Нерассказанная история

Собакам много не нужно. Они настолько проще людей! Рассказывая Лидии о том, как она решила основать приют, Эстер заметила:

– Все это не настолько альтруистично, как кажется. Иногда я не знаю, кто из нас кого пригрел: они меня или я их. Сколько раз ты читала о знаменитостях, которые заходят в тупик! И что они тогда делают? Идут и работают с животными. Лучше, чем любая психотерапия! Думаю, этим я и занимаюсь.

Она рассмеялась.

– Я и Брижит Бардо.Лидия прекрасно понимала, что имеет в виду Эстер, и любила свою работу в приюте, но Эстер ревниво охраняла свое одиночество, а Лидии все еще было необходимо общение с людьми. Она наслаждалась искренностью, теплом и болтовней в доме Сьюзи. Была благодарна Богу за этих женщин, за их смех, дружбу и за то, что среди них она никогда не чувствовала себя чужой.

Сьюзи крикнула детям, что ленч готов. Они с криками промчались через двор и ворвались на кухню. Оскар уселся на колени к Лидии и болтал с полным ртом. Тайлер, сын Эмбер, уселся напротив и тайком возился с лежавшим на коленях мобильником. Майя – старшенькая Сьюзи – заявила, что не голодна, а Сирена (младшенькая Эмбер и на год моложе Майи) поддакнула ей и сказала, что тоже не хочет есть, хотя положила себе на тарелку всего понемногу.

– Девочки, нужно есть, – строго велела Сьюзи, – иначе заболеете.

– Сирена получила главную роль в школьном спектакле, – сообщила Эмбер. – Вы видите новую Дороти!

– Класс! – обрадовалась Лидия. – Оставьте мне место в переднем ряду!

– У меня зад толстый, – буркнула Майя. – Я буду только салат.

– Черта с два! – прошипела Сьюзи. – Ешь! И ты тоже, Сирена. Поздравляю, солнышко! Я тоже буду сидеть в первом ряду.

– Картофельный салат великолепен, – заметила Эмбер. – Ты положила порей вместо шалота?

– Ты знаешь, что я каждый день выбрасываю половину завтрака? – окончательно рассердилась Майя. – Ты кладешь в коробку слишком много калорийной еды!

– Я даже спорить с тобой не стану, – отрезала Сьюзи. – Дети, все вымыли руки?

Дети пробормотали что-то неубедительное.

– Ты скучаешь по Майами? – спросила Тевис Сьюзи.

Лидия уже слышала историю и знала, почему Сьюзи и Майку пришлось уехать из Майами.

– Половина полиции Майами берет взятки, а служба собственной безопасности почему-то имеет претензии к Майку, – жаловалась Сьюзи.

Она добавила, что Майк – честный и славный парень. Иногда он обходил закон. Но только в интересах правосудия, чтобы каким-нибудь мерзавцам не удалось ускользнуть через лазейку в этом самом законе.

– Нам здесь нравится. Но Майку становится скучно: никаких серьезных дел, кроме квитанций за неправильную парковку, и тридцатидолларовые штрафы тем, кто сорит на улицах, – вздыхала она тогда.

– В общем, все хорошо, – ответила она Тевис. – Кенсингтон мне кажется домом. Иногда я тоскую по Сан-Франциско, нигде не бывает такого тумана. В сентябре я возвращаюсь туда на встречу одноклассников. Двадцать пять лет со дня окончания школы. Жду не дождусь.

– Ты с кем-нибудь общаешься? – спросила Тевис.

– О да! У нас целая компания! Мы перезваниваемся, переписываемся по е-мейлу, съезжаемся на свадьбы, похороны и разводы.

– Я бы тоже поехала в Сан-Франциско. Там много магазинов здоровья. Обожаю по ним ходить!

– Едем вместе, – решила Сьюзи. – Зайдем в твои дурацкие магазины. Я буду рада составить тебе компанию.

– В сентябре приезжает брат с семьей. Если время не совпадет…

Со временем Лидия осознала, как ошибалась относительно этой страны. Люди постоянно переезжали с одного места на другое, жили далеко от родных, придумывали себе новую жизнь и биографию, но не забывали своего прошлого. Это общество было очень подвижным, но вместе с тем существовала некая связывающая основа, которую она сама, привыкшая кочевать из города в город, была не в силах постичь. Сьюзи ждала встречи выпускников и наверняка готова была сдвинуть горы, лишь бы попасть туда.

