Непридуманная биография
Шрифт:
Из Нарьян-Мара Павел уехал немного раньше, а Люся с дочкой отправились следом. В дороге их застигла Великая Отечественная война. Добрались – а Павел рвется на фронт. Но его не пустили – синоптики во время войны были особенно нужны.
Неприветливо встретила их зимовка. В дряхлом домике с подслеповатыми оконцами хозяйничал ветер. Кругом на сотни километров не было ни одного человека. Только звери, лес и горы с отвесными скалами и обманчивыми ущельями.
Здесь, на зимовке, родился их второй ребенок. Назвали его Костей. Павел сам принимал роды, ухаживал за женой…
Шесть лет прожила семья Дорофеевых вдали от людей. Не раз присылали им в помощь других работников, но, как назло, ни один не выдерживал, убегали с зимовки. А Дорофеевы
Был теплый солнечный день августа. Кругом тишина – лишь комарье звенит в воздухе. Вдруг собака Матрос – верный друг и помощник – забеспокоилась, заскулила, прижимаясь к стене. «Что-то не то…» – подумал Павел. В густом непроходимом лесу раздались выстрелы. Павел схватил дробовик – единственное свое оружие: «Люся, закрой детей и дай патроны». А выстрелы все тревожнее и настойчивее взрывали прочную тишину зимовки.
Это пробирались в Центральную Россию сбежавшие уголовники – самые отпетые, голодные, готовые на все. Путь их лежал через Северный Урал и Печору. И на этом пути – одинокая, затерянная в лесу зимовка Дорофеевых. На счастье, вовремя настигла бандитов преследовавшая их охрана…
Как-то Павел вез домой продукты. Их доставляли на зимовку раз в год. Снег был глубокий, рыхлый, вязкий. Обессилели олени. Приходилось протаптывать для них дорогу. С огромным трудом давался каждый шаг к зимовке, где Люся с двумя ребятишками ждала мужа. Наконец, добрались. Невозмутимый проводник Павла не на шутку удивился, увидев на зимовке женщину с детишками. «Баба? Одна? Однако храбрая ты…» – сказал старый, немало повидавший на своем веку человек. Он и не подозревал, каких усилий стоили Люсе такие ожидания.
Когда прошли эти суровые, но незабываемые шесть лет зимовья, семья Дорофеевых переселилась в Нижнюю Пешу, где Павел Александрович работал начальником метеостанции, а его жена – синоптиком-наблюдателем. Дорофеев окончил десятилетку, заочно учился в техникуме. Общественные его нагрузки трудно перечислить. Много лет он был народным заседателем и заместителем народного судьи. Коллектив руководимой им метеостанции завоевал звание коллектива коммунистического труда.
17. Студенчество
5 марта 1953 года умер Иосиф Виссарионович Сталин. Вся страна погрузилась в траур. Я не стал исключением. В этом году я поехал в город Вельск, хотелось поступить в сельскохозяйственный техникум. Задуманное осуществил. Так началась новая пора в моей жизни – учеба по специальности «техник-механик». Моя стипендия на первом курсе составляла 14 рублей. На эти деньги я оплачивал проживание в общежитии, покупал учебники, письменные принадлежности. На них же нужно было питаться, одеваться, а хотелось еще сходить в кино или на танцы.
Общежитие, где я квартировал, находилось в старинном двухэтажном здании. В одной комнате жило по 6-8 человек. Комендант общежития была строгая. Требовала, чтобы ровно в 23 часа все находились у себя в комнатах, лежали в постелях с выключенным светом. Именно в это время входная дверь закрывалась на засов. Все. Внутрь не попадешь. Злостных нарушителей этого правила лишали стипендии, могли и из техникума выгнать. Но на случай, когда в назначенный час добраться до ночлега не удавалось по какой-либо причине, мы знали, что не все потеряно. В комнате на втором этаже всегда кто-нибудь «дежурил», он опускал из форточки нитку, к которой был прикреплен небольшой груз, другой конец он привязывал себе к руке или к ноге. Опоздавший подходил к нитке и дергал за нее. Тогда «дежурный» открывал засов на входной двери. И обязательно перед сном – перекус, состоявший из краюхи черного хлеба и куска сахара, порой величиной с детскую голову – приходилось колоть на мелкие кусочки.
