Непримиримые

– Можно? – улыбнулся он.

– Можно. Завтра лишние три километра на тренировке.

– Что?
– его голубые глаза стали больше в два раза. Или это мне не показалось? Неужели им никто никогда не вводил программу санкций за нарушение режима? У русских я тоже сначала подобное не практиковала, но когда получила на это разрешение тренерского штаба, то моя душа разгулялась, дай Боже.

– Я, кажется, предупреждала, чтобы опозданий не было, - так же лучезарно, как он прежде, улыбнулась я.

Норвежец сел к своим друзьям, до сих пор, кажется, не понимая, за что я ему только что назначила наказание. Парни зашептались, иногда поглядывая то друг на друга, то на меня, то на Йоханнеса.

– Вы что меня не прикрыли? – шикнул рыжий на своих друзей.

– Мы сказали, но, по-моему, ей было все равно.

– Я должен был переодеться, или мне можно было прийти с голым торсом?
– иронично обратился ко мне Йоханнес. Вопрос весьма глупый: конечно, можно. Можете так хоть всей сборной приходить. Мне только в радость.

Я отложила документы в сторону и подняла на него глаза.

– Я не против, мне все равно, в каком виде ты придешь, - с весьма серьезным лицом ответила я.

– Ты что, лесбиянка?
– после этого вопроса я чуть не засмеялась, но наружу вырвалась только легкая улыбка.

– А у тебя есть, на что посмотреть?
– теперь взорвались уже парни и начали не просто смеяться, а, действительно, ржать, как кони. Я лишь слегка прикусила губу, глядя на растерявшегося норвежского спортсмена.

– Она мне уже нравится, - вытирая слезы после смеха, бросил Тарьей, поворачиваясь к Эмилю, - прав был Антон, задаст она нам жару.

– Это мы еще посмотрим, - ухмыльнулся Свендсен.

– Если ты, Йоханнес, закончил, то я, пожалуй, начну наше собрание, - парень только кивнул головой, глядя на меня жалостливым взглядом.
– Итак, у всех команд подъем в восемь, же с вами встаем ровно полдевятого. Только тренерам мы про это не говорим, потому нам всем так рано вставать лень и лишние полчаса никому не повредят. На первой тренировке тренерского состава все равно не будет. Завтрак у вас будет очень легкий. Меню составлено диетологами, чтобы вы могли нормально ехать по трассе. Да, этим летом растолстеть никому удастся. Дальше тренировка, на которой каждый работает в своем ритме. Но провинившиеся будут бегать дополнительные километры под моим надзором. Их мы будем бегать на время. Весь остальной день, в принципе, проходит в том же ритме, что и остальных команд. Единственное, что каждый вечер в девять часов мы собираемся в этом крыле, чтобы провести разбор, гм, полетов после контрольной вечерней тренировки. Соответственно, вы должны успеть поужинать к этому времени. Я ем долго, так что уж увольте, к тому, кто опоздает, будет применена санкция. Никакого алкоголя, хотя бы первые три недели, а там посмотрим. Я знаю, что у Шипулина две бутылки водки в сумке, отдаст их вам – получит по ушам. Я знаю, что у Тарьея мешок конфет под футболкам в шкафу лежит.

– Откуда?
– вскочил Тарьей и тут же сел.
– Откуда ты знаешь?

– А вот, я слежу за тобой, - улыбнулась я. Не буду же я ему говорить, что русские парни сдали мне все их тайники.
– Также я знаю, что Уле на самом деле пьет, а Мартен – единственный, кто утром хоть что-то помнит, - парни сидели с открытыми ртами, а я удовлетворенно оглядывала свои владения.
– Настоятельно вам рекомендую на меня так не наезжать, как это сделал Эмиль. Я не трогаю вас, вы лишний раз не ругаетесь со мной. Ах да, по пятницам у нас будет особая утренняя тренировка, на которой вы должны показать мне максимум, если результаты будут удовлетворительные, то тренеры сказали, что по воскресеньям будет только одна тренировка и вы сможете сами выбрать время. Утреннюю зарядку, которая общая, будем проводить по очереди.

