Неоготический детектив

— С ваших друзей. Учитель, сестра Раскаяние, Карма…

— Они все ушли. Я же вам сказала.

— Но они вернутся?

— Не думаю, — она равнодушно пожала плечами. — Зачем?

— Чтобы позаботиться о вас.

— Обо мне позаботится Кэпирот. Когда проснется.

Лэсситер откинул одеяло и опустился на колени рядом с трупом, осматривая раны на голове.

— Просто не верится, что муж мог оставить ее вот так, совершенно беспомощную, — заметил Куинн.

— Не верится? — угрюмо переспросил шериф.

— Создавалось впечатление, что он ее очень любит.

— А вы не забыли, что это другая страна? Может, такого слова в их языке вообще нет?

— Думаю, все-таки есть.

— Хорошо, в таком случае что вы предполагаете? Что они никуда не ушли, а просто решили поиграть в прятки между деревьями?

— Нет.

— Что тогда?

— Полагаю, Учитель все-таки собирается вернуться. И еще. Жену свою он оставил здесь нарочно, поняв, что скоро уже не сможет обеспечить ей должный уход. Он ведь знал, что мы скоро приедем, так что одна она останется ненадолго.

— Вы имеете в виду, он испугался, что старая леди станет помехой, пока он со всей компанией будет в бегах?

— Да нет. Думаю, он хотел, чтобы ее нашли и поместили в какое-нибудь лечебное учреждение. Она нуждается в медицинской помощи.

— По-прежнему играете в милосердного самаритянина? — хмуро ухмыльнулся Лэсситер. — Дела это не меняет. Совершено убийство, а может быть, и два. А теперь еще брошена на произвол судьбы больная старуха.

— Из чисто эгоистических соображений он бы никогда ее не бросил.

— Ваша трубка мира так распыхтелась, Куинн, что дым совершенно застилает вам глаза.

— Я вас не слышу! — резко прервала его мать Пуреса. — Вы беседуете о чем-то интересном? Ну, так говорите громче, громче. Что это за беседа, которую нельзя услышать?

— Бога ради, успокойте ее, — попросил Лэсситер. — У меня от нее мороз по коже. Я думать не могу.

Билл, успевший обежать всю башню, вернулся с известием, что здание пусто. Потом он с симпатией посмотрел на мать Пуресу:

— Она похожа на мою бабушку.

— А что ты делаешь, чтобы ее успокоить? — поинтересовался Лэсситер.

— Ну, на мою лучше всего действуют леденцы.

— Так дай ей их поскорее, ради Бога. Есть они у тебя?

— Конечно. Пошли, бабуля. Давай-ка посидим на улице. Я вам кое-что интересное покажу…

— А вы хороший собеседник? — недовольно осведомилась мать Пуреса. — Можете вы цитировать поэтов?

— Сами убедитесь, — Билл помог ей подняться и медленно повел ее к арке. — Как это там? «Открой ротик и закрой глазки, а я тебе дам кое-что такое, что сделает тебя мудрее».

— Я этого раньше не слышала. Чье это?

— Шекспира.

— Надо же. Он, наверное, это написал в один из самых счастливых моментов.

— Да.

— А истории какие-нибудь вы знаете?

— Несколько.

— Вы расскажете мне хоть одну? О том, как они с тех пор жили счастливо?

— Конечно.

Глаза матери Пуресы заблестели.

— Начинайте прямо сейчас! — взмолилась она, стиснув в волнении руки. — Ну? Давным-давно жила-была женщина… Начинайте же!

— Давным-давно жила-была женщина… — покорно повторил Билл.

— По имени Мэри Эллис Хэзерстоун…

— По имени Мэри Эллис Хэзерстоун…

— И с тех пор она жила счастливо.

Лэсситер провожал их глазами, вытирая рукавом рубашки пот со лба.

— Придется взять ее с собой в Сан-Феличе, в больницу, — пробормотал он. — Черт знает что такое — оставлять такую старую леди одну.

Внезапно возникшая проблема матери Пуресы оттеснила смерть Хейвуда на второй план. Его тело казалось теперь не более чем досадным дополнением к декорации, на фоне которой разыгрывалась драма живых, настоящих людей.

— Здесь есть еще какие-нибудь строения? — спросил шериф.

— Амбар, пара туалетных комнат и сарай.

— Осмотрите их, хорошо? А я тем временем свяжусь с центром: пусть пришлют санитарную машину.

Первым делом Куинн зашел в амбар. Единственным обитателем его оказалась коза, старательно кормящая своего козленка. Грузовик и зеленый фургон исчезли. Туалетные комнаты тоже были девственно пусты; лишь кусок серого грубого мыла уныло мок в оловянном тазу. Совершенно сухие лоскуты шерсти, используемые вместо полотенец, указали Куинну, что обитатели исчезли сразу же после его отъезда, задержавшись лишь на то время, какое потребовалось, чтобы прибраться в кухне, сжечь улики и накрыть тело Хейвуда.

Теперь главный вопрос был, куда они подевались. Куда бы их ни понесло, невозможно было представить, что они смогут добраться туда незамеченными — босые, в странных одеяниях, с обритыми головами… Разве что сменят одежду? Скажем, на ту, в которой каждый из них некогда пришел в Тауэр. Насколько смог Куинн разобраться в жизни общины, не в их привычках было что-либо выбрасывать.

Куинн быстро прошел по тропинке к сараю. Маленькая комнатка, в которой он не так давно провел ночь, казалось, с тех пор совсем не изменилась. Два одеяла все еще лежали на старой железной кровати, а из-под них выглядывал старый учебник Кармы, который сестра Благодеяние дала ему почитать. Окно по-прежнему было открыто; висячие замки на дверях, ведущих в смежные комнаты, тоже, казалось, оставались на местах. Однако, присмотревшись, Куинн заметил, что один из них не был защелкнут, видимо, закрывали его второпях. Он снял замок и открыл дверь.

В маленькой квадратной комнате без окон пахло пылью и плесенью. Когда глаза его привыкли к полумраку, он увидел, что вся она заставлена картонными коробками разных размеров, заполненными одеждой, книгами, сумочками, шляпами, связками писем, ручными зеркальцами, расческами, пузырьками лекарств и коробочками пилюль… Нашелся здесь и веер из перьев, и старинный фонограф, и миниатюрная шлюпка, склеенная из спичек, красная бархатная подушка — вся в дырках, пара хоккейных коньков, лампа с разлохмаченным шелковым абажуром, безголовая кукла и большая кружка с надписью «Папа»…

Каждая картонка была снабжена этикеткой с именем одного из членов секты, старательно выведенным цветным карандашом.

Одна из коробок выглядела совершенно новой, на ней даже сохранился штамп магазина. Этикетка гласила, что она принадлежит брату Верность Ангелов. Куинн перетащил ее на, железную кровать и открыл крышку.

Лежащая сверху темно-зеленая шляпа была точь-в-точь как та, которую он видел на Джордже Хейвуде, когда тот встречался с Вилли Кинг в пустом доме. И на шляпе, и на темно-сером костюме, лежащем под ней, были ярлыки фирмы «Хадли и сын», Чикот, Калифорния. На рубашке, майке, трусах и двух носовых платках обнаружился один и тот же номер прачечной — НА-1389Х. Черные ботинки и синий в полоску галстук несли на себе торговые марки известнейших в стране фирм и могли быть куплены где угодно. Ни бумажника, ни каких-либо документов не обнаружилось.