Неродственная связь

— Конечно.

Аслан делает шаг навстречу, а я отступаю. Между нами и основной очередью образовалось свободное пространство, но никто не торопится подходить.

— Чтобы подружиться с кем-нибудь в универе, начни с самых простых вещей, — начинаю раздавать ненужные наставления, скрывая волнение. — Всегда предлагай помощь — открыть дверь, подать что-то, объяснить дорогу. Даже если это мелочь, люди запоминают добрые дела.

Получив лёгкую улыбку в ответ, я чувствую, как в груди что-то сжимается настолько сильно, что становится почти больно.

Я пока не осознаю. Вернее, не до конца. Скорее всего, меня накроет уже дома, когда я не смогу вломиться в гостевую спальню, чтобы поболтать, предложить посмотреть фильм или, может быть, заняться сексом.

Удивительно, как всего за пару месяцев я привыкла к присутствию сводного брата в своей жизни настолько, что сейчас даже не представляю, как буду себя от него отлеплять.

— Не общайся с лузерами, — продолжаю нести ерунду. — Иначе тебя автоматически запишут в их клуб.

Аслан слушает внимательно, не сводя взгляда с моего лица. Очередь постепенно убывает, с минуты на минуту он сдаст багаж и уйдёт на паспортный контроль — туда, куда меня уже не пустят. И эта мысль настолько парализует, что я едва ворочаю языком.

— Если в университете есть секции, выбери что-то интересное для себя. Там проще найти единомышленников, потому что сразу есть общая тема.

Делаю судорожный вдох-выдох. Гул аэропорта доносится как будто сквозь вакуум, как и собственные слова:

— И ещё: не замыкайся только на своих земляках. Конечно, приятно говорить на родном языке, но если хочешь настоящих впечатлений от новой страны, найди контакт с местными. И…

— Я буду скучать, — перебивает меня Аслан, слегка перекатываясь с пятки на носок и чётко проговаривая признание. — А ты?

Мне хочется стукнуть его кулаками по грудной клетке, потому я совершенно точно не планировала плакать в общественном месте. Это моветон. Я должна быть сильной, холодной и невозмутимой.

Но почему именно сейчас, именно с ним, все мои правила теряют смысл? Почему именно его слова находят способ пробиться сквозь мои стены и разбить их в пух и прах?

Не раздумывая, я поддаюсь внезапному порыву: сокращаю расстояние, сжимаю пальцы в кулаки и со всей силы ударяю.

Раз, другой, третий.

— Почему ты так делаешь? — шепчу я. — Почему?..

Перед глазами сразу становится мутно, а в горле застревает острый, колючий ком. Аслан перехватывает мои запястья и притягивает к себе. Я утыкаюсь носом в его грудь, безвольно опуская руки вдоль тела, и крепко зажмуриваюсь, стараясь не сорваться в истерику.

— Не улетай... Слышишь? Пожалуйста, не улетай...

Слёзы струятся по щекам, горячие и бесконтрольные, и чтобы их остановить нужно совершить что-то абсолютно невозможное. Что бывает только в книгах или фильмах.

— Алин...

Если я думала, что Аслан держится гораздо спокойнее, чем я, то зря – сейчас, прижатая к твердому телу, я чувствую, как его сердце бьётся примерно через раз, а дыхание то и дело срывается. От этого факта я почему-то окончательно теряю власть над своими эмоциями.

— Останься... — обнимаю его за талию, с трудом выговаривая фразы и почти умоляя. — Останься со мной... У тебя будет шанс здесь, ты работаешь, мы могли бы сказать обо всем родителям, попросить…

Возможно, позже, когда я успокоюсь и переварю прощание в домашней обстановке, то посмеюсь над своей слабостью и поведением. Но в эту минуту, я делаю всё, чтобы удержать шаткий мир под ногами.

— Больше всего на свете я хочу быть здесь, — шумно выдыхает Аслан, поглаживая мои лопатки. — И больше всего на свете я не хочу упустить предложение, которое, вероятно, бывает только раз в жизни.

Я знаю.

Это проклятая, непреодолимая дилемма. В голове мгновенно срабатывают сотни вариантов развития событий, но ни один не подходит мне так, как подходило то, что было до этого!

За стойкой громко откашливается грузная женщина, привлекая наше внимание. Я поспешно вытираю слёзы рукавами свитера, с трудом настраивая фокус. Оказывается, очередь уже давно рассосалась, а я всё надеялась постоять так ещё хотя бы немного.

— Молодые люди, — произносит она вежливым, но настойчивым голосом. — Регистрация заканчивается через две минуты.

Пульс гулко отдаётся в висках, а реальность тяжело давит на плечи. Внутри меня вспыхивают искры эгоизма — одна за другой.

Можно попробовать: надавить, разжалобить, добить. Сказать больше, искреннее, честнее. Даже то, что не совсем соответствует действительности.

Искры разгораются всё ярче, всё невыносимее. Они атакуют, ослепляют, и я не могу справиться с ними — почему-то именно в этот раз.

— Я не знаю, что мне делать, — говорю едва слышно. — Не знаю... Мне кажется, я в тебя влюбилась...

Аслан мягко перебирает мои волосы и целует в макушку. Душа разрывается на кусочки, когда мне приходится разжать сцепленные за его спиной руки, чтобы отпустить.

— У меня сейчас ничего нет: ни денег, ни стабильности, только долги и амбиции. Я вложил много времени в конкурсный проект, который не принёс дохода, — сбивчиво и раздосадовано объясняет он, словно извиняясь за это. — Но обещаю — сделаю всё, чтобы в ближайшее время встать на ноги.

В памяти всплывают дурацкая ваза, дорогой телефон, одежда из бутика, гостиница и рестораны. Аслан старался и никогда не жаловался, а я до последнего стеснялась рассказывать о нём своим глупым бывшим друзьям. Словно он мог хоть немного пошатнуть мою репутацию.

— Не улетай... — жалобно продолжаю стоять на своём. — Не улетай, останься…

Солено уже не только на лице, но и во рту, и за грудной клеткой. Я почти не думаю о том, как выгляжу сейчас в таком состоянии. Удержать истерику не получилось — пугающее, неприглядное будущее заставляет цепляться за последнюю соломинку всеми возможными способами. Даже самыми некрасивыми.

— Алин, давай попробуем остыть, обдумать и разобраться. Если тебе не «кажется» — я скоро тебя заберу. Через время, как только освоюсь.

После этих слов всё происходит молниеносно: Аслан показывает документы, громоздкий чемодан исчезает на чёрной ленте, а я стою, переваривая услышанное, и никак не могу собраться.

Поцелуй у паспортного контроля получается слишком горьким, потому что последний.

Слишком сладким, потому что каждый из нас вкладывает в него всё, что не успел сказать.