Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Не следует, отсюда делать, конечно, чрезмерных обобще­ний и забывать, что большинство законов защищает все же не свободу, а какие-либо другие ценности (чаще всего ма­териальные). Или если и защищают свободу, то, тем не менее, та свобода, которая запрещается этим законом, гораздо цен­нее для общества, как например, в случае законов, защи­щающих свободу власти (то есть попросту власть) против свободы граждан в тоталитарных государствах. Но я здесь не рассматриваю пока что ни какого-либо конкретного зако­нодательства, ни конкретных законов, и хочу лишь показать в принципе возможные отношения закона со свободой и со свободами. И в этом смысле, еще раз подчеркиваю, что хотя, как правило, запрещающий закон уменьшает интеграль­ную меру свободы общества, но, в частности, может и уве­личивать, как уже было сказано, благодаря наличию не только юридических, но и прочих объективно существующих ограничений и связи между ними.

Теперь можно перейти к реальной проблеме.

Рассмотрим проблему свободы печати и разумных огра­ничений на нее. Проблема весьма животрепещущая и важ­ная для любого демократического общества, но я рассмотрю ее на примере Израиля,

где в период, когда создавалась эта философия (примерно 12 лет назад1980 – 1982гг.) проблема эта была особенно остра. и достаточно остра и сегодня и где с состоя­нием этой проблемы я лучше знаком, чем в других местах. Острота проблемы состояла в непрерывных утечках через средства информации секретных сведений с закрытых засе­даний правительства. Правительство высказывало упреки в адрес израильской прессы (весьма, надо сказать, деликат­ные). В ответ часть этой прессы (левой) и вообще левые деятели поднимали большой шум по поводу посягательств на священную свободу печати и через то на демократичес­кие устои общества в целом. Проблема, вполне подходящая для того, чтобы взглянуть на нее с позиции вышеизложен­ного. Замечу предварительно, что свобода не является един­ственным критерием для решения любых общественных проб­лем и данной, само собой. При всей моей любви к свободе (а я полагаю, что люблю ее не меньше новоявленных лже­пророков ее, наживающих себе авторитет бесконечными спе­куляциями на этом слове), я исхожу из того, что существуют и иные человеческие ценности, которые не всегда могут быть приносимы в жертву любой свободе, как в том* нас пытается убедить экзистенциализм и его последователи. Но в данном случае, при решении- проблемы/ «утечек», я хочу ограничиться рассмотрением только свободы, не принимая во внимание прочих параметров. Это не значит, что к предложенному рассмотрению нельзя будет присоединить того, что параллель­но происходит с такими категориями, как справедливость, достоинство, ну и кому чего еще захочется, но все это ос­танется за пределами данной работы. Но, естественно, что я не буду ограничиваться одной лишь свободой, печати, я буду исходить из интегральной меры свободы. А если кто считает, что нет свободы, кроме свободы печати, или что все прочие пренебрежимы в сравнении с ней, то да не скажет этого в бане, чтобы его не забросали шайками.

Я полагаю, что к рассматриваемой проблеме имеют от­ношение три свободы, которыце войдут в интегральную меру с весовыми коэффициентами, соответствующими их значи­мости: свобода печати разглашать государственную секретную информацию (я подчеркиваю — не вообще «свобода печати», а именно свобода разглашать секретную государственную информацию, хотя она и часть от вообще «свободы печати»), свобода правительства осуществлять закрытые заседания и национальная свобода Израиля. Я не собираюсь одним ша­манским завываниям о свободе противопоставить другие такие же: конечно, утечки секретной информации не уничто­жают национальной независимости Израиля непосредствен­но. Но в силу реальности, в которой мы живем, они увели­чивают вероятность утраты ее. В какой мере, а также, в какой мере разрешение «утечек» влияет на интегральную ме­ру свободы общества, предоставляю мнению читате­ля. Во всяком случае, выводы следует делать с учетом всех обстоятельств, определяющих проблему и уж, по крайней мере с учетом всех свобод.

Приведу еще примеры возможного приложения модель­ного подхода к анализу конкретных ситуаций, связанных со свободой.

