Необязательная страна

Многие иранские производители сегодня переместили все свое производство в Китай. Производитель кухонного оборудования для внутреннего иранского рынка объяснял мне, что он вынужден был закрыть свою фабрику в Иране, потому что не мог получить аккредитивы в западных валютах и не мог выдержать высокую стоимость электроэнергии и импорта. Он перевел свое производство в Китай. И теперь он отправляет свою продукцию, произведенную в Китае, обратно в Иран через Дубай, и как «китайский» производитель он может продавать ее на гораздо более широком рынке на Ближнем Востоке и в Африке. Он лично процветает, но иранцы, которые работали на него на родине, остались без работы. Санкции не остановили ядерную программу, но поставили Иран в зависимость от Китая в экономическом плане. Может ли за этим последовать стратегическая зависимость?

Вашингтон считает свою иранскую политику чем-то отдельным и отличающимся от давления, применяемого к Пакистану, но факт остается фактом: политика США подталкивает эти две отдаленные друг от друга страны ближе друг к другу, и точно таким же образом она закрепляет китайское господство над их экономиками. Иран и Пакистан представляют для азиатской стратегии Китая то же самое, что для Америки представляют Вьетнам и Индия. Две страны, имеющие значительное влияние в Афганистане и Средней Азии, могли бы служить опорой «стратегии шелкового пути» Китая. Установив контроль над Афганистаном после ухода оттуда Америки, они могли бы контролировать поступление богатств недр Средней Азии в порты Персидского залива и Аравийского моря или по сухопутным трубопроводам прямо в Китай. Добавьте Турцию к ирано-пакистанскому дуэту, и Китай обеспечит себе экономическую гегемонию над обширным регионом, простирающимся от северо-западных границ Индии до юго-восточного угла Европы.

Мы сегодня относимся к Ирану и Пакистану с враждебностью. Они выглядят угрожающими, если смотреть на них узко через линзы наших нынешних региональных приоритетов, поэтому мы изолировали Иран и отлучили от себя Пакистан – и нам по-прежнему не удалось изменить их. Но вскоре в наши приоритеты войдет Китай, а это значит, что не в наших интересах будет оставлять эти страны без внимания, чтобы они становились опорой силовой политики Китая на Ближнем Востоке. Для того чтобы противостоять китайскому вызову, надо строить мосты, а не отталкивать Иран и Пакистан.

Региону не станет лучше под пятой Китая. Поистине, мы не делаем одолжения нашим региональным союзникам, решив сохранить наше присутствие в этом регионе. Нам следует так поступать, потому что наше присутствие там – это значимый способ (не только с истребителями и авианосцами, а и с экономическим и невоенным присутствием) нашего неприятия китайского доминирования. Мы находились бы в контролирующей позиции рядом с энергетической линией жизни Китая, а это как раз то, чего китайцы пытаются избежать. Китайские руководители могут верить в мирное возвышение их страны и учитывать последствия их меркантилизма, вызывающего конфликты, но они также считают, что намерения Америки не являются мирными. А это может означать военное столкновение в перспективе и, что совсем уж плохо, серьезные трения с последствиями для американской и китайской экономик – новый вид «холодной войны».

На ближайшее будущее Китай будет удовлетворен дивидендами, получаемыми от усилий США по обеспечению безопасности. Американская военная мощь, дипломатия и помощь в развитии поддерживают некое подобие порядка в Персидском заливе и на Большом Ближнем Востоке. Чтобы Вашингтон оставался довольным – и чтобы Америка не создавала нестабильность, – Пекин готов предоставить Соединенным Штатам дозированную поддержку по Ирану и Пакистану. Пекину не хотелось бы, чтобы упрямство Ирана или авантюризм Пакистана вызвали большую военную вовлеченность Америки в регион. Сопротивление Америке со стороны Ирака Саддама Хусейна и управляемого талибами Афганистана вело не к меньшему, а к большему американскому присутствию в регионе. Плодом американской войны с Ираном или Пакистаном была бы региональная нестабильность и (в конечном итоге) правительства в Тегеране и Исламабаде, которые были бы ближе к Вашингтону, чем к Пекину (правительства Малики и Карзая в Ираке и Афганистане тут являются неопровержимым подтверждением). А это было бы не в китайских интересах. Для Пекина было бы лучше, если бы на какое-то время Иран и Пакистан поддались бы иностранному давлению, чтобы Америка оставалась не у дел.

Стабильность на Ближнем Востоке полезна Китаю, потому что она могла бы помочь снизить цены на нефть. Америка когда-то была источником такой стабильности, но ее политика и более всего ее разговор о желании сбросить с себя ближневосточное бремя подогревают ажиотаж на нефтяных рынках. Для Пекина политика США представляет собой потенциальный источник того, что экономисты называют «внешним фактором». Другими словами, если Соединенные Штаты меняют свою политику в направлении конфронтации и отходят от поддержания стабильности в регионе Персидского залива, Китаю придется платить надбавку за увеличение рисков при покупке нефти. А это приведет к стиранию относительного преимущества в торговле Китая. И Пекину не хотелось бы, чтобы такое случилось. На ближайшее будущее, следовательно, он советует Ирану и Пакистану сохранять спокойствие и избегать нагнетания напряженности в отношениях с Америкой. В отдаленной перспективе это может означать, что Китай будет приветствовать сокращение роли США в регионе.

