Непокорный алжирец

— Молодец, старик! — закричали в зале.

— Крой его, отец!

— Дай ему жизни, пират!

Беркен, насупившись, ждал, пока крики затихнут.

— Теперь о правительстве, — продолжал он, когда тишина установилась. — Разве оно уже не создано? Или ты не доволен, что при распределении кресел обошли тебя? Так ты напрасно волнуешься — гражданских в наше правительство не принимают! Разве не такие лысые министры, как ты, погубили Францию?

По залу прокатился смешок. Кто-то крикнул:

— Среди военных тоже есть лысины!

Его поддержали:

— А разве глава Центрального правительства — не военный?

— Военный! — отпарировал Беркен. — К тому же из тех военных, кто далеко смотрит, кто знает вкус добра и зла. Но, — Беркен внушительно поднял вверх палец, — он не оправдал наших надежд. И потому мы его свергаем! Если новое правительство не оправдает наших надежд, низложим и его! До тех пор, пока не добьёмся цели…

Беркен не успел закончить. Со звоном разлетелось зеркальное окно, о стол ударилась и взорвалась граната. Дикий рёв перепуганной толпы смешался с криками и стонами раненых и умирающих. Опрокидывая столы, давя и топча друг друга, все заметались в поисках выхода. Улицу прошила автоматная строчка.

Взрыв поднял на ноги всю гостиницу. Одно за другим засветились окна. Постояльцы верхних этажей свешивались с подоконников, требовали ответа у стоящих внизу. Но те и сами толком ничего не знали. Завывая, подкатили патрульные машины. С одной из них прямо на ходу спрыгнул рослый лейтенант с чёрной повязкой на левом глазу, наклонился над мостовой. Там в луже крови лежал какой-то человек. Патрульные, бесцеремонно действуя прикладами, оттеснили толпу.

— Кто это? Кто такой? — спрашивали со всех сторон.

Лейтенант пошарил в карманах неизвестного. Ручной фонарь высветил пачку узких листков. Лейтенант выпрямился, швырнул их в толпу.

— Смотрите сами, кто это!

Десятки рук подхватили листовки, не дав им опуститься на землю. «Долой ОАС»! «Да здравствует ФНО!».

— Партизаны напали!

— Террористы!

Приехал на машине комендант.

— Что произошло? — осведомился он у лейтенанта.

Тот коротко доложил.

Жубер пробежал глазами листовку, зло пнул носком ботинка в бок лежащего и выругался. Лейтенант посветил фонариком. В чёрный провал неба смотрели тусклые глаза Махмуда.

Накануне майор Жубер вызвал Махмуда к себе. «Последнее задание, — сказал майор. — Выполнишь его, можешь идти на все четыре стороны».

Махмуд был далеко не простачком и прекрасно понимал, что на нём ездят, как на осле, но сбросить седло не осмеливался. Он хотел жить, и притом — не обливаясь солёным потом. По этой причине он ещё с детства стал воровать — сперва промышлял в Алжире, потом во Франции и снова в Алжире, несколько раз попадал в тюрьму, выбравшись, принимался за старое. Однако по сравнению с тем, что приходилось делать сейчас, воровство казалось ему безопасной детской забавой. Не то чтобы Махмуда мучила совесть, — на совесть ему было наплевать, — но очень уж было неспокойно, всё-таки голова у человека одна. И вот, наконец, замаячило освобождение. Ещё одно усилие и… поминай, как звали.

Прощаясь, комендант дал пачку денег. Толстую пачку, хорошо, щедро заплатил и ещё обещал. Неужто кончились мытарства? Махмуд благодарно кланялся, дал клятвенное слово постараться. И постарался. Он добросовестно выполнил последнее поручение коменданта…

Жубер приказал бросить Махмуда в машину и прошёл в ресторан. Раненых уже унесли. Среди хаоса разбитой посуды и перевёрнутых стульев лежали четверо убитых. Ищущие глаза майора остановились на одном из них.

— Мсье Беркен?!

Опустившись на колени, комендант прижался ухом к груди старика, прощупал пульс. Поднялся, снял с головы кепи.

— Мерзавцы! Убить такого человека!.. Вы жестоко поплатитесь за смерть Беркена!

Атмосфера была накалена до предела, все хоть сейчас готовы были идти на Касбу, а майору только этого и надо было. Граната не случайно уложила Беркена, она предназначалась именно ему — когда хотят пустить кровь, перерезают вены. Жуберу надо было спровоцировать французов на резню арабского населения. Но об этом знали только два человека. Один из них был сам Жубер, второй — Махмуд.

3

Город в эту ночь не спал.

Случай в ресторане «Мажестик» взбудоражил всё французское население. Особенно неистовствовала молодёжь. От лавок алжирских купцов не осталось камня на камне, больница доктора Решида была сожжена, а ярость не остывала.

Имя Беркена стало знаменем погромщиков, они жаждали крови. Даже четырнадцатилетние подростки торжественно клялись отомстить «за смерть отца, павшего во имя Франции». Десятки алжирцев, имевших несчастье попасться в руки мстителей, были безжалостно убиты, но их крови оказалось недостаточно. Сотни глаз, полных жажды мести были устремлены к Касбе… Дикому разгулу, казалось, не будет конца.

Генерал Ришелье понимал, что если не остановить слепую ярость бушующей толпы, может произойти невиданная резня. Но ему не хотелось умерять пыл своих соотечественников. К тому же не было времени спокойно всё обдумать и что-то решить. От полковника Сулье поступили тревожные вести: один из четырёх полков парашютистов, предназначенных для удара по Парижу, перешёл на сторону Рамадье. Не многим лучше была обстановка и в остальных полках. На кого же тогда опереться, если предают наиболее, казалось бы, верные, испытанные люди! Генералу было не до городских дел. Он полностью доверил их коменданту, а сам на рассвете отправился к полковнику Сулье.

Жубер был из тех военных, которые больше любили размахивать плетью, чем лавировать. Из своих сорока шести лет он больше двадцати провёл в армии, однако до майора дослужился с трудом — очень уж его прельщали быстропреходящие житейские радости: картишки, выпивка, тёмные делишки. В Индокитае страсть к авантюрам даже чуть не погубила его — продал партизанам партию оружия, а такое, как известно, не прощают. Но каждый раз, когда что-либо случалось, он находил сильную руку и выходил сухим из воды, да ещё зачастую с рыбкой в зубах. Но сейчас его обуревали другие желания — более честолюбивые и серьёзные. Жубер понимал, что если ОАС возьмёт власть и проложит столбовую дорогу в Париж, он не останется в чине майора. Поэтому Жубер старался не жалея сил.

Вот и сейчас, проводив генерала и наскоро выпив стакан крепкого чая, комендант направился к воротам Старого города. Он поручил начальнику поста ещё раз объявить всем жителям Касбы, что демонстрация категорически запрещена. Если же арабы не подчинятся приказу, — а он в этом не сомневался, — не препятствовать, открыть ворота настежь.

— Но сами без моего приказания не вмешивайтесь, — распорядился Жубер. — Пусть испробуют своими бараньими лбами прочность нашего оружия.

4