Наибольшее, причем огромнейшее количество спекуляций на слове свобода совершается в наши дни в сфере, связан­ной с половой моралью. Когда нас убеждают в необходи­мости отмены запрещения проституции, гомосексуализма, лесбиианства и порнографии, то помимо таких аргументов, как общественная полезность (в случае проституции, в соот­ветствии с высоко популярным учением Фрейда) и гуманйность (в отношении к бедным пидорам и лесбианкам) главным является аргумент свободы. При этом постоянно и настоя­тельно подчеркивается, что предоставление свободы прости­туткам, извращенцам и порнографии ничьей другой свободы не стесняет и таким образом, в терминах нашей работы, может только увеличивать интегральную свободу общества. Не останавливаясь на том, что даже интегральная свобода не является единственным или абсолютным критерием для решения любых общественных проблем, и не исследуюя воп­роса, возрастает ли в действительности интегральная свобо­да от вышеупомянутых разрешений, я хочу лишь подчерк­нуть, что заявление: «никакие иные свободы при этом не ущемляются» просто ложь, основанная на пренебрежении к этим последним, и непонимании того обстоятельства, что между различными свободами в обществе существует связь. Наиболее ярким примером связи и даже противостояния свобод в сфере половой морали, является взаимоотношение свободы насильника насиловать и, свободы женщин отда­ваться по своей воле. Правда, никто нигде законодательно не разрешал изнасилование, но мы знаем, что ограничения на свободу обуславливаются не только законом, но также и принятостью и опасностью и т. д. Распространенность же изнасилования, а следовательно и его опасность безусловно возросли с распространением проституции, порнографии, все­дозволенности и половых извращений. Вот, например, в од­ной из передач по израильскому телевидению (от 29.6.79) сообщалось, что за минувший год обратились в полицию по поводу изнасилования 300 женщин. Также сообщалось, что, согласно исследованиям, обращается в полицию лишь 10% изнасилованных. Приняв эти данные за среднегодовые, при­няв средний возраст насилуемых за 20 лет и приняв, что 20 лет назад естественный прирост населения в Израиле был 40 тыс. (из которых 20 —женщины) получим, что 15% жен­ского населения Израиля изнасилованы, так что для изра­ильской женщины такое ограничение на ее свободу, как опасность изнасилования, никак уж не является пренебре-жимым, о чем свидетельствуют и призывы полиции к жен­щинам избегать езды в попутных машинах и т. п.

Мне могут возразить, что изнасилование существовало всегда. Всегда, всегда, да не всегда в таких масштабах,1 как сейчас. Я не располагаю по этому поводу детальной статис­тикой и не знаю, существует ли она вообще, но я знаю, что невозможно убедить человека, прожившего жизнь в Совет­ском Союзе, что распространенность изнасилования там, ска­жем 30 лет назад была такая же, какой она стала 7—10 лет назад, после того, как упомянутая «новая ментальность» по­бедно прокатилась по Союзу, несмотря на формальное со­хранение «коммунистической морали». Аналогично невозмож­но убедить израильтянина, что положение в этом смысле, было такое же 30 лет назад, как сейчас. То же будет при сравнении современной Америки с Америкой времен, скажем, Марк Твена и т. д. и

т. д. Вышесказанное опровергает и еще одно возможное воз­ражение, а именно, что рост изнасилований и следовательно соответствующей несвободы для женщин не связан с рас­пространением свободы проституции, порнографии и т. п. и более того, мол, наличие проституток и легкодоступных жен­щин уменьшает количество изнасилований. Мы видим, что статистическая корреляция опровергает это возражение (а заодно и посылку Фрейда и фрейдизма, что сексуальная сво­бода должна привести к уменьшению насилия вообще).

Можно указать и причинную связь между ростом изна­силований и преувеличенной половой свободой, включающей проституцию, порнографию и т. д. С ростом легко доступнос-ти женщин теряется уважение к ним, которое было воспи­тано «старой меинтальностью» и которое препятствовало при­менению к ним силы. Кроме того, преувеличенная половая свобода огрубляет эмоционально и мужчин и женщин. Пер­вое непосредственно приводит к росту числа изнасилований. Второе приводит часть из женщин к тому, что они сами хотят, чтобы их брали, с большим или меньшим применени­ем силы. В результате вообще стирается грань между из­насилованием и нормальным овладением женщиной, как в глазах мужчин, так и в глазах суда. Вот, как, например, определил изнасилование один шестнадцатилетний израиль­тянин: Если, говорит, пожаловалась, значит, изнасилование, не пожаловалась — не изнасилование. Имелось в виду, что его подход всегда один и тот же, но результаты могут быть разными в зависимости от женщины.

