Неожиданность

— И как я буду биться? — спрашивал меня Слава потихоньку на привалах, когда мы лежали рядом и чужие уши нас услышать не могли — нельзя было ронять боевой дух ватаги и вызывать пораженческие настроение и уныние, граничащее с паникой, — громко пукать в сторону врага? Не ошеломлю звуком, так хоть запахом, как хорек, отпугну?

Вспомнилось по ходу, как в начале двухтысячных занесло меня в одном райцентре в краеведческий музей. Посетители там были редки, и очаг культуры пустовал. А мы прибыли на фирменном автобусе из дома отдыха толпой, и администрация на радостях выделила нам ласковую даму-экскурсовода, зрелую районную интеллигентку. Ее функциями, кроме ознакомления буйных и нахальных отдыхающих с местными красотами, был еще и надзор чтобы чего-нибудь исторически важного не сперли, а, главное, не разгромили единственный в городке музей старинного быта здешнего края.

Покуда нам демонстрировали всякие пряслица, веретенца, липовые корытца, деревянные ложки и кружки, осколки и черепки каких-то горшков, наглые и молодые пришельцы-экскурсанты чахли от тоски и скуки прямо на глазах. И вдруг нас вывели в малюсенький зальчик, где была представлена фауна здешнего бора.

Разнообразием животное царство местного леса не блистало: зачуханный заяц, ободранная лиса, размером с него же, никому не ведомая облезлая землеройка. Не было ни страшенного волка, ни могучего двухметрового медведя, вставшего на дыбы, ни красавицы-рыси, ну в общем ничего интересного и поражающего просвещенный и пресыщенный избытком информации взор современного человека.

И вдруг утомленные провинциальными изысками областные отдыхающие заметили притулившегося в уголке любимого героя американских мультиков и фильмов, на которых это поколение взрастили пьяный президент и его вороватые советники.

— Скунс! — вырвалось разом из десятка глоток ровесников перестройки.

Опытная экскусоводша, видимо, сталкивалась с этим заблуждением молодежи не в первый раз и, совершенно не удивившись невежеству посетителей, взялась неторопливо объяснять, что скунс — зверь заокеанский и у нас не водится, а это животное наших лесов — хорек, небольшой лесной хищник, иногда наносящий ущерб и приусадебному хозяйству охотой на курочек и петушков прямо в курятнике по ночам. Хорек и скунс оба из семейства куньих, и практически близнецы-братья, только у нашего отсутствует яркая белая полоса на спине. Даже и реакция на опасность у них одинаковая — выделить из особых желез резко пахнущее вещество и этим отпугнуть хищника.

— Все ясно, — заявила самая разбитная из наших говоруний деваха, — скунс — американская вонючка, а хорек русская!

Зверька уже и не помнили, и не знали, как он выглядит, никогда не нюхали его изысканного запаха, а выражение-оскорбление — хорек вонючий, пережило века.

Богуслав продолжал, безжалостно обрывая мои сладкие воспоминания о прошлом, которое для этого времени было далеким будущим.

— Силы-то ведь никакой нету! Ладно ты, один Матвей-ушкуйник пятерых таких бойцов заменит, а ведь меня и близко заменить некем. Вы с Наиной, даже и объединив ваши магические силы, немногого стоите. Мелкие сошки, не в обиду вам будет сказано. Может нам отсидеться в Киеве, восстановить силы?

— Нам все равно надо там побыть — я Наине обещал несколько дней пожить в столице, пока она будет у раввина получать развод с постылым мужем. Заодно и обсудим с тамошними волхвами, нельзя ли нам чем-нибудь и как-нибудь помочь.

— Ничем и никак никто нам не поможет! Это я тебя, как не последний среди кудесников маг заверяю. Нет у нас такой человеческой магии, чтобы большую потерю крови заместить.

— Пусть тогда учитель Добрыни волхв Захарий замену тебе ищет. Я-то и с коляски боем поруковожу.

Богуслав скрипнул зубами.

— Обидно. Столько лет готовился, ждал этого похода, и из-за плевой ошибки всего лишился! Жаль, что Марфе ведьму не показал.

