Несломленный. Находим силы, падая в бездну. Практики исцеления для тех, кто пережил психологическую травму

Давайте подробнее разберем третий пункт.

Большая травма, маленькая травма

Как и большинство формулировок касательно травматических переживаний, различие между маленькой травмой и большой, или травмой с большой буквы «Т», ввел настоящий клинический специалист. Это имеет реальную цель, которая давно и бесповоротно неактуальна.

В 1987 году Франсин Шапиро разработала метод десенсибилизации и переработки движением глаз (ДПДГ, или EMDR). Тогда в клинической практике различий между типами травматических переживаний не проводилось. В Диагностическом и статистическом руководстве по психическим расстройствам травматический стрессор определяется как любое переживание, которое «в общем выходит за рамки нормального человеческого опыта и вызвало бы почти у любого человека значительные симптомы расстройства». [25] Главной особенностью травмирующего переживания считалась его уникальность – тот факт, что оно выходит за рамки нормальной жизни.

25

Американская психиатрическая ассоциация. Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам. 3-е изд. (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders, 3rd ed.; Washington, DC: American Psychiatric Association Press, 1980; 238).

Шапиро обнаружила, что техника ДПДГ, о которой я расскажу подробнее чуть ниже, служит полезным инструментом для людей, переживших события, которые «в общем выходят за рамки нормального человеческого опыта». Она помогала им восстановиться после аномалий, исказивших их восприятие мира. Однако у нее родилось подозрение, что протокол ДПДГ поможет и при переживаниях, вызывающих у многих людей значительный стресс и при этом не выходящих за рамки нормального человеческого опыта. Например, детские унижения и разочарования не получают клинического признания как травмирующие события, поскольку, к сожалению, они полностью подпадают под определение нормального человеческого опыта. Однако они могут привести к «сопоставимым с травмой длительным негативным последствиям», нарушить самосознание человека и его доверие к окружающему миру. Шапиро обнаружила, что последствия таких более банальных на первый взгляд травм можно сгладить при помощи ДПДГ, даже если природа стрессора не квалифицируется как травматическая с клинической точки зрения. Если метод ДПДГ будет применяться исключительно для работы со стрессовыми событиями, которые клинически классифицируются как травмирующие, то люди, испытывающие подобные симптомы по другим причинам, останутся без лечения.

Чтобы как-то легитимизировать переживания, которые в сфере изучения травмы не считались травмирующими, и при этом не бросать вызов Диагностическому руководству и всему психиатрическому сообществу, стоящему за ним, Шапиро ввела термин «маленькие травмирующие события». Она не пыталась провести иерархическое различие между двумя типами травмирующих событий. Напротив – она утверждала, что эти два типа событий практически идентичны с нейробиологической точки зрения, и потому негативные последствия обоих типов можно успешно лечить при помощи ДПДГ.

Когда Шапиро проводила это различие между маленькими и большими травмирующими событиями, она лишь пыталась уравнять шансы – избавиться от части общественных суждений, чтобы разработанный ей метод можно было использовать везде, где он может принести пользу. То, что понятия большой и маленькой травмы происходят из вполне научного источника, вовсе не означает, что их использование по-прежнему научно обосновано. Из-за нашей любви к категоризации, проведению различий и построению иерархий эти термины стали применяться для того, чтобы вызвать у нас чувство стыда.

Неясно, каким образом эти вполне обоснованные термины, созданные для определенных целей, стали заимствоваться и искажаться. Я часто слышу фразы «травма с маленькой буквы „т“ и травма с большой буквы „т“». Их никогда не используют для того, чтобы прибавить веса чьему бы то ни было переживанию. Как правило, люди называют свои собственные переживания «травмой с маленькой буквы „т“», чтобы уверить собеседника в том, что им известно, что бывают у людей события и похуже. А кто-то называет свое переживание «травмой с большой буквы „т“», чтобы подчеркнуть его обоснованность в отличие от переживаний партнера, которому досталась всего лишь «травма с маленькой буквы „т“».