Ситуация осложняется и доходит до парадоксов еще и по причине того, что в преувеличенной погоне за свободой часть женщин позволяет себе соблазнять мужчин как угодно и где угодно, в частности, загорая голыми на общественных пляжах и т. п. Вот, например, была заметка («Маарив» — 16.2.80) об изнасиловании туристки израильским солдатом в районе Шарм-аэль-Шейха. Она загорала голая недалеко от общественного пляжа и он, гуляя, обнаружил ее, подошел и присел возле. Между прочим, туристка и „ииже с ней объяс­няют свое право загорать голыми в общественных местах свободой: они хотят быть свободными, как в природе. В этом есть явное противоречие с жалобой на изнасилование, по­скольку природа, в которой все голые, не знает понятия «изнасилования» и там, «кто кого сгреб, тот того в...» и в этом - свобода природы.

Бывают и еще более парадоксальные ситуации с игрой в свободу и изнасилованием. Одна дама пожаловалась на «изнасилования» и на суде сообщила, что она сама напроси­лась к незнакомому одинокому мужчине на ночлег. Ей было постелено отдельно, а ночью она голая пришла и легла к нему в кровать. После этого — жалоба на изнасилование.

Все это свидетельствует о том, что современное общество пренебрегает свободой женщины не быть изнасилованной, предпочитая ей неограниченную половую свободу, включая проституцию и порнографию. Вопрос только в том, делается ли этот выбор сознательно, или он язвляется результатом одурачивания, с помощью демагогии на свободе и ошибочными теорией и философией в этой области.

Проблема изнасилования - наиболее яркий пример взаимосвязи и противостояния различных свобод, связанных с половой моралью, но не единственный. Можно было бы при­вести еще много примеров взаимодействия различных свобод, связанных с этой областью, однако разбор их мог бы стать предметом отдельной книги и посему я ограничусь здесь вышесказанным.

В заключение этой главы я хочу привести цитату из Канта (заимствованную из книги Берга «Труды по теории эволюции» и в его же свободном переводе): «Наилучшим гражданским обществом является такое, в котором максимум свободы, т. е. возможность неограниченного антагонизма, со­четается с точным ограничением свободы при посредстве законов».

Г л а в а 4

ЭТИКА В МОДЕЛЬНОМ ПОДХОДЕ

В этой главе я попытаюсь, опираясь на модельный под­ход, показать, что этика тесно связана с глубинной природой человека и человеческого об­щества. Причем такой природой, которая очень мало изме­няется с течением веков и даже с изменением общественных формаций. Поэтому, хотя и возможно, и даже необходимо уточнение и углубление этической системы, предложенной Моисеем (или записанной им со слов Бога, но записанной кратко и потому допускающей расширение), но попытки ра­дикальной ревизии этой системы приводят к таким резуль­татам, как сталинские лагеря, фашизм или тот бедлам и духовный упадок, в котором пребывает современное западное общество под влиянием фрейдизма и экзистенциализма.

Прежде всего, что такое этика? Для того, чтобы опреде­лить это понятие, обратимся к истоку его возникновения (по крайней мере формального) к библейским заповедям. Заповеди состоят из ряда требований, гласящих, чего не следует де­лать («Не убий», «Не укради», «Не прелюбодействуй» и т. д.), и ряда требований, гласящих, что обязательно следует делать («Возлюби ближнего своего», «Чти отца и мать сво­их», «В поте лица своего добывай хлеб свой» и т. д.). Тре­бования эти носят категорический характер, они ничем не обусловлены и между ними не вводится (изначально) ни­какого соотношения предпочтительности. Ясно, что такого рода категорическая этика не может служить вполне прием­лемым базисом общественных отношений, поскольку, с одной стороны, как мы знаем, нет правил без исключений, обусловленных обстоятельствами, а с другой - возни­кают ситуации и несть им числа, когда соблюдение одной заповеди может противоречить соблюдению другой. Например, как быть с «Чти отца своего», если отец повелевает убить невинного, что противоречит «Не убий» и т. д. Поэтому уже в Торе, а тем более в талмуде, в христианстве и далее в гуманисти­ческой литературе вплоть до наших дней, происходит раз­витие этики в сторону не только добавления новых требова­ний, но главное в сторону рассмотрения условий их действия, условий, при которых они должны выполняться (и соответственно условий, при которых их выполнение не обя­зательно). Так рядом с «Не убий» и «Не укради» появляет­ся - «Око за око, зуб за зуб». Оказывается, что можно и убить в соответствующих обстоятельствах (скажем, врага на войне и т. д.), т. е. развивается условная этика, в которой изна­чальные и дополнительные заповеди получают границы своей применимости. Кроме того, из необходимости выбирать между заповедями в ситуации, когда одна противоречит другой, появилась необ­ходимость во введении относительных оценок или соотноше­ний предпочтительности: какая заповедь весомей и наруше­ние какой является большим прегрешением против морали.

Поделиться с друзьями: