Неоновые Боги

уверена, что ты можешь закрыть глаза и подумать об Англии или о том, что делает бугимен, когда занимается плотскими утехами.

— Плотские утехи. — Я не думаю, что он сделал хоть один вдох за последние шестьдесят секунд.

— Ты девственница, Персефона?

Я морщу нос.

— На самом деле это не твое дело.

Почему ты спрашиваешь?

— Потому что только девственница назвала бы секс «плотскими утехами».

Ах, вот что его удерживает. Мне не должно доставлять такого удовольствия тыкать этого человека так сильно, но, несмотря на то, что я сказала ему ранее, я, честно говоря, не думаю, что он причинит мне боль. Моя кожа не пытается сползать с моего тела каждый раз, когда я нахожусь с ним в одной комнате, что является заметным улучшением по сравнению с Зевсом и некоторыми другими людьми, которые часто посещают этот круг общения. Более того, Аид может рычать, огрызаться и пытаться словесно ударить меня, но он продолжает украдкой поглядывать на мои ноги, как будто ему физически больно, что я стою на них. Он раздражает, но он не причинит мне вреда, если его так волнует мой нынешний уровень комфорта.

Я бросаю на него слегка жалостливый взгляд

— Аид, несмотря на то нелепое значение, которое верхний город придает девственности,

существует множество видов деятельности, которые можно назвать «плотскими», которые не включают секс с пенисом во влагалище. На самом деле, я думал, ты это уже знаешь.

Его губы дергаются, но ему удается взять себя в руки, прежде чем по-настоящему улыбнуться. Затем он снова сердито смотрит на меня.

— Ты так стремишься продать свою девственность ради своей безопасности.

Я закатываю глаза.

— Пожалуйста. Какую бы выдумку моя мать ни продала Зевсу, я не девственница, так что, если

из-за этого твоя голова может взорваться, ты можешь расслабиться. Все в порядке.

Во всяком случае, он смотрит еще пристальнее.

— Это не делает предложенную тобой сделку более привлекательной.

О, это просто смешно. Я вздыхаю, выпуская наружу свое раздражение.

— Глупо с моей стороны думать, что ты принадлежишь к тому проценту человеческого

населения, которое не поклоняется алтарю девственной плевы.

Он ругается, выглядя так, словно хочет провести руками по лицу.

— Это не то, что я имел в виду.

— Это то, что ты сказал.

— Ты искажаешь мои слова.

— Неужели? — Я уже давно преодолела свой предел разочарования этим разговором.

Обычно я лучше продаю людям свои идеи, чем это.

— В чем проблема, Аид? На данный момент у нас схожие интересы. Ты хочешь наказать Зевса

за тот вред, который он тебе причинил. Я хочу, чтобы его планы жениться на мне умерли быстрой и эффективной смертью. Убедившись, что он верит, что мы трахаемся на каждой доступной поверхности, пока ты не отпечатаешься на моей коже, мв достигнем обеих этих целей. Он не прикоснется ко мне и десятифутовым шестом, и он никогда не сможет смириться с тем фактом, что это ты «погубил меня».

Он по-прежнему ничего не говорит. Я снова вздыхаю.

— Это потому, что ты думаешь, что будешь принуждать меня? Это не так. Если бы я не хотела

заняться с тобой сексом, я бы не предлагала.

Его шок такой восхитительный, что я почти чувствую его на вкус. Как и весь Олимп, этот человек видел различные публикации в СМИ обо мне и моей семье и делал предположения. Я не могу сказать, что все они ошибаются, но я получаю особое удовольствие от этого взаимодействия. Я знаю роль, которую моя мать придумала для меня среди моих четырех сестер — милая, солнечная Персефона, которая всегда улыбается, когда делает то, что ей говорят.

Они мало что знают.

Я не совсем лгу. Да, сейчас у меня не так много вариантов, но мысль о том, чтобы переспать с Аидом, разрушит все шансы на то, что кольцо Зевса будет у меня на пальце… Это взывает к очень темной, очень тайной части меня. Я хочу повернуть нож, наказать Зевса за то, что он вел себя так, будто я выставленное на аукцион произведение искусства, а не человек с мыслями, чувствами и планами. Я хочу, чтобы он корчился от боли вокруг клинка моего ремесла, чтобы подорвать его авторитет, проскользнув сквозь его пальцы, чтобы сразиться со своим врагом. Возможно, это мелочь, но ничто не бывает по-настоящему мелким, когда речь заходит о репутации. Моя мать хорошо преподала мне этот урок.