Тактическая поддержка Китаем целей США порой представляется Вашингтону как сближение интересов. К примеру, будучи озабоченным в связи с американскими военными ударами по ядерной программе Ирана, Китай согласился с санкциями ООН и надавил на Тегеран, чтобы тот серьезнее отнесся к шестисторонним переговорам. Точно так же, когда отношения США с Пакистаном ухудшились донельзя в 2011 и 2012 годах, что привело к риску нарушения стабильности в Пакистане и создало серьезные перспективы столкновения между Вашингтоном и Исламабадом, Китай отклонил пакистанские просьбы о помощи. Он вел работу с Исламабадом, чтобы тот примирился с Вашингтоном, а сам отказался от привычной для него уклончивой позиции, согласившись на неофициальные переговоры с Америкой по Пакистану.

Америка рассчитывает на помощь Китая в делах с Ираном и Пакистаном, в то время как Китай рассматривает Иран и Пакистан частью своей политики ведения дел с Америкой. Если бы Америки не было на Ближнем Востоке, Китай не считал бы себя вынужденным задабривать Америку; он бы гораздо смелее отстаивал свои узкие экономические интересы – и затраты Америки (и ее союзников) действительно стали бы больше.

Китай мог бы начать с перекрытия доступа Индии к энергоносителям и рынкам Средней Азии и Ближнего Востока, делая в отношении Индии то, что, как Китай боится, могла бы сделать Америка в отношении него самого. Япония и Южная Корея могли бы тоже пострадать. Все разговоры сегодня в американских внешнеполитических кругах идут вокруг того, как отладить отношения США с Японией и Южной Кореей с целью оказания давления на Китай. Но эти две азиатских страны зависят от тех же самых энергетических ресурсов, что и Китай, и чем больше растет влияние Китая на Ближнем Востоке, тем больше они должны подстраиваться под Китай для того, чтобы защитить свое энергоснабжение. Если Америка хочет, чтобы Япония и Южная Корея оставались независимыми от Китая и были в состоянии противостоять Пекину, она должна отстаивать позиции Токио и Сеула на Ближнем Востоке – не от арабских поставщиков, а от Китая.

Со временем регион, в котором господствует Китай, будет выглядеть как Китай. Продвижение на Большой Ближний Восток в поисках источников энергии и рынков будет формировать регион по его образу и подобию: недемократичный и меркантильный. Со своей стороны Америка сделала ставку на арабские монархии Залива (которые сами по себе не являются бастионами демократии). Китай присматривается к ним тоже на предмет покупки их нефти и газа, но опорами ближневосточной стратегии Китая являются Турция, Иран и Пакистан – страны «северного пояса», с которыми Америка установила дружественные отношения во время «холодной войны». В те годы Вашингтон занял старую позицию Лондона, которую Редьярд Киплинг превосходно назвал «великой игрой», суть которой состояла в том, чтобы не пустить Москву в теплые воды Средиземного моря и Индийского океана и не давать возможность русскому медведю захватить в свои лапы нефтепромыслы Ближнего Востока. Сейчас Китай восстанавливает многосторонние организации старого «северного пояса» для своих собственных стратегических целей.

ШОС стремится достичь именно этой цели. И Иран, и Пакистан входят в эту организацию. Встреча в рамках ШОС в июне 2012 года была посвящена обсуждению региональной безопасности в афгано-пакистанском коридоре и расширению китайско-российского сотрудничества по экономическим вопросам в Средней Азии в преддверии ухода США из Афганистана. Тем или иным способом Америка все сильнее подталкивает Ближний Восток в объятия Китая. Как представляется, в более широком плане Америка проделала все возможные сражения, в то время как Китай проделал все торговые дела. На протяжении вот уже десяти лет Америка проливает кровь в Афганистане и вливает туда деньги для того, чтобы нанести поражение Талибану и утихомирить страну. Но как только были обнаружены минеральные ресурсы в Афганистане, который стал безопаснее, благодаря участию США и НАТО, для проведения геологоразведочных работ, кто первым получил контракты на разработку месторождений? Китай, который также пообещал построить автотрассу и проложить железнодорожную магистраль для транспортировки медной руды – в Китай. То же самое происходит и в Иране, и в Пакистане. Америка бьется над острыми вопросами, в то время как китайцы подписывают договоры.

Каков был бы итог, если бы Америка оставалась полностью вовлеченной в дела Ближнего Востока? Что это значило бы для роли Китая в регионе и для наших отношений с Китаем? Мы могли бы защитить регион от тяжелой руки Китая и от недемократических институтов, которые он стал бы продвигать и поддерживать. Мы могли бы обеспечить доступ наших азиатских союзников к стабильному энергообеспечению, тем временем ограничив способность Китая к достижению более широких интересов в Азии и во всем мире.

Американское присутствие на Ближнем Востоке в то время, когда Китай тоже все шире проникает туда, заставило бы Китай подчиняться международным правилам и институтам вроде тех, которым он вынужден подчиняться в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Это укрепило бы более крупную цель, которую преследует Америка в стремлении убедить возвышающегося гиганта существовать в пределах основанной на правилах системы – такой, которая базируется на западных либеральных ценностях и отражает фундаментальные принципы международной системы. С этой целью нам следовало бы создавать многосторонние институты на Ближнем Востоке такого же формата, какие мы создавали и поддерживали в Азии. В частности, такие, как АСЕАН, Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество и Восточноазиатский саммит, – на что Китай реагирует, создавая такие организации, как ШОС. И уж ни в коем случае не следовало бы оставлять регион на произвол судьбы. Эти институты продвигали бы стабильность и внедряли бы правила и нормы, необходимые для упорядоченного проведения региональной политики. Создав такие институты, мы должны были бы предложить Китаю вступить в них и принимать участие в обеспечении региональной стабильности, дипломатических и экономических диспутах и коллективном управлении. Точно так же, как Китай увязывает происходящее в Южно-Китайском море с ситуацией в Пакистане или Иране, нам следовало бы увязывать действия Китая на Ближнем Востоке с отношениями Америки в Азии и наоборот.