…И вот повалена сосна,И из тайги ее везут.И с этих пор моя она —Награда за упорный труд.За жизнь. За испытанья. Боль.И за надрыв души.До неба распахнется дол,До праведной межи.Распилят дерево на гроб,Мне в нем уснуть навек,Сосновый запах будет, чтобЗемных не позабыл я вехИ то, что был я человек.
«Дождь-позаранник совсем не похож…»
Дождь-позаранник совсем не похожНа другие дожди на земле.По-особому он и хорош, и пригож,Он
приходит ко мне на заре.И стучится в глазок своим нежным перстом,Я к нему выхожу тот же час,И мы вместе по старой тропинке идем,Рядом мой неразлучный Пегас.Открывается взору прохладный пейзаж,Первобытный струящийся дол.И задумчив Пегас (неуместен кураж!),За иною он тайною шел.На безлюдье тревожно родятся стихи,Их с другими уже не сравнить,В них лопочут ручьи и ворчат лопухи,Никого не изжить, не убить.Я Пегасу сказал: «Возвращайся домой,Нам расстаться пора до лучей».Я умру. И восстану травой и росойПод знаменьем небесных мечей.
«Фуражку снял не для поклона…»
Фуражку снял не для поклона(Сей ритуал поэту в честь!),Присел я под отрожным кленом,Еще в запасе время естьПо-стариковски, по-крестьянскиПоблажить думкой в холодкеО ставших ветреными странностями —Их распылило налегкеТам, где не странствовал я ране,Где волоска не обронил,Но в сердце был осколком ранен —Оттуда некто отпустил.Не целясь, без утайки мести,Сама цель притянула… ЯМеж тем не ведал этой вести,Лишь знал: есть небо и земля.Я не вдавался в рассужденье(Извечный юности порок!),Уже не избежать растленья,И час уж этот недалек.Он тенью скорбною витает,Круги смыкая надо мной,Все ниже голова сникаетНад кровью плачущей страной.
««Позавидовать можно ему…»
«Позавидовать можно ему:Не сломали его неудачи!» —Кинул бодро за плечи суму,Ухожу, планы вслух обозначив.Ну а как по-другому-то быть,Когда так обстановка сложилась,Иль от боли истошно скулить,Аж вот-вот разорвутся и жилы!И не надо завидовать мне,Мое горе – моим будет вечно.Не однажды приснится во снеС поразмытым лицом человечьим.Я признаю бесстрастно себя,Остановится глухо дыханье.Лишь жена, беспокойно любя,Разгадает безвременно тайну.Мою руку к губам поднесетИ утешит: «Нет благ без ущерба».…Будет также толпиться народ,Принеся Богу скорбную жертву.
«Я в скудости природы разгадал…»
Я в скудости природы разгадалТого, что в яви нет, от сглаза скрыто:Веселый облак, а за ним увалИ ласково склоненная ракита,И тень ее, как лебедя крыло,Распластанное в трепетном бессилье.Все, что ушло, все сызнова пришло,Разведренно, молитвенно-всесильно.Я наслаждаюсь ясностью картинИ восхожденьем собственного духа,И ощущением: я не одинВ пределах созерцания и слуха.Мое сознание охватывает светДо горизонта… и гораздо дальше,И где того, что здесь, возможно, нет,И тень ракиты вдаль крылом не машет.Я, затихая телом и душой,Возьму в ладонь земли комочек малыйИ в нем в тот миг узрею мир иной,Един, как я, он в космосе усталом.
«Лист прилепился к окну…»
Лист прилепился к окну,До смерти ветер измучил.Я
не предался винуВ этой раскованной буче.Я наклонился к огню,К теплой, душистой бумаге,К дивно проточному дню,К юности нежному благу.Струйки улыбчивых строкЛьются из сердца наутро.Ожил нежданный листокИ промелькнул перламутром.
«Показалось. А может, привиделось…»
Показалось. А может, привиделось.Или просто подумалось мне.Кто сроднился? А кто-то обиделся?В буреломе ночном? В тишине?Колея след уже не порушит,Вечность приняла штрих – сохранитВ первозданных глубинах ревущихИ потом его суть повторит.Но обратно уже не воротитсяНа течение травных часов,Где я жил скоротечною плотьюВ неведении вечных миров.
«Скребанула жестко жизнь…»
Скребанула жестко жизнь,Как наждачная бумага.Угощала кислой брагойИ орала: «Ну, держись!».Я за край земли цеплялся,Простирал ладони к Богу,Но сбивалась в темь дорога,Я по кругу возвращалсяК старым ранам черной крови,Ненасытным дрязгам желчным.Иней оседал на брови,И душа роднилась с чертом.Я уже не вырывался,Я утратил кротко память,Я с собою попрощался —Не бездушен даже камень.
«Все те же картинки, приметы…»
Все те же картинки, приметыИ звуки, и тени все теВчера и сегодня… Не сетуй!Все-все на своей высоте.Меняться не след ни крушине,Ни ветру, ни плесу в куге,Ни в норках суслиных лужине,Ни путнику там, вдалеке.Все то же. Но с новою силойИ с чувством, явившимся вмиг,В душе зарождается крик:О, как первозданно и мило,О, как многозначно и мудро!Вовек не уйду никуда,И в пасмурь прозрачно – не мутно,Хоть дни убывают, года.Когда первый снег – озаренье,Капель – это сказ о цветах.Забвенье несет воскрешеньеЧарующих слов на устах.
«Мне дуроломною женой…»
Мне дуроломною женой(Она не зрит Христа!)Запрещено самим собойЖить – вот тебе чертаПроведена, как бы разлом,Как пропасть – нету дна!Я гляну вниз – бурлит содом,Стенает сатана.Не сделать шага одного…Господь меня забыл,Ведь он же слишком высоко,И я ему не мил.Я злобой дома окружен.Беспомощен. Я раб.Из сердца рвется хриплый стонИ телом хил и слаб.Мое лицо, мои глазаСжигает слез поток.Кричу: «Ударь с небес, гроза,Умру, как тот цветок,Что в бездорожии холмовБез имени блуждал,А нежность хрупких лепестковЗлой ветер оборвал».
Без притязаний
1
He по своей ли мы охотеУходим (власть небес права?!)И неожиданно и кротко,Как перед стужею трава.Нам оглянуться б на прощаньеБез притязаний и молитв,Но манит тайное свиданьеИ что болело – не болит.Уже пространство все в алмазахИ звуки трепетно-яснейИ не для слуха, не для глаза…А Глас с высот: «Иди скорей!»