Несколько шагов до прыжка

Стукнув по столу бокалом из-под коктейля, он глянул сначала на одного, потом на другого, и выдохнул:

— Если вы сейчас же не прекратите, я вас при ближайшем удобном случае коньками по голове огрею, обоих, по очереди! Сколько можно? Проблема есть — давайте решать, а не вокруг неё плясать, ладно?

Вообще говоря, он редко позволял себе подобные вспышки. До сих пор, бывало, боялся их. Изредка. Но сейчас, когда они решали важный вопрос, никаких вечных пререканий наставников он слышать не хотел. А за весь период сотрудничества уже выучил: остановить их можно было только так.

Альбус с выражением безграничного терпения на лице опустил ладони на скатерть. Геллерт откинулся на спинку своего стула и глянул на Криденса, прищурившись:

— И что ты сам думаешь? Как мы будем это решать?

Криденс постарался не отвести взгляд. Когда Геллерт пялился на него… вот именно так, как сейчас, ему хотелось то ли сбежать подальше, то ли начать кивать китайским болванчиком, со всем соглашаясь.

Так, к чёрту, надо быть твёрже. Он же это умеет, так какого?..

— Сам? — он дёрнул плечом. — Сам я с тобой согласен. Мне нужно менять подход и демонстрацию, и мне кажется, что я могу. И думаю, что хочу. Но ты… ты ведь уже что-то придумал, да?

Геллерт глянул на Альбуса и победно ухмыльнулся. Тот, умудряясь сохранять терпение, уставился на него с поразившим Криденса спокойствием и ожиданием.

— «Le bien Qui Fait Mal», — протянул Геллерт, безбожно коверкая французское произношение. — Из «Моцарта».

— Там же один вокал, — нахмурился Альбус. Геллерт закатил глаза и даже руки к потолку воздел:

— И что?! Это должно волновать не тебя, а меня, и вот меня-то как раз не волнует! И к тому же, ты сейчас в корне не прав. Не «один». Был бы «один» — это считалось бы а капелла, а с этим, сам понимаешь, не стоило бы выступать.

— Придираться к словам, Геллерт, — слегка назидательно произнёс Альбус, — это тоже не то, что нужно делать, чтобы быстрее достичь компромисса.

— Я сказал «консенсуса», а не «компромисса», Альбус, — Геллерт почти обиженно дёрнул головой. — Мне кажется, тебе нужно пропить курс стимуляторов памяти или ещё что-то в этом духе, я не разбираюсь в подобном, мне-то без надобности…

Криденс застонал и уронил голову на стол.

Это никогда не кончится.

— Не хотелось бы тебя расстраивать, — донёсся сверху голос Альбуса, — но наша с тобой разница в возрасте не столь велика, чтобы ты тоже мог… безнаказанно не волноваться о подобных вещах, Геллерт.

— И на что это был намёк? Собираешься внушать мне, что, дескать, я тут ничего не говорил и не пытался менять Криденсу презентацию и манеру исполнения, ты-то хорошо помнишь, что этого не было? Вот уж не ожидал от тебя…

Криденс стиснул зубы и всё-таки поднял голову. Судя по тому, что Геллерт пошёл по тропинке «сам придумал, сам обиделся», пора было подключать артиллерию потяжелее, чем невинное «коньками огрею».

— Значит так, — выдохнул он, пытаясь посмотреть на них обоих максимально свирепо, — перестаньте уходить в дебри ваших склок, пожалуйста. Или я просто разорву нахрен контракт, поняли? И уйду куда-нибудь, где поспокойнее. К Грейвзу, например.

На лицах напротив нарисовалось столь схожее изумление и возмущение одновременно, что он даже мысленно поздравил себя. Кажется, шантаж удался.

— К кому ты уйдёшь? — гнев в голосе Геллерта отличался изумительной праведностью. Криденс даже почти поверил в его искренность. — К Грейвзу? К этому неудачнику Грейвзу? Альбус, нет, ты слышал, на кого он нас меняет?! И это после всего, что мы для него сделали, да?

