Необычное и обыкновенное

Мы с Итаном провожали тварь взглядами, готовясь к атаке. Меня особенно настораживали её глаза: зелёно-жёлтые, круглые, с кошачьими зрачками, они смотрели на нас почти разумно. С любопытством. На секунду тварь замерла, чуть наклонив голову, и я был уверен, что сейчас услышу невозможное — её голос. Но нет. Она снова принялись обходить нас туда-сюда и, побродив вокруг ещё с полчаса, утекла в лес.

В деревне не было никого. Ни людей, ни тварей. Даже трупы на улицах и в домах не валялись. Удручающая тишина. Пугающая. Но защитные амулеты не светились и не нагревались — значит, опасности нет. Что ж, должно же нам и повезти наконец.

Мы обзавелись сменной одеждой. Вряд ли она понадобится местным жителям. Я оставил Итана охранять наших спутников и прошёлся по домам. Нашёл четыре фляги, набрал воды из колодца, взял сухарей, вяленного мяса и сыра.

Чокчок изрядно оживился, увидев, что я принёс. Возжелал пойти и поискать настойку, наливку или самогон. Чтобы взбодриться.

— Иди, — я пожал плечами. — Но один. Мы оба останемся здесь. Наши амулеты тоже.

— И правда: уходи, — добавил Итан. — И можешь не возвращаться.

Девочки, ощутив растущее напряжение, испуганно смотрели то на нас, то на Чокчока. Тот дёрнул плечом, сорвал амулет и швырнул на стол. Вышел за дверь, выругался, кажется, сплюнул, но уходить не стал. Постоял с четверть часа, а потом зашёл в дом.

— Там это… чего-то странное…

Одного взгляда на его озадаченное лицо хватило, чтобы понять: он не шутит, не пытается свести на нет прежний разговор. Там действительно "чего-то странное".

Я вытянул нож и пошёл посмотреть.

Странное выглядело как мерцающий туман, медленно наплывающий из леса. Не знаю, что это, но чутьё подсказывало мне: надо уходить. Я крикнул в приоткрытую дверь:

— Амулет надень. Собираемся — и в лес. Быстро!

Чокчок без лишних вопросов послушался, и минут через десять весь наш маленький отряд был уже в лесу.

Туман наплывал на деревню ровной волной, не растекаясь по сторонам. Поблёскивал, искрился и плыл, медленно, но неотвратимо. Как отряд захватчиков наступает не на город даже, на поле, бездумно покрывая метр за метром, печатая шаг.

К утру мы отважились пойти по следам тумана: раз в деревне нет монстров, может, и за ней, там, где прошёл туман, не будет?

Граница "туманных владений", как назвал эту землю Итан, ощущалась отчётливо. Вот только что мы шли в пустом и тихом лесу, в паре метров от дороги, а вот оказались в лесу обычном: стучит дятел, цокает рыжая белка, свистят синицы, каркает вдалеке ворон.

Вслед за привычными звуками пришли и подозрительные. Шепотки и шорохи. Скрип и шелест. Ни древесные стволы, ни листва не могли издавать такие тревожные звуки.

Я активировал защиту и своего амулета, и того, что висел на шее Чокчока, и отошёл ему за спину. Выстроились цепочкой: Итан, девочки, Чокчок и я.

Минута за минутой мы шли в напряжённом молчании, но никто не торопился на нас нападать. Вскоре Джун сказала:

— Я вижу домики. Мы там покушаем, как в той деревне с туманом?

Деревня мне не понравилась. Запах разложения и крови долетел до нас с первым порывом ветра, но не запах меня тревожил. Я чувствовал опасность, хотя никак не мог понять, что нам угрожает.

Я бросил взгляд на брата, он нахмурился, показывая, что ему тоже не по себе.

— Не отходите от дяди, девочки, — на всякий случай напомнил я. — Ты тоже, Итан.

И пошёл к домам.