При мысли об этом Лидии становилось тепло и грустно.

Она скосила глаза на Оскара, все еще сидевшего у нее на коленях. Тот высунул язык, выпачканный в квише.

– Кстати, – вспомнила Эмбер, – что сталось с вашей лягушкой?

– Упс, – выдохнул Оскар.

Остальные затаили дыхание и переглянулись.

– Майя? – спросила Сьюзи.

– Сирена? – насторожилась Эмбер.

Оскар соскользнул с коленей Лидии и побежал к лестнице.– Неужели никто не помнит? – удивился он. – Мы оставили ее в маминой спальне.

Вернувшись домой, Лидия посмотрелась в зеркало спальни.

Наклонила голову, чтобы исследовать корни волос. Каштановые, но светлее остальных. Если она их отрастит, волосы приобретут мышиный оттенок, но блондинкой она не станет. Раньше она всегда их подкрашивала и осветляла.

Далее наступила очередь носа. У нее действительно неровные ноздри? Эмбер сказала, что это верный признак ринопластики. Но ведь и природа может создать асимметрию. Вокруг глаз морщинки, но не вороньи лапки. Скорее, ласточкины. Верхние веки опухают по утрам, однако днем выглядят неплохо. Как хорошо, что она перестала носить линзы, когда перебралась в Кенсингтон! Глупо, что она так долго упорствовала! Может, ей пора вновь стать блондинкой?

Нет, не стоит забывать об осторожности! Скоро десятилетняя годовщина ее смерти. Пока в журналах ничего не было. Но она не особенно внимательно и смотрела. Только один раз в магазине Эмбер. Наверняка будут какие-то церемонии поминовения, на которые придут ее мальчики. Она пыталась следовать совету Лоуренса и не следить за каждым шагом мальчиков. (Милый, дорогой Лоуренс, ваш совет все еще жив, и это после долгих десяти лет!)

Она знала все подробности их жизни, видела все снимки со спортивных полей, последнего дня в школе, первого – в университете, церемонии окончания, видела, как красиво они выглядели в военных мундирах, как они год за годом росли и мужали, ее, оставшиеся без матери мальчики.

В ее мозгу жила фантазия, которую она переживала снова и снова. Они окажутся здесь. В этом доме. Она станет поднимать с пола их одежду, вмешиваться в ссоры, запрещать пить молоко прямо из пакета. Никаких дворецких. Никаких горничных. Никаких пансионов. Никакого Балморала на каникулах, разлучающего мать с детьми. Они будут приходить поздно, делать набеги на холодильник, обнимать ее и подхватывать на руки. Она закатит глаза и скажет: «Когда поедите, включите посудомойку. Я иду спать».

Конечно, это всего лишь фантазия.

Раньше она почему-то думала, что сможет каким-то образом воплотить ее в жизнь. Теперь она понимала, что этому не бывать. Но притворялась, будто этого не знает. Так легче…

Лидия вышла из спальни, спустилась на кухню и уставилась в выключенный компьютер. Она найдет в нем все, что пожелает. И не сможет остановиться. Сделка, которую она заключила с собой, предусматривала, что она будет читать материалы, когда они попадутся под руку: как дальняя родня, получающая весточки дважды в год. Следить за ними по Интернету вредно для нее, и ничего хорошего им не даст. Может быть, соблюдать это правило было глупо и так же бессмысленно, как коричневые линзы, которые она носила гораздо дольше, чем это было необходимо.

Когда у нее возникали подобные чувства, наступало время пойти и поплавать.

Лидия посмотрела на часы. Пять вечера. Полчаса до закрытия аптеки. Она как раз успеет пойти купить охапку журналов. Там наверняка найдется пара снимков.

Лидия взяла ключи от машины, и Руфус, услышав звяканье, побежал к входной двери.

– Умница, – похвалила она.

Ей вдруг стало тоскливо. Словно влажная ладонь прижалась к ее носу и рту. Пришлось сесть на табурет. Как она могла оставить их? Она не человек. Мразь…

Судный день. Снова.

Руфус порысил назад и укоризненно уставился на нее, словно хотел сказать: «Это не смешно!»

Матери не оставляют своих детей. Она просто моральный урод. Патология души. Может, это наследственное? Разве мать не бросила ее? Она не смогла взять с собой детей. Ее вина. Но мать сбежала от нее и отца. Это факт.

