Неслабое звено

К носителям этих, бесспорно, положительных, полезных качеств, черт характера относятся с боязливым уважением, даже с робким восхищением порой, но… Не любят! А любят всей душой и всем народом совсем иной, противоположный человеческий тип, ярчайше проявившийся, например, во Владимире Семеновиче Высоцком, а немногим ранее – в Сергее Есенине. Вот так. Ни-че-го с этим не поделаешь, да и стоит ли, а?

Невольно закрадывается еретическая мысль: а что если вся эта подзаборная богема вдруг да выродит талант, равный Блоку, Есенину, Бродскому или Артюру Рембо, Шарлю Бодлеру – если не только отечественные примеры брать. Те тоже на добропорядочных буржуа никак не походили, пили отнюдь не простоквашу и любили не только своих жен. И уж в чем-чем, а в избытке самодисциплины замечены не были. Так может быть, люмпен-интеллигенция, алкашня не без искорки таланта тоже входит в божий замысел, нужна она для чего-то?

– Хорошо, но давай ближе к делу. И к телу тоже, – невесело скаламбурил Гуров. – Что вся эта очаровательная творческая алкашня о Сукалеве говорила? Меня не только и не столько конкретика интересует, сколько его психологический портрет, их отношение к покойному собутыльнику. Кстати, как они насчет причин его смерти? Какие версии в ходу?

– К этому как раз перехожу. – Крячко с видимым наслаждением закурил, сыто откинулся на спинку кресла: соскучился человек по нормальной еде, хоть бы и по пельменям магазинным. А то все закусь малосъедобная, да в исчезающих количествах. – Кстати, будет тебе и конкретика. Что же до версий о причинах перехода нашего фигуранта в лучший мир…

Разные были версии. Упился, после чего замерз насмерть прямо у проклятой скамейки – эти стервы чистоплюйные разве встать пьяному человеку помогут?! Или: менты до полусмерти отмудохали, да и выкинули на улицу. Правда, непонятно, зачем потом подбирали, так на то они и менты. Это ж людей понять можно, а пэпээсники – нешто они люди? Нет, Стасик, о присутствующих мы… Ни-ни-ни! Что еще? Инопланетная тарелка мимо пролетала, шандарахнула лучом смерти. Эту версию на полном серьезе озвучивал некий профессор Академии энергоинформационных наук с внешностью законченного шизофреника. Сам он недавно с Юпитера вернулся, в плену его там злобные скотомерзоиды из альфы Волопаса держали, причем поили, тварюги, исключительно молоком. Узнали, что человек – животное млекопитающее, ну и питали пленника соответственно. Вот он теперь наверстывает. Так что Сукалев, без сомнения, их работа. Скотомерзоидов. С биоандроидами вкупе!

Но большинство из компании не воспаряло так высоко, попросту считали, что пережрал покойничек накануне, а на опохмел то ли денег не было, то ли не успел. Не он первый, и уж точно – не последний. А что? Для бойца алкогольного фронта, несгибаемого алконавта смерть куда как почетная!

– Теперь, Лев, как отзываются о нем. Тут… Тут, знаешь ли, интересные моменты просматриваются.

Заключались пресловутые моменты в том, что говорили сукалевские собутыльники как будто о двух разных людях. Словно где-то год-полтора назад резко изменился характер Ильюши. В худшую сторону.

– То есть, вообще-то, с уважением отзываются, иные – так с пиететом даже. Вплоть до того, что стихи сукалевские наизусть читают, чуть навзрыд при этом не рыдая!

– Даже так? – откликнулся Лев с некоторым недоверием. – Что, есть над чем рыдать?

– Изволь образчик, я на память не жалуюсь, – хмыкнул Станислав. – Ну, например:

За поллитру политурыЯ отдам в единый мигТе сокровища культурыЧто освоил и постиг.А за литру политурыХоть сейчас готов отдатьТе сокровища культуры,Что способен сам создать!

Как тебе, а?

– Впечатляет, – несколько ошарашенно протянул Гуров. – И… что, все в том же духе?

– Во-во. Но главное – все твердят, что мужик был добрый, веселый и нежадный. Если денежка в кармане заводилась, поил всю округу без различия пола и возраста. Хотя едким становился временами до неприличия, за что даже пару раз бывал бит. Эпиграммку на кого-то сочинил. Замечу, что в их кругу жадность считается самым страшным пороком. Скажем, не поделиться с похмельной особой, пусть даже незнакомой, последней десяткой – предел человеческого падения. При том непременном условии, что червонец этот пойдет на выпивку, а не, допустим, на пирожок.

