Неожиданность
Шрифт:
— Может быть это обман?
— Может быть. Только в 21 веке в него верит больше миллиарда человек.
Реально разбросаны по Земле какие-то сооружения, вроде ваших врат: камни Стоунхеджа, дольмены, Звездные Врата, Ворота Солнца, лестницы, ведущие в никуда, но все это обязательно сопровождается историями о приходе оттуда Богов. Или ничем не сопровождается, если строение уж очень древнее.
Но легенд и мифов о людях, их использующих, не было и нет. Есть какие-то обрывки, вроде — зашел куда-то и пропал, вернулся через сто лет таким же молодым, залез невесть
— Но можно ведь и не строить! Телепортируйся сам по себе, и все дела, — вмешался Боб, — об этом-то ничего нету?
— Абсолютно пусто! Даже явных выдумок и тех нет! Ваши Врата явно рассчитаны на массовые или очень частые переходы, но ваши Сильные ими, поди, особенно и не пользуются.
— Я с ними никогда не общался, не знаю.
— А чего тут знать! Если плывешь ясным днем, на что тебе огонь маяка?
— Может быть.
— Точно тебе говорю! И наверняка полно каких-нибудь историй о том, как они залетели куда-то не вовремя, вылетели не туда, и этому есть очевидцы.
— Таких историй хватает.
— А у нас тысячи лет пустота!
— Может быть научить было некому? А особо талантливые свои способности наверняка прячут. У вас ведь испокон веков так заведено, заорать — это против Бога! — а сноровистые жрецы тут же оттащат или на плаху, или на костер.
Я промолчал. Этого у человечества не отнять.
Кстати, насчет учебы.
— А кто у вас учит? Сильные?
— Нет, их слишком мало.
— А кто же?
— Не Сильные, но посильнее остальных.
Мне подумалось: не академики, а профессора.
— А ты силен?
— Обычный середняк! Даже не определю, годен мыслящий к этому или нет.
— А кто определяет?
— Те, кто посильнее меня, но против Сильных и Учителей откровенно слабоваты.
Кандидаты наук. Не блещут, но тоже кое-что могут.
— Но и из отобранных обучить реальному переносу в пространстве удается одного — двоих из сотни. Вот и получается, что из ста тысяч кандидатов путешественников из них выходит пять — семь.
— А из нас, людей, не пытались выбрать достойных?
— И мысли такой не было. Поумнели — варитесь в собственном соку!
Дело вырисовывалось тухлое. Ничего он у меня не определит, и выучить не выучит, а у представителей человечества своих способностей едва хватает только на то, чтобы, напрягая все свои силы, двигать по столу пустой спичечный коробок. Где уж тут за тысячи километров мою тушу весом в восемьдесят кило закинуть!
Да и шанса оказаться одним из пятерых в громадной стотысячной толпе у меня практически нет. Я работящ, но ни в одну лотерею никогда не выигрывал. Когда-то очень давно с одной девушкой ввязался играть вместе в книжную лотерею, где каждый третий билет выигрывал.
Рисуясь юношеской щедростью, заявил: «Плачу!» Она себе взяла пять билетиков, а я, для утверждения мужского превосходства, рванул десять. Результат был плачевен. Она выиграла четыре раза какие-то небольшие, но приятные деньги, мне из десяти возможностей
не улыбнулась ни одна.— А ты спать ложиться думаешь? — поинтересовался Полярник. — Завтра Богуслав вскочит ни свет, ни заря и всех кинется будить. Он пока твоего выхода из комы ждал, только и говорил о том, что вам нужно торопиться, дельфины могут уйти, и время не ждет.
Ох, чую не к дельфинам его тянет!
— Это да. Поднять он может, — согласился я и подумал: а возле Парижа сейчас тихий вечер…
Весь народ уже улегся. Заливисто храпел протоиерей, что-то бормотал во сне по-польски Венцеслав, возился под тяжелой рукой богатырши Татьяны Олег. Покой спящего лагеря слегка нарушали доносящиеся от соседнего, почти потухшего, костерка шумные вздохи Вани и постанывания Наины — молодожены, видимо, мирились окончательно. Вскоре они притихли, и я уснул крепким сном умаявшегося за день человека.
А на следующий день нас поймали кентавры!
Я всю жизнь считал, что полулюдей-полуконей придумали фантазеры греки. В их мифах кишмя-кишат сатиры, под каждым кустом резвится фавн, а в ручьях обосновались нимфы. Конечно, с этой нечистью нужно ухо держать востро — того и гляди налетят и заклюют гарпии с грифонами, одноглазый циклоп захочет тобой закусить, завоют-заголосят сирены, но самые страшные в этих сказках, с моей точки зрения, гекатонхейры. Вдруг ухватят всеми ста ручищами, да решат каждой из пятидесяти голов на зуб попробовать? Мало не покажется!
В этой толпе какому-нибудь древнегреческому затейнику отсодомить приглянувшуюся лошадку наверняка не составило труда, и безответная кобылка принесла приплод. Бегают же вовсю даже и в 21 веке лошаки и мулы, помеси лошадей с ослами. А чего же человеку, отставать что ли?
Вот и придумали до кучи здоровенного кентавра, сильного, очень умного и знающего, но почему-то сильно пьющего и буйного. Где же греки могли встретиться с такой неординарной личностью? С русскими, что ли, на каких-то выселках столкнулись?
И вот они, метисы! Явились, не запылились. Их было около пятидесяти, кентаврисс и кентаврят среди них не наблюдалось. Было ясно, что мы столкнулись не просто с кочевой ордой в пути, а нарвались на сторожевой отряд.
Они выехали из какого-то оврага с пологими стенками и махом нас окружили — засада чистой воды. В могучих руках все кентавры держали оружие. Длинные копья соседствовали с грозными булавами, кое-кто уже испытывал на прочность тетиву лука, поблескивали кривые сабли. Остановились неподалеку.
Главарь подъехал к нам, поднял правую руку с саблей и приказал:
— Остановитесь!
Новой схватки нам совершенно не хотелось — хватило вчерашних передряг, и мы безропотно остановились.
— Кто такие? Куда идете?
— Идем в Херсон, — не стал запираться Богуслав, — до Русского моря хотим добраться.
— Подозрительные какие-то вы путешественники! Не купцы, товару нету. И не дружинники — оружие не у всех. Компания у вас больно пестрая — и поп, и воины, и бабы. Может хотите выведать для местного воеводы места наших стоянок? Сгубить наших жен да деток?