То, как люди воспринимают это различие, раскрывает гораздо более серьезную проблему – а именно проблему клинического определения травмы. Специалисты пытаются дать травме определение, отталкиваясь от типа события, которое произошло с человеком, а не от того, как человек это переживает. Из-за этого изучение травмирующего переживания начинается с предубеждения. Когда у человека проявляются симптомы отложенной реакции на травму, но при этом стрессор, воздействию которого он подвергся (например, издевательства на работе), не подходит под определение травмирующего события, то мы не ставим под сомнение определение. Мы начинаем сомневаться в самом человеке и его симптомах. Если стрессор не подходит под наше определение, значит, эти симптомы – следствие его собственной слабости, патологии или недостаточной стрессоустойчивости.

Такое различие представляет проблему не только при работе с событиями, которые не считаются травмирующими по определению, но и при работе с событиями, которые таковыми считаются согласно руководству. Двое солдат, которых отправили на одну и ту же миссию, могут переживать это событие совершенно по-разному. Например, один возвращается домой и годами страдает от ПТСР, а второй успешно интегрирует пережитый опыт и быстро возвращается к нормальной жизни. Здесь мы могли бы начать обвинять того, кто страдает от ПТСР, сравнивая его с товарищем: «А вот у него, похоже, все в порядке. Есть ли у вас еще какие-либо проблемы, связанные с тревогой? Нет? Хм-м-м. А может, это так называемое ПТСР служит вам оправданием, чтобы чего-то не делать?» Еще мы могли бы начать обвинять того, кто не страдает от симптомов, усомнившись в том, что у него и правда все в порядке: «Среди солдат, которых отправили в этот район Афганистана, очень распространена психологическая травма. Многие ваши сослуживцы страдают от серьезных последствий. Вы точно не пытаетесь утопить свою боль в бутылке?» Когда мы начинаем изучать историю пациента с предубеждением, это уже не настоящее изучение.

Важно осознавать, насколько глубоко лексика, которую мы используем, формирует наш внутренний опыт. Как раз это одна из причин, почему Грейс так долго не могла распознать у себя реакцию на травму. Вот почему ей несколько месяцев подряд снились одни и те же кошмары, вот почему у нее пропал аппетит. Вот почему как-то раз по дороге на работу ее вырвало в мусорный бак прямо в метро. Вот почему она несколько недель подряд подумывала уйти с любимой работы, поскольку считала, что именно из-за работы страдает от этих симптомов.

Как только мы начинаем сравнивать свои травмирующие переживания с чужими, как только начинаем создавать иерархии и категории, мы причиняем себе больше вреда, чем пользы. Ведь реакция на травму происходит в миндалевидном теле – области мозга, недостаточно развитой для того, чтобы различать травмы с большой буквы «т» и травмы с маленькой буквы «т». Миндалевидное тело слишком примитивно и даже не знает алфавит. Ему известно лишь то, что угроза есть угроза, а травма есть травма. Пытаться заставить его отличать большую травму от маленькой – все равно что просить детектор дыма на кухне различать дым от подгоревшего бекона и от настоящего пожара. Так не получится.

Вопрос не в том, считает ли кто-то другой ваши переживания травмирующими, а в том, являются ли они травмирующими для вас. Если сомневаетесь, взгляните на все, что вам дорого и что вы принимаете как должное. Все цело? Получается ли у вас полностью осознавать, насколько мы бесконечно уязвимы, и, держась от этого осознания на расстоянии вытянутой руки, жить в настоящем моменте? Или ящик с бесконечной уязвимостью упал с дальней полки и разбился вдребезги, засыпав вашу жизнь осколками стекла и беспросветным ужасом?

И этот вопрос – лишь начало. Для Грейс осознание того, что она испытывает отраженную боль – что реакцию на травму вызывает событие, которое стало для нее травмирующим, а не которое сочли бы потенциально травмирующим другие люди, – было лишь началом пути. Теперь, когда мы обнаружили источник боли, нужно было понять, что с этим делать.

Зачастую, чтобы снова убрать ящик с уязвимостью на дальнюю полку, нам приходится напоминать своему несчастному телу, что жизнь в постоянном страхе никак не способствует нашему выживанию. Для этого нужно перенастроить нервную систему.