Несокрушимо
Шрифт:
Господи, разве не это заставляло меня искать встречи с Генри? Потому что он заставлял меня чувствовать себя особенной? Потому что я так долго чувствовала себя некрасивой и ненужной? Разве лайки, которые Уитни хотела получить, не были аналогичны вниманию, которое оказывал мне Генри? Как я могу её осуждать, если сама поступаю так же? Это делало меня лицемеркой?
Эти мысли начали мучить меня так сильно, что я решила написать Генри, что не смогу прийти. Я взяла телефон и открыла его контакт — Большой Член ДеСантис. Увидев это имя, я рассмеялась. Может, я и не отменю встречу. Немного вина и смеха с Генри звучали очень заманчиво.
И ведь не обязательно заниматься сексом. Мы могли бы просто поговорить. Он мог бы начать учить меня. Мне просто нравилось быть рядом с ним.
После того как я снабдила детей закусками, напитками и пледами в гостиной, я сказала отцу, что пойду в винодельню помочь Генри.
— Так поздно в воскресенье? — нахмурился отец, устраиваясь на одном конце дивана напротив Кита. — Что он там делает?
— Не знаю, — ответила я, торопливо уходя, чтобы он не задал ещё больше вопросов. — Но я ненадолго.
Я закуталась потеплее и отправилась к винодельне. Грузовик Генри стоял на парковке, но он был лишь частично покрыт снегом, что означало, что он уезжал и снова вернулся. Я гадала, ужинал ли он где-то в городе или один дома.
Когда я подошла к стеклянной двери, заглянула внутрь, но сразу его не увидела. Я потянула за ручку, удивившись, что дверь была открыта. Генри появился наверху лестницы, ведущей в подвал, как только дверь за мной закрылась.
— Привет, — сказал он с улыбкой. — Ты пришла.
— Пришла, — ответила я, чувствуя, как сердце начало биться чаще при виде его, а внутри разливалось тепло. Я сняла шапку и перчатки, положив их на высокий стол.
Он подошёл ко мне и огляделся.
— Ты одна?
— Одна.
— Хорошо.
Он запер дверь, выключил верхний свет и притянул меня к себе. Когда его губы соприкоснулись с моими, вновь разжигая пламя внутри, я поняла, что пришла сюда не для разговоров.
Я пришла, чтобы почувствовать.
Обняв его за шею, я ответила на поцелуй, пока мы оба не остались без дыхания, раздражённые громоздкими слоями одежды, мешавшими нам.
— Идём, — сказал он, взяв меня за руку.
Мы двинулись через темноту, спустились по лестнице в подвал. Генри провёл меня мимо стальных баков и рядов дубовых бочек к двери своего офиса. Он толкнул её плечом, открыл и втянул меня внутрь маленькой тёмной комнаты.
— Урок первый, — произнёс он, закрывая за мной дверь. — Никогда не позволяй виноделу заманить тебя в свой офис после работы.
Я рассмеялась, пока он расстёгивал моё пальто и бросал его в сторону.
— Урок второй, — продолжил он, снимая с меня свитер и расстёгивая лифчик. — Ни при каких обстоятельствах не позволяй ему раздеть тебя.
— Думаю, я провалю этот курс, — пробормотала я, пока он становился на колени, стягивая с меня сапоги.
— Урок третий. — Он расстегнул мои джинсы и стянул их с моих ног. — Если он скажет, что не может перестать думать о твоём вкусе и должен выяснить, такой ли он хороший, как он помнит, будь осторожна.
— Осторожна с чем? — спросила я, когда он взял меня за бёдра и подвёл к своему столу.
— С его намерениями. — Генри поднял меня и усадил на край стола, широко разводя мои ноги и опускаясь на колени. — Они, вероятно, коварны.
— Коварны? — ахнула я, когда его язык провёл по моему телу долгим, медленным движением, заставившим меня содрогнуться всем
телом.— Да. — Он сделал это снова, вызывая во мне волны наслаждения. — Он просто хочет трахнуть тебя своим языком.
Я откинулась на локти и застонала от его сладких мучений.
— Правда?
— Да. Но ещё и своим членом.
— Хорошо, — выдохнула я, почти теряя способность говорить. — Потому что я слышала, что он большой.
— Он большой. И становится всё больше с каждой минутой.
Я засмеялась, запрокидывая голову назад, пока Генри, обхватив мои бедра, подтягивал меня ближе к своему рту. Мои пальцы ног согнулись, когда его язык проник внутрь меня. Он пожирал меня, словно голодал по мне целую вечность. Его язык ласкал, гладил, сосал, скользил, а из его горла доносились стонущие звуки, будто я была для него самым изысканным угощением. Он говорил, что ему меня недостаточно. И я верила ему.
Когда он заставил меня кончить своим ртом, он вскочил на ноги и начал расстегивать ремень.
— Дай мне, — выдохнула я, расстегивая и расстёгивая его джинсы.
Я потянулась к его члену, который с силой вырвался из боксеров, словно освободившись из клетки. Генри застонал, когда я обхватила его горячий, твердый ствол обеими руками, нежно скользя ими вверх и вниз.
— Сними рубашку, — потребовала я. — Я хочу чувствовать твою кожу рядом с моей.
Через минуту он врывался в меня, мои ноги обвивали его бедра, а его сильные руки крепко держали меня за бедра. Я вцепилась в его мощные плечи, впиваясь ногтями в кожу. Он поднял меня со стола и прижал спиной к двери, вгоняя свой член глубоко и сильно. Голова с глухим стуком ударялась о дерево.
Но это было так невероятно — ощущать себя объектом его дикого желания, той, что пробуждала в нем эту потребность обладать мной целиком. Он вбивался в меня еще глубже и оставался там, двигаясь так, чтобы я снова оказалась на грани.
Тяжело дыша, он наклонил лоб к моему.
— Ты слишком хороша. Я должен замедлиться.
— Нет, не останавливайся, — умоляла я, двигая бедрами. — Я хочу, чтобы ты кончил.
Из его горла вырвалось рычание, и он вновь начал быстрые, мощные толчки, от которых моя спина ударялась о дверь. Все мышцы внизу моего тела напряглись, когда я достигла пика, на мгновение застыла там, с учащенным сердцебиением, закрытыми глазами, задержав дыхание — пока не почувствовала, как его член дернулся внутри меня, толкнув меня за грань. Его губы находились так близко к моим, что мы делили одно дыхание, когда наши тела отдавались этому мощному, всепоглощающему ритму.
«Вот это, — подумала я, когда по коже пробежали мурашки. — Вот как это должно ощущаться. Вот чего мне не хватало. Вот чего я хочу.»
Но есть ли хоть какой-то шанс, что я смогу сохранить это?
Когда мы оделись, Генри всё-таки провёл небольшую экскурсию по винодельне, рассказал, для чего предназначено оборудование, описал вина, находящиеся в разных бочках и резервуарах, и похвастался недавно приобретённой линией розлива.
— Но самое важное для меня сейчас — это обрезка, — сказал он, когда мы стояли у огромных окон дегустационного зала, выходящих на виноградник. — Качество любого урожая во многом зависит от того, как хорошо мы проведём обрезку. И мы делаем это только вручную.