Неприкаянные
Шрифт:
Я задираю голову наверх. Надстроенная мансарда пылает ярким пламенем. Не дожидаясь отца, я бегу к входной двери. Как странно, она не заперта. Как будто кто-то ждал гостей.
— Андрей, подожди меня! — слышу голос отца за спиной.
— Нет, пап! Я пойду один! Я должен убедиться, что в доме никого нет!
Не дожидаясь ответа, я врываюсь в помещение. Все вокруг заполнено сизым дымом.
Судя по всему, я попал на кухню. За ней роскошная столовая в белоснежных тонах. Окна в пол с видом на бухту. И белоснежная лестница на второй этаж. Все заволокло дымом. Я бегу через просторный холл, распахиваю
— Эрик! Эри-и-ик!
Нигде ничего нет. Нет вещей, нет предметов, используемых в быту. Везде пусто. Такое ощущение, что здесь никогда никто не жил. Или съехал, забрав с собой вещи.
Глаза слезятся от дыма. Становится жарко, и совсем нечем дышать.
Я взбегаю на второй этаж, толкаю плечом дверь.
Все пылает. Пылают вещи в шкафу, пылает круглая кровать. Огонь очень быстро пожирает пространство. Отец прав, мансарда надстроена из легковоспламеняющихся материалов.
Заглядываю в ванную, там тоже пусто. Понимаю, что надо уходить, иначе обрушатся перекрытия. И тут под ногами замечаю фотокарточку, сделанную на полароид. С одного конца она обгорела, а с другого нет. Я поднимаю ее с пола и быстро выхожу. Дышать уже почти невозможно.
Сбегаю вниз по лестнице, и слышу, как за спиной обрушивается дверь. Она падает на ступени, и я едва успеваю перемахнуть через перила. Перед глазами все плывет. Надо выбраться на улицу, иначе можно потерять сознание.
Я вырываюсь из горящего дома и наталкиваюсь на отца.
— Кого ты искал, Андрей? — с беспокойством заглядывает мне в глаза он.
У меня в руке обгоревшая фотография.
Я смотрю на фотографию. На ней Дина. У нее на руках грудной ребенок. На обратной стороне подпись: «Дина и Эрик». И дата пятилетней давности.
— Эрика… — бормочу я, и чувствую, как горло сжимают спазмы.
Отец выхватывает у меня из рук фотографию и медленно опускается на лавочку у спуска. Его руки дрожат.
— Он… держал ее здесь с ребенком?
— Похоже, что так, — киваю я. — Место, где были вещи Дины, подожгли специально. Чтобы не оставить никаких следов…
Я чувствую дикое отчаяние. По лицу против воли катятся слезы, и я не могу их остановить. Пинаю ногой камни, и они летят вниз. Сжимаю кулаки от бессилия. Осознание того, что Дина была так близко, а мы ее не нашли, сводит меня с ума.
Вдалеке слышна пожарная сирена.
— Пошли отсюда, па, — растирая слезы по колючим щекам, кивком головы зову отца за собой я.
— Как же… как же так… — бормочет отец.
Я вижу беспомощность и горе в его глазах. У меня тоже нет сил уйти. Такое чувство, что Дина все еще здесь, среди нас, а мы ничем не можем ей помочь.
— Феликс сбежал. Он увез ребенка с собой, — втягивая грудью задымленный воздух, поясняю я.
Отец молчит. Смотрит на фотографию дочери и внука и у него трясутся плечи.
— Пап, как ты себя чувствуешь?
— Как может чувствовать себя отец, потерявший любимую младшую дочь и оказавшийся на месте ее похищения? Как будто я вернулся на пять лет назад…
Он прижимает фотографию к груди.
— Я не могу плыть с тобой, Андрей. Фотография размокнет, и тогда я потеряю последнюю связь с Диной. Прости. Я дождусь службу спасения или твоего Шкуратова. Мы с ним тоже
давние знакомые. Он одолжит мне плед и отвезет домой.— Не говори маме про Эрика, — прошу я. — Она не выдержит.
— Не скажу, — вздыхает он.
Я порывисто прижимаю его к себе.
— Плыви к Тасе, Андрюша. Тася твое настоящее. А мне позволь остаться здесь со своими воспоминаниями. Я не могу уйти так быстро. Мне надо попрощаться с дочерью.
— Хорошо…
При мысли о Тасе мне становится немного легче. Милая, добрая Тася. Какое же счастье, что Бог сохранил ее нам.
Я подхожу к спуску. Оборачиваюсь.
— Пап, мы его найдем. Мы отыщем Эрика.
Он кивает. Дым застилает все вокруг, и становится невозможно дышать. Со стороны трассы мчатся пожарные машины. Я смотрю на отца, беззвучно плачущего над фотографией, и мое сердце обливается кровью.
— Иди, Андрей! — неловко машет мне он. — Встретимся дома!
Я спускаюсь к береговой полосе и ныряю в волнующееся море. Плыву в сторону катера, где на корме застыла Таисия. Ветер треплет ее волосы, распахивает кардиган, но она упорно продолжает смотреть в мою сторону. Я знаю — она ждет меня. Ждет так сильно, как не смог бы ждать никто другой. Потому что она моя. Моя любимая Тася.
Потом все мешается в одну картину. Тася хватает меня за мокрые руки, расспрашивает про дом. Я наскоро обтираюсь найденным на судне полотенцем. Одеваюсь и одновременно рассказываю про фотографию.
— Надо отогнать катер на пристань и отправляться в полицию.
— Твой Шкуратов просил координаты. Он едет к дому.
— Значит, мы тоже едем к месту пожара. Собери вещи папы в пакет.
Тася начинает собирать вещи, а я поднимаюсь в рубку. Судно снимается с якоря и полным ходом движется обратно к берегу.
Удивительно — на этот раз нам удается быстро отыскать дом. Его секрет — в том, что он находился не в населенном пункте, а стоял отдельно, сразу за небольшим съездом с трассы. Он скрыт от любопытных глаз короткой лесополосой, и его невозможно приметить, если не знать, что он существует.
Когда мы подъезжаем к железному забору, дождь усиливается. Клубы дыма застилают все вокруг.
Автоматические ворота распахнуты настежь. Две пожарных машины поливают дом снаружи, но от мансарды вряд ли что-то останется. Объятая пламенем, она постепенно обрушается на первый этаж.
— Вещи, Тася. Папе надо одеться, — поворачиваюсь к девушке я.
— Вот, держи.
Она протягивает мне пакет.
— Побудь в машине, — прошу я. — Там слишком много дыма.
— Ладно…
Я выбираюсь из «кроссовера» и торопливо захожу во двор. У лавочки в саду Шкуратов и следователь, допрашивавший Тасю у меня дома. Они беседуют с моим отцом.
— Афинский! Разве я не просил тебя не вмешиваться в дела следствия? — рычит Шкуратов.
— Извини, не могу усидеть на месте, — огрызаюсь я.
Протягиваю отцу пакет.
— Пап, я привез вещи.
— Спасибо, сынок. Погода сегодня совсем не летняя, — немного оживляется тот.
— Где фотография? — смотрю на мужчин я.
— Ее на некоторое время придется изъять, — хмуро поясняет Шкуратов. — Дата на обратной стороне — это вещественное доказательство.
— Не пытались узнать, кому принадлежит дом?