– Прекрати, – сказала она себе, – прекрати!– Руфус! – позвала она собаку. – Идем!

Почему она купила эту машину? Слишком громоздкая. Она думала, что просторный багажник пригодится, чтобы возить еду в питомник, но большая часть необходимого доставлялась фирмами-продавцами. Еще один неудачный выбор. Ложное суждение. Если она не может правильно сделать такую мелочь, разве способна верно судить о важных событиях в своей жизни? Руфус улегся вокруг ручного тормоза и положил голову ей на колени.

Она зашагала по Альберт-стрит к аптеке, считая дарованные ей блага, хотя знала, что это не поможет. И раньше не помогало, даже когда весь мир у был у ее ног. Когда у нее было все.

Она пересмотрела книги на полках, пытаясь найти что-то новое. Большинство было просто мусором: триллеры, ужастики, хроники подлинных преступлений и пачки любовных романов. Она все равно что-нибудь купит!

Лидия выбрала покетбук с портретом молодой женщины с цветком за ухом. Золотой обрез, как она усвоила ранее, был дурным знаком. Но что поделать, это все равно что быть сластеной. Приятно поддаваться соблазну, хотя бы время от времени. Это поможет скоротать вечер. Не хуже, чем сидеть в обществе большой плитки шоколада!

Оказалось, что на полках есть новые журналы, и она купила двенадцать штук.

– Решили себя побаловать? – спросила кассир.

– Полагаю, что так, миссис Дивер, – кивнула Лидия.

Миссис Дивер носила очки в роговой оправе, трикотажную юбку и жакет и походила скорее на бывшую директрису школы, чем на магазинную служащую.

– Или такой сезон начался? Сюда приходят десятки девушек и покупают стопки журналов вместе с упаковкой «тампаксов».

– Просто хотела свернуться клубочком на диване и почитать, – пояснила Лидия.

– И правильно, дорогая. С вас семьдесят долларов двадцать пять центов. Уверены, что вам нужны все? Поверьте, в них одни и те же истории.

Лидия заплатила и вышла. По другой стороне улицы шагал Карсон. Если он увидит ее, остановится? И увидит ли он ее?

Сердце гулко колотилось. Какая жалость! Сейчас она сядет в машину и поедет домой.

Но не успела она оглянуться, как Руфус метнулся через дорогу.

Карсон поднял его и получил за это поцелуй в нос.

– У меня есть кое-что принадлежащее тебе, – сказал он, перейдя улицу.

– Спасибо, – вздохнула Лидия. – Он влюблен в тебя.

– Знаю. Просто думал, что и ты тоже.

– Может, так и есть, – пробормотала она.

– Кто-нибудь говорил, что у тебя самые поразительные в мире глаза?

Карсон поставил Руфуса у ее ног.

– Это один вопрос, на который я уже знаю ответ.

Он потер затылок. Лидии вдруг захотелось, чтобы он сделал то же самое и с ней.

– Думаю, я слишком близко к сердцу принял случившееся сегодня утром. Прости.

Сегодня утром она отвратительно вела себя с ним, а теперь он перед ней извиняется.

– Это я во всем виновата, – выдавила она. – Не успела я все это выговорить, как мне захотелось взять свои слова обратно.

– Мы могли бы обсудить это, если бы я не стал в позу, как Железный Джон [4] . Как много у тебя журналов! Я думал, ты их не любишь!

Лидия рассеянно взглянула на пачку, лежавшую на сгибе локтя.

– Я подумываю о новой прическе. Решила посмотреть, может, возникнут какие-то идеи.

Карсон осторожно погладил ее по волосам:

– Правда? Мне казалось, что эта тебе очень идет.

Он неожиданно притянул ее к себе, и она положила голову ему на плечо.

Проблема была не в том, что он задавал ей вопросы.Проблема заключалась в том, что ей хотелось на них отвечать…

Глава 9

...

31 января 1998 года

Вот вам головоломка: мои дни сочтены. Я тороплю время: скорее бы. Но они тянутся как бесконечная резина. Мне снова хочется увидеть ее. Много раз я подумывал поехать туда, но считаю, что это неправильно. Я руководствуюсь своими нуждами и желаниями. Не ее.

