Непробиваемые. Истории о лучших вратарях мира
Шрифт:
Быть может, поэтому вратари в большинстве своем задумчивые ребята-интроверты, склонные к замкнутости, пытающиеся, наверное, как-то логически обосновать, почему с ними происходят такие несправедливые вещи, хотя они и не заслуживают подобного. Вопрос тут, как я полагаю, в том, притягивают ли ворота к себе сумрачных пессимистов, всегда ожидающих худшего, или же сама вратарская работа делает их такими.
Опять-таки причину и следствие трудно соотнести, но вратари склонны к проявлению индивидуализма, они вовсе не обязательно интеллектуалы, но, как правило, это люди, которые привыкли думать за себя, и это еще мягко сказано. Говоря в общем, скажу, что вратари обычно оказываются более интересными собеседниками, чем игроки других амплуа. Возможно, по этой причине в те редчайшие случаи, когда литература затрагивает тему футбола, она столь непропорционально относительно других игроков увлекается темой вратарей. Одним из самых популярных вымышленных детективов 1980-х, к примеру, был
Даффи также играет в футбол в воскресной лиге, представая вечно волнующимся чужаком в грубом и бесцеремонном мире мужланов, собирающихся на матчи в парке. Он, разумеется, играет вратарем. В самом начале «Добей лежачего» автор описывает нам мысли Даффи, что посещают его во время матча, вводя нас понемногу в курс дела – он игрок лондонской команды «Атлетик», выступающей в третьем дивизионе, который умышленно повредил себе ахилл на автомобильной стоянке, – и показывая его беспокойство по поводу «шустрого рыжего полузащитника» [2] , который устраивал защитнику на фланге настоящую порку.
2
Здесь и далее процитирован перевод Т. Шабаевой. – Прим. пер.
Как и другие голкиперы, Даффи «переживал из-за неудачной игры, из-за пропущенных голов и досадных просчетов, из-за полученных травм, из-за страха перед пенальти, из-за обидных прозвищ вроде «Дырки» или «Раззявы». Но его беспокойства этим не ограничивались.
Одна из причин, по которой ему нравилась вратарская профессия, – и один из добавочных поводов к беспокойству – заключалась в том, что он любил, чтобы все было аккуратно. Ему нравилась четкая ограниченность штрафной площадки, это была его вотчина, его домен, и он был ответственен за все, что в нем происходит. Он чувствовал себя как молодой полицейский, которому доверили его первый участок. Еще ему нравилось, что в его владениях все имеет углы. Штрафная, вратарская, рамка ворот, и даже сетка вся в квадратиках. Он любил прямые углы: они его успокаивали. Не имело углов только место, с которого пробивают пенальти. Большущее, круглое неряшливое пятно, будто толстый отъевшийся голубь, пролетая над владениями Даффи, решил облегчиться: шлеп.
Он – невротик и ненавидит пенальти, что подводит нас – нарочно или нет – к самому серьезному фильму про футбол, «Страху вратаря перед пенальти» Вима Вендерса. Этот фильм, как и роман Петера Хандке, по которому он был снят, устанавливает некий шаблон поведения вратарей – или, по крайней мере, того, как их поведение воспринимается широкими культурными слоями, и восприятие это может быть, а может и не быть точным.
Эта книга посвящена вратарям и вратарскому делу, она рассказывает о голкиперах, о том, как они представляют свою работу на поле, но также о том, как их представляют в массовой культуре, начиная от нелепого их образа, представленного в британских фильмах «Кес» и «Девушка Грегори», и заканчивая героизмом советского мюзикла «Вратарь». И хотя сейчас ведутся дискуссии касательно технических и тактических аспектов игры на этой позиции, эта книга не является справочником для тренеров; скорее она о том, как голкиперы и восприятие людьми голкиперов менялись с течением времени в разных странах и на разных континентах. Она посвящена отношениям между индивидом и командой и тому, как спорт отражает и реагирует на политическую конъюнктуру каждой эпохи. Это не вратарская энциклопедия – здесь не упомянуты некоторые очень достойные вратари, а о других сказано лишь вскользь; она о тех, кто формировал наше восприятие того, каково это – быть вратарем, и тех, кто это восприятие менял.
