Неожиданность
Шрифт:
А у меня тут только лапы, хвост и боярин на подхвате. Да и дренажных трубок не видать…
А брюшную полость, хочешь не хочешь, а сушить надо. Выбрал тряпку побольше, взялся совать ее внутрь, обходя кишки с разных сторон. Когда намокала, отжимал в стоящий на полу под моей правой рукой таз. И это длилось, длилось и длилось…
Вроде стало посуше. Кинул в тазик этот кусок ткани, взял следующий. Ни времени, ни тряпок не жалел. Мстислав порозовел, значит время тоже можно не экономить.
Надо было сделать хорошо, а хорошо быстро не бывает, как говорит народная мудрость. Я, за долгие годы работы,
Вроде стало более или менее сухо. Пора ушивать.
Позвал Богуслава мыть руки. Он удивился, но пошел. Глупых базаров типа: я их не пачкал или вчера же мыл, не было.
Опустили кисти рук в водку. Миска была здоровенная, места хватило с лихвой для нас обоих. Подержали с минутку, немножко побултыхали, ну и хорош. Стерильных полотенец, почему-то, выдано не было, поэтому руки просто несколько раз энергично встряхнули в воздухе и взялись ушивать рану.
Делали это так: я сводил брюшину, где мог, говорил Богуславу, чтобы держал, и брался шить. Потом также мышцы, и напоследок кожу. Приходилось ушивать и всякие отклонения в стороны — медведь в овсах времени зря не терял. То, что кишечник не был порван, это казалось просто чудом божьим! Или святой Пантелеймон уже бил зверюгу в это время по хищным лапам? Это нам не ведомо.
В одном месте мышцы и кожа были порваны до бахромы. Повертев этот небольшой кусочек в руках, пришел к неутешительному выводу, что даже если удастся пришить эти полоски друг к другу моими допотопными иголками, срастись им не суждено. Придется их убирать.
Ножом, скорее всего не получится, маловато основы, не к чему силу приложить. Взял ножницы, и отстриг все мешающее к чертовой матери! А потом обработал свежую ранку водкой, прошил парочку закровивших сосудов, прижег их поверх швов еще раз, и мы взялись шить дальше. Пару дыр для дренажа пришлось оставить для оттока выпота. Чтобы края оставленного не спадались, сунул туда по тряпке. Дренажных трубок нет, и делать их некогда. Это все длилось часа два.
У Богуслава на невозмутимом лице за все это время не дрогнула ни одна жилка. Конечно, лечил он кого-либо вряд ли, но вспарывать животы врагам было для него в порядке вещей, и делалось это боярином явно неоднократно.
В углу заливисто храпел утомившийся дружинник. Поздняя ночь манит ко сну. Поэтому, когда дело подошло к концу, я протер водкой все швы и попросил.
— Сейчас закончим, распорядись отнести князя обратно. А мне пусть кинут какую-нибудь шубенку или тюфяк здесь на пол — не хочу оставлять его одного. И поесть бы чего, давно не ел.
— Кушетка для тебя, может половчей будет?
— Если есть, пусть тащат.
— А чего ты хочешь у Мстислава увидеть? Рисунок какой невиданный на нем проявится?
— Боюсь ухудшения после нашей возни.
— Не бойся, у князя даже бледность прошла.
Надо же какой внимательный этот аристократ! Глаз — алмаз!
— А вдруг опять появится?
— И дружинники заметят. Хватит им в тихом Новгороде даром хлеб жрать, пусть постараются для здоровья князя. Сейчас пошлю этого соню за ними. Двоих хватит?
— С лихвой.
— И то верно, в дозоре иной раз всю ночь
и по одному стоят. Старшему скажу, чтобы сменил их часа через три. Жизнь самого князя караулить, это дело такое — помрет он через твою нерадивость, — бежать надо до самого Царьграда. Одними плетями за этакую провинность не отделаешься!Про еду боярин и не упомянул. Ну и бог с ним, навязываться не буду. Голодный, правда, засыпаю долго и сплю плоховато. Перетерплю, не издохну. На завтраке оторвусь.
А Богуслав уже начал решительно и жестко, как всегда, действовать. Первым делом он подошел и выдал спящему воину крепкую оплеуху.
— Вставай шелудивый пес! Беги за старшим! — прорычал боярин дружиннику.
Тот, держась за отшибленное ухо, пулей унесся из покоев. Богуслав вышел из комнаты, прикрыл тяжеленую дверь, и из коридора доносились только отрывки из обрывков: …ав, мра…, вашу мать!
А я в это время взял Мстислава за пульс, поглядел состояние линий, вошел внутренним взором в брюшную полость. Все было неплохо. Рана была ушита кетгутом, его снимать было не надо. Сам рассосется через пару месяцев, не шелк какой-нибудь. Останутся только рубцы, ну и бог с ними.
А из коридора слуги уже затаскивали кушетку. Женщины торопливо перестилали княжескую постель. По моей команде мужчины и я, по окончании их возни, перенесли прооперированного на спальное место. Бабы понеслись за чистым бельем для моей кушетки.
Прибежали два встрепанных со сна дружинника и с ними, помятый еще хлеще их, старший боец. Этот, видать, перед сном еще и злоупотребил алкоголем. Он ткнул в меня пальцем:
— Его слушать, как меня! Делать все, что прикажет без рассуждений! — и с облегчением ушел досыпать.
Я объяснил ратником суть их обязанностей — неусыпно наблюдать за князем. Побледнеет государь — немедленно будить меня! Одному на свое мнение не ориентироваться, поэтому придвинуть от стены небольшую лавку и глядеть вдвоем. Зря меня не тревожить!
Принцип: уж лучше перебдеть, чем недобдеть, тут выйдет боком. Вдруг князю реально станет плохо, а я спросонок после десяти необоснованных побудок сделаю что-то не то? А заменить меня некем! Ни в Новгороде, ни по всей Руси… Можем потерять раненого — слишком сильно косолапый его порвал и помял. Мужики прониклись духом моих речей и потащили лавку.
Бабы, сделав приказанное, ждали новых указаний.
— Принесите побольше свечей, экономить на лечении нельзя. Заберите простыню со стола, мы ее испачкали. И поищите хоть какой-нибудь еды! Можно кусок хлеба и стакан воды.
Одна бабенка пискнула:
— Боярин чегой-то на кухню подался, можа чего и притащит?
Подождем, деваться некуда. Минуты тянулись размеренно. Женщины все убрали, стол протерли и даже застелили чистой скатертью, свечей натаскали. Я сложил инструменты, зажег свечку и поставил на табуретке в головах у Мстислава. Теперь ссылки на плохую видимость не пройдут!
Боярина и не видно, и не слышно. Сидит поди, на кухне, вкусно кушает и рассказывает зевающему поваренку, как он в одиночку князя вылечил. Другие бояре в обморок попадали, лекарь, как страшную рану увидал, под лавку забился, и только он, Богуслав не подкачал. И-эх! Ладно, спать пора — неусыпная стража к больному на ночь приставлена.