– А с некоторых пор, значит…

– … стал брезговать бывшими приятелями, отзываться о них презрительно, – подхватил фразу Крячко, – зажимать гроши, которые вдруг откуда-то появились. Высокомерен стал, но, заметь, веселость и открытость, доверчивое отношение к миру – как корова языком. Тогда же. Я тебе уже сказал: там отнюдь не дураки. Один из приятелей Сукалева, некий Антон Александров, в просторечии Тошка-художник, целую теорию развил. Правда, язык у него заплетался. Об Александрове, кстати, речь еще впереди, тут та самая конкретика появляется! – Станислав хитро взглянул на Гурова.

– Что за теория? – поинтересовался Лев, а сам подумал, что Стас – как дите малое: уж как ему приятно на гуровских нервах слегка поиграть, заинтриговать его посильнее. Видать, впрямь что-то интересное на сладенькое приберегает. Ладушки, мы тоже подыграем, отчего не сделать подчиненному приятное?

Теория новизной не отличалась: великое отчаяние способно иной раз рождать не меньшую энергию, нежели великая мечта. И то, и другое – очень по-русски. Либо: все впереди, еще немного, еще чуть-чуть и… откроются сияющие дали. Либо: всему конец, так уж напоследок… чтоб чертям тошно стало! Заметим – оба эти состояния души прекрасно характеризуются излюбленным народным: «Коль пошла такая пьянка – режь последний огурец!» Так вот, по словам Тоши, в Сукалеве последнего года эта мрачная энергия очень хорошо ощущалась. Словно сломалось что-то в человеке, если только не сам сознательно сломал, вырвал что-то из души, а вырвав, решил: все едино – пропадать! Так вы меня запомните, друзья! Любопытно, что пить-то с этого времени стал Сукалев куда меньше, хотя все его приятели в один голос утверждали – лучше б пил по-прежнему, а то недолго таракашек в черепушке поиметь. Ох, бывали прецеденты!

Но все познается в сравнении, пил, конечно. Как обычному обывателю не снилось. По пьяной же лавочке не единожды проговаривался, что вот-вот резко разбогатеет. Вплоть до виллы на Канарах. На коей вилле будет круглосуточно лопать кокосовые орехи – невдомек ему, бедняге, было, что не едят их, а пьют сок недозрелого плода, кокосовое молоко – трахать мулаток и творить бессмертные стихи. А также прозу. Причем на повальное реготание собутыльников реагировал болезненно, вплоть до попыток мордобоя.

– Та-ак, – задумчиво протянул Гуров, – разбогатеть, значит, резко… Гм-м… Хронологически-то все эти изменения характера идеально с началом нескладушек вокруг церкви совпадают. Помнишь, я рассказывал тебе, когда иконы красть начали?

– Вот именно. Я вот тоже на это внимание обратил. Теперь слушай про Александрова.

Антон Александров, несмотря на свою шуточную кличку, художником не был. Мало того, у Антона хватало ума эту истину спокойно осознавать, с известно каким рылом в калашный ряд не лезть, не комплексовать по этому поводу и в непризнанных Ван Гогах себя не числить. Особенно перед ублюдками из молодых, коих развелось, как мух над падалью.

Был он очень неплохим карикатуристом, остроумным, оригинальным и весьма востребованным: пробивались его рисунки на страницы МК, «Собеседника», АиФ, разного рода юмористических и детских журнальчиков, коих развелось в наше время как на Жучке блох. А также снискал известность как дизайнер, оформитель, макетчик, иллюстратор – словом, пролетарий карандаша и фломастера. Кстати, именно он прославился столь эпохальным творением, как «Ментовское мурло»… Куда там Сальвадору Дали! В теплое время года Тоша калымил традиционным способом – рисовал за десять минут шаржи на любого желающего. Оплата – по договоренности, на выпивку со скромной закусью вполне хватало, хоть пил по-черному. С Ильюшей тесно сошелся, когда работали на пару: он шаржик на заинтересовавшегося прохожего, а Сукалев за те же десять минут – стихотворную подпись к рисунку, гонорар – пополам. Ну а далее понятно что – завейся горе веревочкой!