Что мне следовало бы делать – так это начать работу. Но при мысли об этом мне становится так тоскливо… И что потеряет мир без моих назидательных разглагольствований на тему уловок и хитростей дипломатии? Помню, когда я впервые стал читать лекции, ближе к концу семинара какой-то аспирант поднял руку:

– В чем смысл истории, по-вашему? Я имею в виду, лично с вашей точки зрения. Мы учимся на ошибках прошлого, чтобы больше никогда их не повторять?

Я улыбнулся его наивности и, наверное, дал напыщенный ответ относительно необходимости говорить правду и о роли историка, как беспристрастного наблюдателя. Основная идея моей книги? Об этом, слава Богу, никто не догадался спросить.

Начиная дневник, я подумал, что это позволит собраться с мыслями и вернуться к работе над моим литературным шедевром. Но я пишу эти страницы, а потом размышляю снова и снова. До марта, кажется, осталась целая вечность. Но это кажется только мне. Я все время напоминаю себе, что она не сидит там, в Северной Каролине, с нетерпением дожидаясь моего приезда.

...

1 февраля 1998 года

Мы оставались в мотеле десять часов или около того. Все устроено так, чтобы постояльцы и служащие в глаза друг друга не видели.

Мы заказали обед: цыпленка и салат. Столик с блюдами оставили в комнате.

Через десять часов мы снова уехали в темноту. Я почти ожидал патрулей и заграждений на дорогах. Опасался увидеть расклеенные на придорожных щитах объявления: «Принцесса Уэльская похищена!»

Но ничего такого, конечно, не произошло.

Тогда я включил радио. Мой португальский довольно сносен. Передавали последние новости.

– Они говорят обо мне, верно? – насторожилась она.

Я пообещал, что переключусь на другой канал, как только узнаю ситуацию. Она отвернулась к окну.

Но я успел увидеть ее лицо. В глазах не было слез. Только вызов.

Труднее всего в жизни оказалось принять решение: выполнять наш маленький план или нет. Станет ли он крайней степенью выражения ее бесшабашности, после чего она пройдет точку невозврата? И в какой именно точке следует пересечь эту границу? Даже сейчас, когда мы продолжали ехать, мне все казалось, что мы можем повернуть машину и возвратиться на яхту. Сказать, что она назначила мне встречу, желая немного посмотреть страну, вдали от любопытных глаз прессы. Конечно, поднимется шум, посыплются вопросы о ее психическом здоровье, следует ожидать взрывов ярости против такого поведения матери будущего монарха и тех, с кем она предпочитает общаться. Но еще не поздно.

Я ей так и сказал.

Но она покачала головой:

– Это не игра.

Она действительно необыкновенная женщина. Бремя долга, обязанностей принцессы, матери, ошеломляющей славы – все это должно было побудить ее жить с оглядкой и постоянно помнить о границах, которые нельзя переступать. Но это сделало ее еще более раскованной и опрометчивой. Помню, как несколько лет назад, когда она каталась на горных лыжах в Австрии, позвонил ее телохранитель. Он умолял меня заставить ее образумиться. Как прикажете исполнять свою работу, если принцесса исчезла из отеля, выпрыгнув в снег с балкона первого этажа с высоты около двадцати футов? И пропала на всю ночь, возможно, была у своего любовника? Думаю, она сама боялась того, как далеко может зайти и в каких экстремальных обстоятельствах очутится, если не выдернет себя из этой жизни.

...

2 февраля 1998 года

Через два дня мне пришлось оставить ее в Белу-Оризонте… несмотря на то что она стала понемногу оттаивать. Я должен был отправиться в Пернамбуко и вернуть взятую напрокат лодку. Как всякий турист, я снял ее на неделю. Не стоило возбуждать даже малейшие подозрения.

Затем я поехал в Вашингтон, где, как предполагалось, должен был корпеть над книгами в Библиотеке Конгресса. На мою почту пришло полтора десятка сообщений.

Голова раскалывалась. Я провел день, лежа в темноте. Причиной этому были не только перепады давления в полете. Когда я впервые летал после уточнения своего диагноза – это был короткий полет в Рим, – то думал, что умру в самолете. Недаром врач не советовала мне летать. Впрочем, и не запрещала. Что, если это спровоцирует рост опухоли?

Но доктор ответила, что этому нет никаких доказательств. Неизвестно, вызовет ли это рост или кровотечение опухоли. Сама она предпочла бы, чтобы я не отрывался от земли.