Непрочитанные письма

— Ты на лошади сюда приехал, да?

— Нет, — оторопело ответил мужичок. — На «Урале»...

— А-а...

И Макарцев снова углубился в бумаги.

Мужичок растерянно глядел то на Макарцева, то на его помощника, то на меня, полез в карман за какими-то бумагами, за путевкой, очевидно, но Макарцев так и не поднимал глаз, его помощник говорил по рации и двум телефонам одновременно, а я, когда шофер пытался протянуть путевку, только головой мотнул, наконец помощник Макарцева закончил переговоры, коротко глянул на шофера, молча взял путевку двумя пальцами, брезгливо опустил ее на край стола и произнес зловещим утробным голосом:

— Та-ак... И сколько же единиц ты привел?

— Чего-о-о?! — в полном недоумении вскричал шофер.

— Сколько единиц ты с собой привел, спррррашиваю? — явно теряя терпение, допытывался помощник. — Один, что ли, приехал?!

— Один...

— Ну, знаешь! — помощник развел руками и поглядел на шофера почти с состраданием. — Это ж надо додуматься — одному приехать, а? Ну, откуда только берутся такие, а?

И, потеряв к шоферу всяческий интерес, начал наводить порядок в бумагах на своем столе.

Водитель поворачивался то к одному столу, то к другому, набирал в грудь воздуху, разевал рот, но от полной растерянности не мог издать ни звука. Тут в игру снова включился Макарцев. Ровным, пожалуй, даже несколько ленивым голосом он объяснил шоферу, что вообще-то работа есть, но поручать ее одному грузовику — это и говорить нечего, это же просто смешно, необходимо машин пятнадцать или хотя бы десять, а ты хороший парень, у тебя же наверняка друзья есть, тоже хорошие парни, а? Между прочим, хорошие парни любят хорошо заработать, такая возможность имеется, но я одного шофера, даже очень хорошего парня, он, начальник смены УБР-один Макарцев Виктор Сергеич, хотя и всей душой, ничего сделать не может...

Взглянув на часы, Макарцев воскликнул:

— Я в цеха!

А его помощник, немного помедлив, громким шепотом заговорщика-неофита посоветовал обалделому мужичку:

— Ты б поехал, собрал дружков, объяснил им популярно, что работа стоит того, мы ж тоже в положение войти можем, ежели что... В общем, действуй!

Когда шофер ушел, путаясь в полах своего полушубка, мгновенно появился хохочущий Макарцев и стал объяснять мне:

— Через час этот «всадник» пригонит сюда колонну тяжелых грузовиков, единиц десять-двенадцать. Тогда мы транспортный вопрос закроем: если что — мигом доставим. Не исключено, конечно, что вся эта дюжина простоит полные сутки или около того, но... Путевки я закрою нормально, как обещал.

— Послушай, Сергеич, — сказал я. — Но эти машины, которые приведет сюда твой «всадник», они же другим организациям предназначены, да? Значит, там их не дождутся?

— Резонное соображение, Яклич. Но не деловое — с точки зрения дежурного начальника смены УБР-один. Мне свои дела надо закрыть, понимаешь? Вот мы и крутимся, как можем, — друг дружке дорогу перебегаем, спешим, обгоняем, а если приглядеться — на месте топчемся, только пыль поднимаем, в которой ничего разглядеть невозможно. Или еще хуже: назад катимся, а думаем, как Федя Метрусенко, будто вперед, в Стрежевой, правим...

Тут разом подали визгливые голоса оба телефона, рация забормотала, и пошло, закрутилось, замельтешило. Кому-то сварной агрегат нужен был, другому турбобур как из пушки, а третий нудно разыскивал «трал» — трейлер с бульдозером, который еще прошлой ночью на Самотлор вышел и как сквозь землю провалился. Провалиться сквозь землю здесь, правда, дело нехитрое, и, если снять рентгенограмму хотя бы с того небольшого участка, который поместился на краешке «Схемы автодорог и кустовых оснований...», немало любопытного сыщется; однако этот «трал» по бетонке шел, так что не должен был бы исчезнуть бесследно. Впоследствии выяснилось, что с «тралом» и впрямь не случилось ничего драматического: выйдя за ворота своего стойла, тягач чихнул и остановился, а диспетчерша гаража, перед окном которой все это происходило, увидела, что «трал» за воротами встал, и потому искреннейшим образом извещала всех интересующихся, что трейлер «на линии»... Время резво бежало, вот уже на буровых вахты сменились, началась передача сводки, и возникли в эфире знакомые голоса Феди Метрусенко, Толика Мовтяненко, Васи Недильского, Володи Серикова; несколько минут затишья — и снова отчаянные выкрики: резиновые прокладки для клапанов! шпиндель! сварка! бульдозер! графит! — Макарцев, заметно посеревший лицом, одному обещает, другому сулит, третьего к черту шлет; на какие-то полчаса он исчез, появился столь же неожиданно, сказал по рации: Ждите колонну. Ждите. Я проследил... — Положил микрофон, чертыхнулся, добавил: — Проследил... Развернул чьи-то трубы на свой куст — и все дела...