Криденс ухмыльнулся, пытаясь отфильтровать чужие вопли. Сейчас оба сойдутся на том, как он не прав в своём якобы стремлении их бросить, и перестанут цапаться хотя бы на какое-то время.

А называть неудачником человека, который когда-то, считай, увёл из-под его носа всеми предсказанное Олимпийское золото, было вполне в духе Геллерта.

Впрочем, в том, что касалось тренерства, он был, пожалуй, прав. За все шесть лет, что Грейвз натаскивал спортсменов, те не занимали высоких мест на крупных чемпионатах. Разве что последний сезон был получше, для пары Голдштейн-Скамандер. Когда в пару встала другая Голдштейн.

Когда Геллерт обозвал Грейвза неудачником в первый раз, Криденс даже удивился. И осторожно поинтересовался: почему? В конце концов, Криденс читал его интервью девяносто восьмого года, данное сразу после пьедестала на Олимпиаде, и там Геллерт со скрипом, но всё-таки признавал, что награду Грейвз заслужил. «Как бы неожиданно это ни было», — говорил он на диктофон.

Геллерт театрально поморщился и ответил что-то в духе: «Как фигурист он, может, и был неплох, но тренер из него аховый, ты и сам это видишь. Я бы с ним в паре работать не стал». В устах Геллерта это звучало тяжёлым приговором. Он и с Альбусом-то работал… с трудом — даром, что уже около пяти лет.

— Криденс, — начал Альбус мягким увещевающим тоном, — ты снова делаешь неверные выводы. Мы с Геллертом… не склочничаем, а, так сказать, обмениваемся любезностями. И к тому же, пока это не мешает работе, тебе нет резона уходить под начало человека, чьи тренерские способности, к сожалению, вызывают вопросы и не внушают особенного оптимизма.

Геллерт аж застонал:

— Альбус, он потерял нить твоего рассуждения где-то на слове «неверные». И позволь спросить, если это ты так любезничаешь, что ты считаешь настоящими склоками? Мне уже интересно.

Альбус неожиданно промолчал. И даже глаза отвёл. Криденс сначала нахмурился, потом наткнулся взглядом на какую-то уж чересчур кривую ухмылку Геллерта и решил, что сложные и, без сомнения, высокие отношения его наставников — не его дело. Лишь бы, и правда, работать не мешали. А, положа руку на сердце, Альбус и Геллерт цапались всегда. Они вели Криденса уже четыре года, и ещё юниором он понял: это для них такой второй вид спорта. Без этого им не работалось. А в итоге всё равно оказывалось, что они вполне друг с другом согласны, и были согласны с самого начала, да и за забором их пререканий всегда ставилась программа. В действительно важных вопросах они не расходились.

Вот только всё это так или иначе действовало на нервы. А нервы фигуриста — его главные коньки, их беречь нужно. Коньки-то можно и заменить…

— Я думаю, — он откашлялся, — что мы и правда можем это поставить. Я постараюсь, вы же знаете.

— Отлично, — Геллерт довольно хлопнул в ладоши. На Альбуса он теперь старательно не смотрел. — Тогда нам нужно будет собраться, сесть, послушать композицию и решить, смогут тебе поставить четверной лутц, или лучше не будем рисковать и позориться, и вообще — я хочу тебе всё рассказать и показать сам. И учти, если ты, посмотрев на меня, начнёшь отнекиваться и кричать, что не сможешь, я…

— Да когда я такое кричал? — чуть ли не взвыл Криденс, малодушно решив не дослушивать, что там Геллерт придумал в качестве угрозы.

— Я не очень понимаю, почему ты так нервничаешь, — сухо проговорил Альбус, тоже не глядя на Геллерта. — Постановка новой программы, обычное дело, всё по плану. К тому же ты сам это предложил.

— Я? Нервничаю? Альбус, тебе ли не знать, как я на самом деле нервничаю!..

Криденс поднялся со стула. Надоели, ей-богу.

— Короче говоря, — выдохнул он, — определитесь с датой — звоните. И увидимся через месяц. А сейчас я ухожу, потому что заимели вы меня уже. Нещадно.