Когда же прижимало безденежье, мы шли на станцию разгружать вагоны. За разгрузку, особенно негашеной извести, платили хорошо, потому как работа тяжелая. В противогазе, духоте и такой пыли, что свету не видно, больше получаса
не выдерживали. Приходила другая смена.Несмотря на подработку, денег не хватало, а выглядеть хотелось прилично, чтобы перед девчонками не стыдно было показаться. Я понимал, что учиться в техникуме на прежних условиях буду долго, самостоятельно и достойно зарабатывать стану еще не скоро, а помощи ждать неоткуда. Тогда решил продолжить учебу в сельскохозяйственном училище, которое тоже располагалось в Вельске. Его учащиеся получали готовое питание, обмундирование, место в общежитии и даже деньги на карманные расходы. Учебный год в училище давно уже начался, но у них был недобор, и меня приняли. По окончании вручили аттестат и предложили три рабочих места на выбор: в Шенкурском районе, в Усть-Ваеньге, в ремонтные мастерские в церкви, где я проходил практику, в Шеговарах – бывшем районном центре Устьянского района, в городе Сольвычегодске – районном центре в то время. Я решил ехать в Сольвычегодск.
18. Рабочие будни
Сольвычегодск я выбрал не случайно. Не так далеко, в строящейся тогда Коряжме и в Котласе у меня жили родственники, дядя и две тети. Меня послали в Новиковский сельсовет. Определили мне трактор ДТ-54. Это был лучший трактор в те времена. Когда Н. С. Хрущев (генеральный секретарь ЦК КПСС) съездил в Америку и, решив догнать ее и обогнать, распорядился взрастить на полях русского Севера кукурузу. Подчиняясь указаниям генсека, и поля в Новиково засеяли этой культурой. Но она, капризная, не уродилась, выросли одни сорняки. Деревня обнищала. А на следующий год выросли километровые очереди за хлебом, колбасой и другими продуктами. От голода спасала треска сухого посола и Москва. Там всегда было сытно.
Машинно-тракторная станция, где я работал, платила заработную плату за проделанную работу, но этого было мало. Колхоз давал молоко и мясо за проделанную работу. Жил я в квартире, хозяевами которой были пожилые люди, и помогал им с работой по дому, так как с детства был приучен к труду.
Дом у них был большой, старинный, с взвозом и подвалом, где хранилось сено и инвентарь. Туалет был устроен со второго этажа прямо на землю, и это мне не нравилось. Поэтому в первую очередь я привел в порядок отхожее место. Сделал ограждение и поручни, чтобы не упасть с двухметровой высоты вместе со своими отходами. Вспомнилось, что туалеты в Усть-Ваеньге, где я проходил практику, находились на огороде или были переносными. Вместе с тем люди, которым приходилось жить в таких условиях, болели намного реже. А моя мама рассказывала, что женщины в то время совсем не носили штанов (ей об этом поведала бабушка, дожившая до 94 лет). Только длинные юбки, сарафаны даже в лютый мороз.
Случилось однажды так, что лучший трактор вышел из строя, заклинило поршень у «пускача». А была пахота. Горячая пора. Трактор не заводился. Поехал на «Москве» (речной трамвай) в МТС г. Сольвычегодска (райцентр). Заменили запчасть у трактора, а в поломке, не разбираясь долго, обвинили меня. Три месяца бесплатной работы – таково было мое наказание. Обида заставила меня уволиться с работы.
19. Всесоюзная стройка
Рассчитался я с долгами и не без труда устроился на новое место – на всесоюзную стройку в будущую Коряжму. Тогда после МТС, а тем более с колхоза со справкой, без паспорта, устроиться на работу было сложно.
Город Коряжма строился в лесу, на пустом месте. Щитовые домики, бараки. Народ здесь собрался со всего СССР и разный. Солдаты из строительного батальона хулиганили, особенно с молодыми женщинами не церемонились.
Благодаря родственникам удалось избавиться от штампов в паспорте. Поставили другие, выписали новую трудовую книжку. Прошел технику безопасности по работе с лесом. Определили меня на бревнотаску, которая должна укладывать бревна в штабеля. Сначала бригадир послал меня на укладку «четверок» (бревен длиной 4 метра), а затем «пятерок», «шестерок». План я выполнял. Платили хорошо.