Неполная дура

— Ой! Вы такая молодая! — разочарованно вырвалось у Инны.

Антонине Петровне и в самом деле едва ли сравнялось тридцать пять — тридцать семь лет. А это значило, что она не могла лично помнить Этну. Так оно и оказалось. Антонина Петровна тщетно морщила лоб, но такой воспитанницы не вспомнила.

— А бывший директор? Может быть, она сможет нам помочь?

— Увы, с ним вам поговорить не удастся.

— Почему?

— Он умер год назад.

Да уж! С этим аргументом не поспоришь. И подруги вынужденно продолжили беседу с Антониной Петровной. Напрасно! Подруги только что портрет Этны ей не нарисовали. И ее вызывающе белые волосы описали. И высокий рост. И холодную какую-то надменную красоту. Все без толку. Директриса Этну совершенно определенно не видела и не помнила.

— Знаете, к нам ведь часто приезжают бывшие выпускники. Деньгами помочь. Или просто навестить родные места.

И заметив удивленное выражение на лицах подруг, она воскликнула:

— Да! Да! От своего собственного прошлого никуда не денешься! И для бывших сирот, которые выросли и завели собственные семьи, их детский дом — единственное место, с которым связаны воспоминания детства. А ведь они самые дорогие для любого человека.

И заканчивая свою лекцию, она добавила:

— Я это к чему говорю, многие приезжают, чтобы встретиться со своими бывшими воспитателями. И конечно, знакомятся со мной. Потом бродят по окрестным местам, вспоминая былое. Но ваша знакомая не из их числа. Сюда она никогда не приезжала. Иначе я бы ее вспомнила. Личность она, судя по вашим словам, приметная. А зрительная память у меня хорошо развита.

— Понятно, — поникла головой Инна. — Значит, мимо.

Но Мариша не собиралась так быстро сдаваться.

— Ведь должен еще существовать какой-то архив! — воскликнула она.

— М-да, — протянула Антонина.

Было видно, что мысль об архиве ей неприятна. Наверное, самой ей не очень-то хочется рыскать среди пыльных папок в поисках бывшей воспитанницы, которая последние годы и носа к ним не казала. Сама бы она предлагать помощь не стала. Но буквально припертая к стене Маришей, сдалась, поняв, что иначе от докучливых гостий ей не избавиться.

Впрочем, архив располагался как в компьютере, так и в соседней комнате. Компьютер ссылки на имя Этна не выдал. И пришлось тащиться в архив. Тут Антонина Петровна, едва переступив порог, жутко расчихалась. Нос у нее моментально распух, глаза начали слезиться. И вообще, она выглядела такой больной, что жалко ее становилось.

— Жуткая аллергия! — простонала директриса. — Это у меня с детства. Простите, но, видимо, вам придется похозяйничать тут самим. Без меня.

Подруги были не против. И заметно приободрившаяся директриса показала полки, на которых, по ее мнению, хранились папки с делами тех выпускников, кто подходил по возрасту. После этого директриса, прижимая к носу платок, моментально исчезла. Подруги принялись рыться сами. И тут же расчихались. Не у одной Антонины, оказывается, была аллергия на пыль.

Руки Мариши тут же зачесались и стали отвратительно сухими и шершавыми на ощупь. А Инна теперь напоминала альбиноса, белки ее глаз сначала приобрели нежно-розовую окраску, потом раздражение усилилось. И они стали ярко-красными. Наконец, когда и носы у подруг раздулись до таких размеров, что им стало казаться, что они это вообще не они, а один сплошной мокрый и хлюпающую нос, девушки сдались.

— Ничего тут нет!

— Но мы просмотрели не все папки! — робко вякнула Инна.

— Я чувствую, что мы даром тратим время! Пусть нет бывшего директора! Пусть он умер! Но есть же другие сотрудники.

— Верно! Есть, — подтвердила Инна.

— Вот и надо поговорить со старыми педагогами. Не может быть, чтобы тут полностью обновился весь штат!

И подруги, с отвращением отпихнув от себя пыльные папки, выскочили из архива.

— Уже нашли? — удивилась Антонина Петровна.

Она выглядела на зависть хорошо. И сочувственно покачала головой, увидев, что подруги слова сказать не могут, чихая и прямо таки задыхаясь.

— Примите вот это! — протянула она им синюю коробочку. — Вообще-то эта расфасовка для детей. Но вы примите по две таблетки. Должно помочь.

— Что это?

— Ломилан. Это отличное средство от всех видов аллергических проявлений. И спать после него не хочется. Рекомендую.

— А вы?

Инна не любила всякую там химию, даже пусть завернутую в самую яркую и привлекательную упаковку. И потому в ее голосе невольно прозвучала подозрительность.

— Я уже приняла.

Это убедило даже ярую противницу химических препаратов Инну. У Антонины не наблюдалось и следа терзавшей ее всего час назад аллергии. И Инна протянула руку за лекарством. Что касается Мариши, то она давно его заглотнула. И теперь, прикрыв глаза, ожидала благотворной реакции.

— Так что вам удалось найти? — спросила Антонина, когда аллергия у подруг немного пошла на спад и они смогли внятно говорить или хотя бы поминутно не чихать и не чесаться.

— Ничего!

— Как жаль! Но это часто случается.

— В самом деле?

— Еще недавно у нас в архиве работала одна, прямо скажем, очень пожилая сотрудница. Увы, у нее со временем голова стала совсем плохо соображать. И многие папки у нас перепутаны. Старушка клала нынешних выпускников к самым старым папкам, путала дела и, не приятно в этом признаться, иной раз просто уничтожала документы.

— Зачем? — ахнули подруги.

— Говорю же, к старости стала совсем слаба на голову.

— Но вы уверены, что она это делала?

— Своими глазами видела.

И Антонина Петровна рассказала, как застала архивную старушку — Валентину Павловну за нехорошим и прямо-таки противозаконным занятием. Сама Антонина занимала на тот момент должность старшего воспитателя. Она считалась перспективным сотрудником и старалась это мнение о своей персоне всячески оправдывать. Положение дел в архиве оставалось для нее тайной. Но немного освоившись в детском доме, Антонина заглянула и туда.

— Видимо, Валентина Павловна не ожидала, что я к ней заявлюсь. Я так поняла, что в архиве она привыкла распоряжаться единолично. Даже директор туда носа не совал без особого приглашения самой Валентины Павловны.

Молодая и ретивая Антонина о подобном положении дел не знала. И была немало удивлена тем холодным приемом, который оказала ей старейшая сотрудница.

— Ну, что тебе? Чего приперлась? Заняться больше нечем?

Это были самые безобидные высказывания, которых удостоилась Антонина. Но еще больше она была поражена, заметив, чем занималась старушка, когда она ее побеспокоила.

— Представляете, она собиралась пить чай. От огромной кружки с кипятком и заваркой поднимался пар. И как сейчас помню, возле нее стояла банка с покупным абрикосовым джемом и вазочка с «Суворовским» печеньем, а сама Валентина Павловна рвала на мелкие кусочки какие-то фотографии.

Справа от старушки лежала открытая папка, в которой уже не осталось ни единой бумажки. Шокированная Антонина вылетела из архива и тут же помчалась жаловаться на поведение старушки к директору. Но к ее изумлению, директор принял сторону противной старушенции.