Власть в такой же степени зависит от восприятия, как и от ресурсов, которыми человек располагает в своем распоряжении.

— Я не знаю, как ты выбираешь сексуальных партнеров, но я обычно не торгуюсь за эту

привилегию. — Его рука дергается вдоль бока. — Сядь на свою задницу, пока ты не залила кровью весь мой ковер.

— Сначала деревянные полы, теперь ковер. Аид, ты положительно помешан на своих полах.-

После короткого внутреннего рассуждения я присаживаюсь на край матраса. Он не сможет сосредоточиться ни на чем из того, что я говорю, если я останусь стоять. Я чопорно складываю руки на коленях.

— Лучше?

У Аида такое же выражение лица, какое бывает у моей матери перед тем, как она начнет угрожать выбрасывать людей из окон. Я не думаю, что она когда-либо бросала что-нибудь в приступе гнева, но угроза была хороша, когда мы были детьми. Он медленно качает головой.

— Вряд ли. Ты все еще здесь.

— Ой. — Я выдерживаю его пристальный взгляд. — Я все еще не понимаю, в чем проблема.

Прошлой ночью ты хватал Меня за горло и рычал, а сегодня ведешь себя так, будто тебе не терпится вышвырнуть меня на обочину. Я просто не в твоем вкусе? — Это возможно, хотя кажется странным подставлять ему подножку, если он действительно хочет отомстить. У меня есть доступ к зеркалу. Я знаю, как я выгляжу. Традиционная красота и все такое, и это было до того, как моя мать настояла, чтобы мы потратили поистине абсурдную сумму денег на уход за волосами, кожей и гардеробом, хотя я подвела черту под пластикой носа.

— Если только тебе больше не нравится беспомощная девица в беде? Полагаю, я могла бы

сыграть эту роль для тебя, если это поможет выполнить работу. — Я смотрю на Аида и не утруждаю себя тем, чтобы изобразить на лице какое-либо притворство или обольщение. На него это не подействует, я уверена в этом. Вместо этого я одариваю его насмешливой улыбкой, чуть-чуть придающей моей обычной натуре жизнерадостности.

— Ты хочешь меня, Аид? Хотя бы немного?

— Нет.

Я моргаю. Может быть, мне почудился жар в его взгляде? Если это так, то я просто была невероятной идиоткой.

— Ну что ж. Я полагаю, что этот план все-таки не сработает. Прошу прощения. — Я заворачиваю

свое разочарование в маленькую коробочку и засовываю ее поглубже.

Это был хороший план, и я достаточно осознаю себя, чтобы знать, что мне бы очень хотелось закрутить роман с этим задумчивым, красивым мужчиной в дополнение к достижению других моих целей. Ну что ж. Есть еще один путь вперед. Мне просто нужно продумать шаги, чтобы добраться туда. Как бы мне не хотелось еще больше втягивать в это своих сестер, между нами четырьмя мы должны придумать, как спрятать меня на следующие несколько месяцев.

Я вскакиваю на ноги, мысленно уже за тысячу миль отсюда. Возможно, мне придется взять ссуду у Каллисто, но я обязательно верну ее с процентами. Я не знаю, будет ли обещанный мне проход доступен раньше, но я полагаю, что если я брошу достаточно денег на эту проблему, я смогу найти способ. Мне просто нужно убедиться, что я не слишком задумываюсь о том, сколько из моего трастового фонда я съем в процессе, как только верну Каллисто.

— Персефона.

Я резко останавливаюсь, прежде чем врезаться в грудь Гадеса, и смотрю на него снизу вверх. Он не особенно крупный мужчина, но вблизи он кажется больше, как будто его тень вырисовывается больше, чем сам человек. Мы достаточно близко, чтобы неосторожное движение прижало мою грудь к его. Это ужасная идея. Он только что сказал мне, что не хочет меня, и я, возможно, упряма до крайности, но я знаю, как принять отказ.