Неодолимое желание

— Могло так случиться, что все они встретили свою половинку в одно и то же время, — предположила Вирджиния. Но это звучало глупо даже для нее.

— Ты сама говорила, что подумала о тайном мотиве, который у него есть, — вставил: свое слово генерал.

Вирджиния кивнула, чувствуя комок в горле. Ее не должно это расстраивать. Всем известно, что лорд Гейбриел — отъявленный шалопай, а такие не принимают решения жениться без всякой на то причины.

Но ведь она действительно начала думать, что, возможно, была к нему несправедлива. Неужели ее суждение оказалось таким ошибочным? А его поцелуи…

«Хватит думать о его поцелуях! Он целовал многих женщин; для него это, возможно, привычное дело».

И потому, что все это, оказывается, имеет значение для нее, ей становилось еще печальнее.

Идиотка… Вирджиния сжала в кулаки пальцы, лежавшие на коленях. Как можно было так легко обмануться? Вот что получается, когда идешь на поводу у своих безрассудных желаний. Ни к чему хорошему это не приводит.

— Мы почти приехали, — объявил Поппи, выглянув в окно. — Что ты намерена делать? Если хочешь, мы можем прямо сейчас отправиться в Уэверли-Фарм.

Ох, как ей хотелось уцепиться за это предложение, сбежать и просто забыть, что она когда-то встречала Гейбриела Шарпа. Но это невозможно.

— Нет, Поппи, это будет невежливо. И кроме того, я бы хотела определить для себя, что есть правда. Без обид, Пирс.

— Никаких обид. Я знаю, ты не поверишь этому, пока не получишь серьезного доказательства.

— О, я верю, — возразила Вирджиния, стараясь говорить ровным голосом. — Но я хочу, чтобы он знал, что я все знаю. Для того, чтобы он понял, почему я не приму его ухаживаний.

— Забудь о его ухаживаниях, — проворчал Поппи. — Тебе даже не нужно опять разговаривать с этим негодяем. Мы просто можем поехать домой.

— Я заключила пари, — твердо сказала Вирджиния. — Если бы я была мужчиной и изменила своему слову, ты бы вызвал меня на дуэль. Так какая разница, если я — женщина?

Вирджиния по лицу Поппи видела, какая борьба идет у него внутри.

— То есть ты хочешь сказать, что позволишь ему ухаживать за тобой? — засопел генерал.

— Не волнуйся, это не продлится долго. Я положу этому конец, не отказываясь от нашего пари.

Она заставит его понервничать и пожалеть о своей притворной заботе о ней и ее семье. Она разоблачит этого негодяя, а потом поставит его на колени.

— К концу нашего ужина сегодня лорд Гейбриел решительно передумает ухаживать за мной. Я об этом позабочусь. — Теперь голос Вирджинии звучал тверже. — Потому что скорей в аду станет холодно, чем я позволю ему жениться на мне ради получения своего наследства.

Глава 7

Гейб не знал, почему чувствовал такое раздражение, когда экипаж Оливера с грохотом двинулся в сторону Холстед-Холла. Выигрыш гонки всегда давал ему возможность почувствовать себя королем. Но его расстроила реакция Вирджинии на его победу.

— Знаешь, а она права, — подал голос Оливер, который сидел рядом с Гейбом напротив Марии и бабушки.

— О чем ты? — сердито проворчал Гейб. Уточнять, о ком идет речь, нужды не было.

— О том чудовищном риске, на который ты пошел во время гонки. Ты мог убить и ее, и себя.

Пропади оно все пропадом! Одно дело, когда она выражала недовольство этим, и совсем другое, когда за это его распекает собственный брат.

— Ради всего святого, я не собирался въезжать на холм. Это не я свернул с дорожки.

— Но ее за это винить нельзя. У нее не было выхода: либо свернуть, либо врезаться в толпу. Она вполне успешно справилась с трудной ситуацией, не запаниковала. Не каждый мужчина так сумеет.

Об этом Гейбу не надо было говорить. С самого начала гонки Вирджиния отлично справлялась со своей ролью, прекрасно управляла упряжкой, умело помогала лошадям показать лучшее, на что они способны, и продемонстрировала такое бесстрашие, которого от молодой женщины он никак не ожидал.

— Как только она приняла решение, я сделал все необходимое, чтобы выиграть бега, — отрезал Гейб. Так, впрочем, было всегда.

— Надо было придержать лошадей, — возразил Оливер.

— Зачем? — взглянул на него Гейб. — Каждое мгновение я полностью контролировал ситуацию.

— Правда? Твой фаэтон был очень близок к тому, чтобы опрокинуться на ее упряжку.

Гейб промолчал. Оливер был прав.

Когда он почувствовал, что фаэтон теряет равновесие, на мгновение его пронзил абсолютный ужас. Сама мысль о том, что он станет причиной несчастного случая, в котором она пострадает…

Гейб вздрогнул и мысленно проклял себя за это. Он всегда преодолевал подобное состояние, глядя смерти прямо в лицо, не давая мысли о смерти напугать его. И то, что он испугался, серьезно встревожило Гейба.

Именно из-за нежелания жить в страхе Гейб избегал сближения с кем-то вне семьи. Наличие любовницы, жены или детей заставляет мужчину бояться. Он боится их потерять, боится, что их заберут у него или что он сам умрет и оставит их страдать. В ту минуту, когда мужчина показал свою слабость, смерть вступает с ним в поединок, чтобы победить его.

Посмотреть только, как смерть вошла в его семью. Мать запаниковала, решив, что ее сына развратила любовница мужа, и убила собственного мужа. А потом ее охватила паника, когда она подумала о жизни без него, и убила себя.

Во всяком случае, так Гейб думал всегда. А сейчас он уже не был уверен. В последние несколько месяцев он ни в чем не был уверен. И это пугало его.

Он нахмурился. Нет, к черту все это! Он не позволит себя испугать. И уж конечно, он не даст Вирджинии из-за ее бредовых рассуждений о его безрассудно храбрых поступках поселить страх в его душе.

— Жизнь без риска пресная и скучная, — заявил Гейб, хотя впервые за последнее время его слова прозвучали немного фальшиво. — Даже мисс Уэверли это признает, иначе она первым делом не бросила бы мне вызов.

— Возможно, но если ты не будешь вести себя осмотрительно, у тебя не останется ни единого шанса добиться ее, — сказал Оливер. — В гонке она потеряла своего брата. Она не станет рисковать и выходить замуж за человека, которого она может потерять, хоть по заключенному пари, хоть без него.

— Это ты отчитываешь меня за то, что я заключил с ней скандальное пари? — сложил руки на груди Гейб. — И выговариваешь бабушке, что она скрыла это от семьи?

— Бабушке выговаривать бесполезно, — грустно усмехнулся Оливер. — Она и прежде никогда меня не слушала, и мне трудно представить, что это когда-нибудь изменится.