Непокорный алжирец

Едва демонстранты успели скрыться за воротами Старого города, как на улицу Виктуар въехали бронетранспортёры, битком набитые солдатами. Пулемётный и автоматный огонь обжёг старые стены Касбы.

6

С наступлением ночи стрельба затихла, но Касба не спала. Тёмные улочки полнились негромким говором. У ворот Старого города возле Лакдара собралась большая группа: ждали возвращения парламентёров, посланных на переговоры с комендантом.

Наконец они появились — сгорбленный худой старик и представительный, интеллигентного вида мужчина, известный под именем Сулеймана-музыканта. Полотнище белого флага, который он нёс в руке, волочилось по земле.

— Говорили с самим Жубером, — доложил Лакдару Сулейман, — разрешает подобрать тела погибших, но ставит два условия. Вот, — Сулейман протянул Лакдару листок из записной книжки, — комендант сам написал имена шести человек. Один из них — вы, майор. Жубер требует, чтобы выдали ему этих шестерых. Я попытался убедить его, что таких людей среди нас нет, но этот шайтан и слушать ничего не желает.

— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо прервал Лакдар разговорчивого Сулеймана, — а второе требование какое?

— Ай, и второе не лучше первого, — махнул рукой Сулейман. — Предлагает сложить оружие.

К Сулейману подступил Мустафа с таким грозным видом, будто это сам Сулейман предлагал капитуляцию.

— Что ты сказал? Оружие ему сдать, говоришь?!

— Это комендант говорит, а не я, — поправил Сулейман.

— А вы ему что ответили? — чуть поостыл Мустафа.

— У меня не было полномочий решать такие вопросы. Это должен решить сам народ.

Люди вокруг прислушивались к разговору, вздыхали, возмущались…, Лакдар обратился к ним:

— Вы все слышали, на каких условиях комендант соглашается выдать наших погибших товарищей. Что же ответить ему?

— Люди! — возвысил голос Сулейман. — Позвольте, я скажу… У меня у самого там родной брат лежит. Единственный брат! Я обязан, соблюдая все обычаи, предать его тело земле. Он отдал свою жизнь за правое дело. Неужто прах его послужит делу неправому? Мой совет: не принимать условий коменданта! Наши дорогие покойники не обидятся на нас за это…

Среди стоящих поодаль женщин послышались всхлипывания, жалобные причитания. Сулейман сердито прикрикнул:

— Замолчите! Враг радуется нашим слезам! Не поступайте, как неразумный мельник, который, стараясь достать утонувшую в воде монету, разрушил плотину у мельницы. Ушедшие от нас сделали своё дело. Пусть смерть их не будет напрасной. Надо думать о живых!

— Спасибо вам, Сулейман! — Майор Лакдар положил ему руку на плечо. — Спасибо!.. Да, друзья мои, мы обязаны в первую очередь побеспокоиться о живых.

Поручив Мустафе организовать охрану ворот, Лакдар вместе с членами городского штаба Фронта Национального Освобождения прошёл в ближайшую лавку. Он, может быть, лучше других понимал, что затишье это — обманчивое, что враг не успокоился и каждую минуту следует ожидать предательского удара. Нужно быть готовыми к отпору. Но как это сделать, если не хватает оружия, на исходе патроны, ничтожны запасы продовольствия и не исключено, что оасовцы перекроют воду в системе труб, проложенных из Нового города? Было много раненых, но не хватало бинтов и медикаментов. Да и мёртвых всё-таки следовало похоронить, трупы на улицах в такую жару — верная вспышка эпидемии, и в первую очередь от неё пострадают бедняки Касбы. Словом, забот было в избытке. И всё же ни в коем случае нельзя прекращать сопротивления. Ни в коем случае!

— Стаю взбесившихся собак можно остановить только силой, — сказал Лакдар. — Все другие пути приведут к напрасным жертвам. На удар мы должны ответить ударом, на пулю — пулей. Необходимо сделать всё, чтобы достать оружие и боеприпасы, — надо вооружить весь народ!..

Подталкивая перед собой низенького толстяка, в лавку вошёл Мустафа.

— С такими богачами, как мой бывший хозяин Абдылхафид, не пропадём, — услышав последние слова Лакдара, весело заверил он. — Я его «вежливенько» попросил, и он нам отвалил солидную сумму. Вот они, денежки! — похлопал Мустафа себя по карману. — А вот что делать с этой скотиной — не знаю. Зерно закапывал на своём дворе. Целых двадцать мешков пшеницы успел в яму высыпать, сукин сын!

Толстяк дрожал и озирался вокруг, стараясь найти сочувствие. На вопрос Лакдара, от кого прячет зерно, он вдруг заверещал пронзительным голосом:

— Ни от кого не прячу!.. Моё имущество — где хочу, там и храню!.. Что вам от меня надо?

— Так-так, — сказал Лакдар, — значит: моё имущество, мой двор, моя пшеница. А то, что люди без куска хлеба сидят, тебе всё равно? Тебе народ — что прошлогодняя трава. Так зачем же ты здесь, в Касбе? Иди на ту сторону, там тебе посочувствуют.

— Что, силой отобрать зерно хотите? — взвизгнул толстяк.

И осел под тяжёлым взглядом майора, как прохудившийся бурдюк с водой. — Идите, забирайте… — забормотал он. — Всё ваше… всё берите!..

— Нет, — сказал Лакдар, — брать мы у тебя ничего не будём. Твоё добро нам поперёк горла встанет. Обойдёмся как-нибудь. А ты — собирай свои пожитки и выметайся из Касбы. Такие, как ты, нам не нужны.

Кругом одобрительно заговорили:

— Правильно!

— Не место таким в Касбе!

Кто-то, не сдержавшись, выругался:

— Ростовщик проклятый! Как вас, таких, земля носит!

Толстяк неожиданно смешался, умоляюще протянул руки.

— Не гоните меня, люди!.. Сознаюсь, плохо поступил… прощения у вас прошу… Клянусь, буду делать всё, что вы скажете!..

Грохот близкого взрыва заглушил его покаянные слова. Рвануло ещё раз и ещё.

Все выскочили наружу. В ночной темноте разгоралось багровое зарево.

— Библиотеку взорвали! — крикнул кто-то.

Когда Лакдар вбежал во двор библиотеки, внутри здания уже вовсю полыхал огонь, пожирая древние свитки и манускрипты. У майора захолонуло сердце, сжались кулаки.

— Вандалы! — Он обернулся. — Что же вы стоите, люди! Спасайте книги!

— Дверь заперта… — неуверенно сказал кто-то.

Майор яростно ударил ногой в массивную дверь.

— Сторожа ищите! Где сторож с ключами?

— Здесь я, сынок! — Сквозь толпу протиснулся перепуганный старик с огромным ключом в руке. — Вот ключ, сынок… Возьми сам, а то меня руки не слушаются…

Лакдар распахнул дверь и шагнул в гудящее пламя. Вслед за ним устремились десятки людей.

Снаружи громыхнул четвёртый взрыв.

Глава тринадцатая

1

По городу опять поползли слухи: «Генерал Ришелье ранен!», «Партизаны заняли Орлеан!», «Из Парижа посланы десантные войска!», «Касбу будут обстреливать из тяжёлых орудий!».. Из всего этого верно было одно: генерал Ришелье был действительно тяжело ранен. Его доставили в город вертолетом. Пуля задела сердечную сумку, требовалось срочное вмешательство очень опытного хирурга. Таких в городе было двое — доктор Решид и хирург военного гарнизона Мишель. Решид сидел в тюрьме, а Мишель лежал с высокой температурой.