Тут всё напоминало родную деревеньку. Разбросанные повсюду обломки камней, кости и обрывки одежды. Побуревшие пятна крови. Пробитые "ливнем" первого дня крыши и стены. Следы громадных когтистых лап там и тут.

Нет, нам тут нечего делать. До Дома Света всего ничего: вокруг деревни да за холм — пойдём сразу туда.

…ждёт ли нас там хоть кто-то?..

Это случилось, когда мы уже оставили деревню за спиной. Я не сразу понял, что происходит. Сонную муть в голове вполне объясняли бессонные ночи и долгий, изматывающий путь. Итан постоянно тёр глаза, а Мари задремала на плече Чокчока. Джун вдруг споткнулась, упала и осталась лежать.

— Джун? Джун!

Мы бросились к девочке. Я заметил, что она чуть шевельнула рукой, и чуть не задохнулся от облегчения: живая! А потом земля вылетела у меня из-под ног. Меня взметнуло в воздух и швырнуло на дерево. На мгновенье в глазах потемнело, я ощутил, как горячей волной струится кровь по левому виску, а затылок и спина, казалось, треснули, и каждая трещина наполнилась пульсирующей болью.

Итан лежал метрах в пяти от меня. А на у него на спине сидела мерзкая сгорбленная тварь, покрытая чёрной топорщащейся шерстью. Она схватила его за плечо и теперь собиралась впиться зубами ему в шею. Я приподнялся, выдернул нож и метнул. Мир закружился, поплыл, а я рухнул на палую листву, чувствуя тошноту. Но я успел увидеть, как лезвие вошло ей точно в голову, заставив отскочить от брата. От твари повалил сизый дым, и она, я надеюсь, сдохла.

Я повернул голову и заметил Чокчока. Он стоял, задрав голову, и смотрел в морду возвышающегося над ним чудовища. Из оскаленной пасти капала слюна, а десятки глазок словно хотели прожечь Чокчока насквозь. Он стоял между чудищем и девочками, лежащими на траве. Амулет на его груди светился, но лишь на треть.

Вокруг чудовища канатами вились то ли хвосты, то ли щупальца. Видимо, ими оно и раскидало нас с братом.

Хотелось закрыть глаза и потерять сознание. Я ведь сделал всё, что мог. Какой из меня теперь боец? Разбитая голова болит и кружится, я толком не спал и досыта не ел несколько дней. Подняться сейчас выше моих сил. Невозможно.

Чудище заклекотало, распахнув мерзкую пасть, и нацелилось на Чокчока.

— Поди прочь! — крикнул он. — Не трожь детей, уродина!

Я ухватился за ствол и медленно встал. Оглянулся на брата. Он всё ещё лежал неподвижно, но дышал, и никто не собирался есть его прямо сейчас.

Надо идти. Скорее.

Тварь заревела — и щупальца-хвосты опутали Чокчока и взметнули вверх, выше деревьев, почти к облакам. Я кинулся к монстру, на ходу сдёргивая амулет и ломая его.

Тварь обрушила Чокчока наземь. Я резко свистнул и прыгнул навстречу повернувшейся ко мне морде. И вбил сломанный амулет ей в пасть. Грянул взрыв, белой вспышкой ослепив и оглушив меня. А потом нахлынула тьма.

Сначала вернулся слух. Тихонько всхлипывала плакса Мари. Джун шёпотом спрашивала, всё ли будет в порядке с дядей Чокчоком и дядей Марком.

Кажется, я застонал. Моей щеки коснулась рука брата, и его встревоженный голос спросил:

— Ты живой?

Я просипел "наверное".

— Дядя Марк! — загомонили девчонки.

Наконец удалось разлепить глаза. Голубоватое свечение означало, что брат лечит меня магией. Ему, как и маме, неплохо удавалось целительство. Но оно отнимало столько сил, что каждый раз после акта магического лечения целитель сам напоминал тяжелобольного.