— А собака-то чем тут может помочь? — не понял я.

— Вместе с умом я в нее нюх на всякую нечисть и черных колдовских людишек, в том числе и ведьм, заложил, увидит — не ошибется.

— А она Мавру разве не видела?

— Да Олег взялся гнусить: напугает этакая зверюга безухая и бесхвостая добрую женщину, не надо нам тут никаких собак. Повелся тоже оборотень на ее чары, разомлел. Думал небось, хватит тут и одного волчары, нечего всяких среднеазиатских волкодавов в дело впутывать. При Марфе-то и ты всегда в наличии, вдруг не на минутку заглянешь, а присядешь вдали от богатырки-жены с приятной бабенкой сбитень хлебать, кто ж тебя знает. А этим создашь ему нешуточную конкуренцию в борьбе за постельные утехи.

А сейчас Марфа нас не только от зверья лесного и лихих людей караулит, но и от леших, водяных и болотных бережет. Черный волхв или ведьма тоже незамеченными не подкрадутся.

Сторожевая Марфа неожиданно внимательно и напряженно стала вслушиваться в ночную темень, поводя головой. Послушал за компанию и я.

Ничего необычного. Заливисто храпит тучный святой отец, ему жиденько вторит двухметровый богатырь, тихонько возятся Ваня и Наина, всхрапывают лошади, взвизгивает периодически оборотень. В общем, у нас в лагере все, как обычно, тихо и спокойно.

— Вон, забеспокоилась собачка, — заметил я, — слышит или чует какую-то опасность в чаще.

— Не обращай внимания, — отмахнулся Богуслав, — мало ли в спящем лесу неслышимых человеческим ухом звуков — перетаптывается во сне лось, храпит отожравшийся за лето кабан, подкрадывается к какому-нибудь спящему зверьку ночной хищник соболь, всех не перечтешь. А сколько ночью шарахается филинов и сов, сычей и сипух? Ого-го! В общем, есть кого ночью послушать чуткому сторожевику.

Какая-то из ночных птиц прямо в тему заухала в ночи.

— А это кто? — спросил я знатока местной фауны.

— А черт их разберет! — ответил знатный краевед.

Мы за день особо не утомились, боярин лежал целый день в люльке, я покачивался в комфортной колясочке, поэтому пока умаянная команда дрыхла без задних ног, беседовали о разных разностях.

— Оставь меня только не в Киеве, а на родине — в Переславле. У меня там жена, дети, усадьба…

— Князем сидит родной сын — Владимир Мономах, — ласково продолжил я.

— Догадался все-таки, пришелец из будущего, — вздохнул Богуслав, — эх, не умерла бы так рано моя Настенька, не женился бы ни в жизнь! А у вас что, пишут о моем участии в развитии рода Рюриковичей?

— О тебе в летописях ничего не пишут, а у Анастасии и имя забыли. Историки ничего узнать не могут, имена крутят самые разные — тут тебе и Анна, и Ирина, и Анастасия, и еще кто-то, но чаще пишут гречанка или девушка из византийской императорской фамилии. Уверенности в том, что она дочка самого императора, никакой нет. Все запорошила пыль веков.

И, как писал великий русский писатель и поэт Иван Алексеевич Бунин:

Но имя Смерть украла

И унеслась на черном скакуне.

А среди Рюриковичей одни из самых лучших и разумных, это твой сынок Владимир Мономах и внучек Мстислав Великий. Чувствуется действительно знатная кровь боярского рода Вельяминовых.

Полежали молча. Богуслав погордился своей славной кровью, поразбавившую гниловатую кровицу Рюриковичей, у которых частенько князья носили прозвища Окаянный, да Гореславич, а я думал: а вдруг подлетит какая-нибудь черная паскуда?

Вспомнились истории о полетах ведьм на помеле, летающих йогах, средневековом монахе Джузеппе из Копертино, полеты которого видели тысячи людей, среди которых был папа римский Урбан восьмой, повелевший это запротоколировать в церковных записях, кардиналы, адмирал и даже одна принцесса.