I. Приносящий голод
СЕГОДНЯ ГОЛКИПЕРЫ, кажется, вечны. Выглядит естественным, что команда должна быть составлена из десяти плюс одного, что за полевыми игроками, суетливо разбирающими позиции в своих 4–4—2 или 4–2—3—1, или 4–3—3 без выраженного форварда, всегда присутствует этот не отраженный в схемах другой, его место настолько неоспоримо, что никто даже не утруждается упоминать его, когда дискуссия касается схем и расстановок. Это,
впрочем, относительно свежий феномен. Когда игра, со временем эволюционировавшая в современный футбол, только зарождалась с основанием Футбольной ассоциации (ФА) в 1863 году, не существовало никаких голкиперов в современной трактовке этого термина.Футбол на заре своего развития – в Британии уж как минимум – был целиком и полностью завязан на дриблинге и голах и очень мало затрагивал организационный процесс и способы противостояния дриблингу и голам соперника. Ни одна из многих, предпринятых в середине XIX века, попыток написать единые футбольные правила для всех – то бишь разработать футбольный кодекс, который объединит вместе спортсменов из разных общеобразовательных школ, у каждой из которых был свой способ игры в то, что они называли «футболом», – не предполагала какое-либо упоминание голкиперов. Первым матчем, сыгранном по правилам ФА, стала игра между «Барнс» и «Ричмондом». Завершилась она безголевой ничьей, несмотря на то что обе команды вышли на поле с двумя защитниками и девятью форвардами, что было привычной расстановкой того века. Согласно ранним правилам игры, любой игрок мог «честно ловить» летящий мяч руками, что давало его команде право на штрафной удар, если сразу после того, как мяч был пойман, игрок ступал на газон бутсой. Однако бежать с мячом в руках и забивать бросками было запрещено.
В этом отношении ФА едва ли следовала вековым традициям игры. Правила, составленные в школе Шрюсбери в 1858-м, а также шеффилдские правила 1857-го разрешают «честно ловить» мяч, но никак не упоминают вратарей, тогда как правила Хэрроу от 1887 года, ясно отражающие то, как в игру играли в этой школе уже не один год, позволяли брать мяч в руки, но только для того, чтобы поймать его, причем игрок должен был кричать в этот момент слово «ярды». Если он это делал, правила обязывали его сдвинуться на три ярда в любом направлении от места «поимки» мяча без всяких препятствий со стороны соперника.
Ни одна из вариаций игры, которые, по утверждениям, были предшественниками современного футбола, не предполагала наличия в команде одинокого игрока, державшегося позади всех. Большинство вариаций разрешали игрокам так или иначе брать мяч в руки или ловить его, и хотя лишь некоторые из них дозволяли игрокам передвигаться с мячом в руках, все они, как кажется, делали большую ставку на игру в атаке, нежели на оборону (даже несмотря на то, что в некоторых вариантах игры голы забивались лишь пару раз за столетие).
Однако, какими бы малочисленными и незаметными для игры были защитники, они все же были, и из них, по всей видимости, и эволюционировали вратари. В phaininda и harpastum, древнегреческой и древнеримской играх соответственно, которые игрались маленьким мячом и имели куда больше общего с корнуоллским хоккеем на траве, чем с футболом, более медлительные игроки располагались сзади, для них медик и философ Гален даже придумал термин – locus stantium, что означало «позиция стоящих игроков».
Наши знания об этих древних играх ограниченны, но к концу XVI века в Италии, и в особенности во Флоренции, стала набирать популярность другая игра с мячом, которая, как было бы логично предположить, вела свои корни от harpastum’а, и называлась она calcio. Из правил, составленных флорентийским дворянином Джиованни де Барди, мы знаем, что команды в этой игре состояли из двадцати семи человек, которые, как записано в Vocabolario della Crusca, опубликованном в 1612 году, состояли из «15 innanzi o corridori, 5 sconciatori, 4 datori innanzi, 3 datori e dietro» – иными словами, расстановка была 15—5–4—3, но вратаря не было. Впрочем, в игре, где каждому игроку дозволено брать мяч в руки, все защитники были в каком-то смысле вратарями.
Но прежде чем могли бы появиться вратари, должны были появиться сами ворота, а на заре развития футбола консенсуса на этот счет не было. В calcio, к примеру, ворота каждой команды были во всю ширину поля. Британская традиция, прямой предок современного футбола, кажется, в общем предпочитала более узкую, разграниченную область на каждом конце поля.
В своей книге 1801 года Sports and Pastime of the People of England Джозеф Стратт, к примеру, так описывал игру в Йоркшире: «Когда играется матч по футболу, составляются команды с равным числом участников, которые выходят на поле и располагаются между двумя воротами, находящимися на расстоянии в 80 или 100 ярдов друг от друга, – писал он. – Ворота, как правило, делаются из двух палок, расставленных друг от друга на расстоянии в два-три фута». При такой скромной ширине ворот не было никакой нужды в том, чтобы ставить кого-то их стеречь. Правила Итонского пристенка примерно похожи, игра проводится на поле длиной в 120 ярдов и шириной в 6 ярдов, а ворота там столь малы – дверь в одном конце и отмеченный участок вяза на другом, – что выделять специального голкипера в команде, состоящей из 18 или даже 20 человек, было просто бессмысленно.