее, заставляла неосознанными стонами отвечать на его ласки. Как только Малфой слегка прикусил ее нижнюю губу, она с трудом оттолкнула его.

— Можно… я спрошу не про нас? — пытаясь выровнять дыхание и отвлечь их обоих от желания продолжить игру, спросила Гермиона.

— Ты же так просто не отстанешь? — Драко дышал намного глубже нее. — Наверное... да, спрашивай. И с тебя снова поцелуй.

— Ты так и будешь меня подлавливать, Малфой? — в эту минуту Грейнджер нисколько не злилась. Ей он таким нравился.

— Постоянно. Иначе не умею. Знала, на что шла.

— И что на этот раз? — Гермионе хотелось поддаться. У опасности и искушения свой неповторимый аромат. И они оба это чувствовали.

— Выбирай сама. Сейчас я буду снисходителен.

Драко даже и подумать не мог, что она расстегнет пару пуговиц на его рубашке и поцелует открывшуюся взгляду полоску тела. Он чувствовал прикосновение ее мягких губ и языка, и желание дало знать о себе с новой силой.

Малфой тихо взвыл, приподнял Гермиону и прошептал в полуоткрытые губы:

— Ты напросилась… нагло… глупо… — он поцеловал ее. Снова. Так же нетерпеливо и жарко. Пресекая любые возражения.

Спешно потянул завязки на ее мантии, целуя изогнутую шею.

— Не говори «нет»… — сорвалось с его губ. — Еще рано… Только не сейчас!

Его руки смело заскользили по груди Гермионы, и, если бы она не остановила его, он бы стал раздевать ее. Без сомнения!

— Драко... Хватит! — она прижала его пальцы к собственному телу ладонями. — Кви про кво...

— Блин, что там у тебя еще за вопрос? — приглушенно простонал Малфой. — Говори. И я хочу… твою грудь. Ведь был уговор лишь про место и поцелуй. Кто кого — не уточнялось.

— Малфой! — с возмущением воскликнула Гермиона.

— Нет, Грейнджер, уговор есть уговор. Вопрос. Я жду.

— Тогда я спрошу нечто особенное. Это про вашу родословную. С ней что-то не так, я знаю. Я не один день провела в библиотеке, изучая ее.

Драко занервничал не на шутку.

— Черт, — качая головой, сказал он и выдернул пальцы из "плена", — я же просил тебя не думать об этом. Подумаешь, последний из рода!

— Вот сейчас ты хитришь! И мне кажется, не зря.

— Что же именно тебя интересует? Я должен перечислить всех моих родственников? Это так увлекательно? — Драко отступал очень медленно, предчувствуя угрозу.

— Я думаю, ты знаешь ответ, Малфой. Начиная с Арахниуса, у вас в роду рождались только мальчики. Весь волшебный мир в курсе, что они для вас истинные хранители рода. Но ведь столько поколений! Это нарушает законы природы, и волшебная палочка на такое не способна! Это алхимия! Я права?

Драко побледнел. Он не мог произнести ни слова. Просто не мог.

Снова заговорила Гермиона:

— Не отвечай. Выражение твоего лица говорит за себя. Только Арахниус слыл ловеласом, а не могущественным алхимиком. А такое мог сотворить самый сильный из них, но Николас Фламель тогда был совсем ребенком. В ту пору сверхспособностями обладала только его мать, которая в какой-то момент всё бросила и занималась лишь воспитанием единственного сына. После внезапной кончины матери и мужа, потери ребенка, Николас составил весь смысл её жизни. Но его мама, Кларисс, была строга в отношении многих вещей, и она бы никогда добровольно не пошла на такое вмешательство. Поэтому она и выступала против создания философского камня. Смерть, любовь, свобода воли и прочие таинства жизни — все это должно оставаться без вмешательства магии. Я читала мемуары Фламеля.

— Древнеисторическое расследование закончилось? Нет?! Мне все равно. Тема закрыта. И что ты имеешь против мальчиков? — Малфой твердо решил сбить Гермиону с мысли.

— Ничего, но…

— Теперь, — оборвал ее Драко, — когда мы выяснили, что мой предок был преступником, вспомни, что дети не должны отвечать за грехи отцов. И хотя ты все за меня сказала, я хочу получить обещанное. Грудь, Грейнджер...