– А «общая»… что это значит?

– Одна у всех команд. Правда, она будет ровно в девять, после чего все сразу идут на завтрак. Думаю, вам как мужчинам хватит полчаса на сборы? И главное, то, что я живу с вами на одном этаже и не закрываю номер днем на ключ, не значит, что нужно врываться ко мне с криками или просто без стука, - сказала я, вспоминая, как русские парни пару раз заставали меня в нижнем белье. Правда, потом за свою нетактичность они пахали на трассе, как негры на плантации. Есть еще вопросы?

– Почему норвежцы?
– спросил Ветле. – Тебе, наверное, и в России работу предлагали?

– Лишний повод поездить по миру, набраться опыта, да и норги моя слабость, - призналась я.

– Ооо, - тут же заголосил парни, после чего в один голос засмеялись.

– Так вот в чем дело, - поиграл бровями Эмиль.

– Не обольщайся, - я показала Олимпийскому Чемпиону язык, но допрос продолжился.

– А кто из нас тебе больше нравится?
– продолжил Эмиль, поглядывая на друзей.

– Среди вас сидит моя первая серьезная юношеская любовь, благодаря которой я так полюбила биатлон, - улыбнулась я.

– Да по-любому это я, - пошутил Тарьей, но попал в точку. Тарьей Бе. Моя любовь… серьезная любовь к биатлону началась с него. В детстве я посматривала с родителями трансляции гонок, радовалась успехам Максима Чудова, Вани Черезова, но что-то в груди не щемило, заставляя до хрипа в голосе болеть за них. Но вот однажды, когда Тарьей только пришел в серьезный биатлон, я шла мимо телевизора после гонки, а он давал интервью Дмитрию Губерниеву. Как шла, так и застыла.

Мама еще долго смеялась над моей влюбленностью. У меня сердце в пятки уходило, стоило только норвежцу появиться на стадионе. Голубые глаза уносили в какую-то прострацию, а воля к победе поражала. Сейчас старший Бе перестал показывать хорошие результаты, но болеть я за него не перестала. Также я очень радовалась победам Мартена, хоть и знала, что он не всегда честный соперник Эмиля, который выбивал каждую медаль таким нереальным трудом; Уле, который в свои сорок обходил многих молодых спортсменов; Симона: это человек, который действительно стремится к подиуму и прикладывает все усилия, ведь отсутствие результата - это не отсутствие стараний. Йоханнес тоже в последнее время творит на трассе что-то нереальное, и его называют новым открытием биатлона. Как правило, норвежцы всегда резко врываются в борьбу, но со временем их пыл утихает. Правда, это наступает только тогда, когда в их руках оказывается хотя бы один хрустальный глобус.

– Да, это ты, Тарьей, - улыбнулась я.
– Именно ты заставил меня, не отрываясь от телевизора, смотреть гонки и следить за последними спортивными новостями.

Тарьей тут же опустил глаза, улыбнулся.

– Правда?

– Да, правда. Ваша команда в целом очень хорошая, целеустремленная, а главное, сильная. Вам бы только дисциплины добавить, и все было бы просто идеально, - ответила я.

– А за кого ты больше болеешь - за нас или за русских?

– Скажем так, за гонку я успеваю перематерить и вас, и русских, также пару раз наорать на телевизор из-за промахов немцев и удивиться, как Мартен с промахами умудряется приехать первым.

– А почему на Олимпиаду не приезжала?
– спросил Йоханнес, который доселе обиженно молчал.

– Подготавливала документы к работе с вами, проходила медосмотры для трудоустройства. За меня там и Трифанов неплохо поболел, аж без голоса приехал.

– Странно, что ребята про тебя ни разу не проговорились в Лаердале.

Да, мне рассказывали про эту поездку, во время которой они успели набрать очень много лишних килограммов, растерять всю свою скорость, а еще напиться до того, что половину было то ли трудно вспоминать, то ли стыдно.