Поздно вечером на связь вышел Лёвин.

— Михалыч? — удивился Макарцев. — Тебя ж, говорили, в Тюмень вызвали.

— Так я из Тюмени и звоню, — ответил Лёвин. — Из аэропорта. Тут, как одна тетка выразилась, «погода нелётошная»... — Было слышно сквозь треск рации, как он засмеялся. — Да-а... Как там мои, Сергеич?

— Сейчас погляжу, Михалыч... Та-ак... Забой у тебя тыща четыреста сорок...

— Нормально.

— Нормально... Идет бурение. Параметры раствора... М-м... Вполне приличные параметры, Михалыч!

— Спасибо, Сергеич... Не знаю, сколько проторчать придется...

— Да ты не беспокойся, Михалыч.

Ночные часы густо заполнили начальственные голоса. Все, выходит, бодрствовали, являя живой пример самоотреченности, неустанного трудолюбия и так далее, — и главный инженер, и главный технолог, и главный механик, и начальники служб не столь главных, но тоже существенных. Начальник управления Хлюпин вообще оказался на какой-то дальней буровой, вышел оттуда на связь и всем отыскал занятия: главному инженеру, главному технологу, главному механику, ну и Макарцеву, разумеется. Распоряжения, правда, в большинстве своем были из числа тех, что отдать легко, а проследить выполнение невозможно: усилить неослабный контроль, наладить бесперебойное снабжение, улучшить качество (чего? как? зачем? — такие подробности опускались). Один приказ был конкретным по форме и категорическим по содержанию, но тоже не относился к разряду невыполнимых: немедленно разыскать начальника БПО (базы производственного обслуживания), и пусть он лично! сам! на себе! доставит бульдозер на буровую (исчезнувший «трал» к той поре еще обнаружен не был).

— Вот она, вся тактика и стратегия управления, — невесело заключил Макарцев. — Надо быть волом и погонщиком одновременно.

В восемь утра Макарцев сдал дела очередному дежурному начальнику смены, безучастно выслушал забавный репортаж сменщика, как тот провел отгулы, и, ни на кого не глядя, произнес:

— Вот и еще один день канул... Шестое марта тыща девятьсот семьдесят девятого года...

А сейчас середина декабря 1983-го.

Почти пять лет минуло. И что же? Другие голоса, но слова все те же, и даже интонация кажется неизменной.

— Борис Исаевич просит подождать, — сказала мне секретарша генерального директора объединения «Красноленинскнефтегаз».

Подождать так подождать.

Принесли пачку свежих газет. Я выбрал местную, ханты-мансийскую «Ленинскую правду», и, едва развернув, увидел крупнокегельную «шапку»: «XXVIII ОКРУЖНАЯ ПАРТИЙНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ». А пониже, в информационном сообщении: «С отчетным докладом окружного комитета КПСС выступил первый секретарь окружного комитета партии В. В. Китаев».

И углубился в доклад.

«Самой крупной отраслью округа, дающей 90 процентов валовой продукции, является нефтяная, где сосредоточены громадные материальные ресурсы. Здесь занято около половины всех работающих, и каждый третий коммунист... Лучших результатов добился коллектив Сургутского управления буровых работ № 2 (начальник Г. М. Лёвин). Управление досрочно завершило трехлетний план и по праву является школой передового опыта...»

Что же тут странного?

«Лёвин — это Лёвин», — говорил Сивак, вкладывая в свои слова, пожалуй, побольше смысла, чем показалось мне тогда, когда я услыхал их впервые. Простенький афоризм включал не только блестящую репутацию бурового мастера, но и постоянное стремление его к стабильной работе, обоснованным результатам.