Несомненная реальность

– Здесь – это где? – настороженно спросила она. – У вас на даче?

– Здесь – это в другом мире, – вздохнул Олег. – Боюсь, госпожа Шарлот, мы с вами оказались в весьма странном положении. Видите ли…

Пятнадцать минут спустя Оксана все еще смотрела на него с недоверием, но в ее взгляде появилось что-то новое. Выслушав краткое описание новой реальности, она опустила голову и задумалась. Потом передернулась и принялась выбираться из кресла.

– Я хочу увидеть все своими глазами, – твердо заявила она. – То есть… то есть я уже все видела, но я… была не в себе. Я хочу посмотреть еще раз.

– Вы на ногах не стоите, – усмехнулся Олег. – Куда вам идти?

– А я не собираюсь идти, – девушка упрямо тряхнула волосами. – Я собираюсь ехать. На повозке, запряженной лошадьми, раз уж машин нету. А еще я есть хочу.

Она принялась развязывать пояс халата, но, спохватившись, быстро запахнулась и принялась оглядываться по сторонам.

– Э-э-э… господин Народный Председатель? – смущенно поинтересовалась она. – А во что мне одеться?

– Горюшко вы мое, – вздохнул Олег. – Я, между прочим, устал, как собака. Я полгорода сегодня исколесил, а Москва, к вашему сведению, хоть и деревня, нашей Моколе по размерам не слишком уступает. Ладно, сейчас позову хозяйку, она служанку за в магазин за одеждой отправляла. Местная женская одежда на нашу как-то слабо похожа. Только…

– Да? – Оксана настороженно повернулась к нему.

Олег поколебался.

– Видите ли, я представил вас хозяевам как свою сестру, поссорившуюся с матерью и ушедшую из дома к жениху, а жениха зарезали на улице. Оттого-то вы и были не в себе. Думаю, нам лучше придерживаться этой легенды во избежание кривотолков.

Похоже, здесь мораль куда более строгая, чем у нас, и пребывание мужчины и женщины, не связанных родственными узами, в одном помещении и наедине сильно не приветствуется.

– Понимаю… – Оксана задумалась. – Хорошо, учту. Можно теперь…

– Из этого следует, – продолжил Олег, – что нам, как родственникам, неплохо было бы оставить в стороне формальности наподобие "господина Народного Председателя" и обращения на "вы". Тем паче, что я здесь никакой не Нарпред. Кроме того, – он криво усмехнулся, – когда красивая молодая девушка вроде вас обращается ко мне таким образом, я чувствую себя безнадежным стариком. Короче, я предлагаю перейти на "ты" и обращаться по именам. Я Олег, ты Оксана.

Девушка изумленно посмотрела на него, потом медленно кивнула.

– Хорошо… Олег, – скованно произнесла она. – Я… постараюсь не сбиваться.

– Вот и ладушки, – одобрительно кивнул он. – Умница. Отчество и фамилию мы тебе оставим старые, иначе наверняка проговоришься по-первости. Но если станут спрашивать, почему я Захарович, а ты Александровна, скажешь, что сводная сестра.

Понятно?

Оксана снова кивнула.

– Ладно, сестричка, – усмехнулся Олег. – Вон твоя новая одежда в свертках, разбирайся пока. А я пойду посмотрю, кого тебе на помощь позвать. Жена хозяина где-то здесь болталась.

1 сентября 1905 г. Москва.

Большой Гнезниковский переулок – Похоже, он остался сильно недоволен.

Филер, казалось, чувствовал себя не в своей тарелке. Он переминался с ноги на ногу, избегая взгляда начальства. Медников сверлил его тяжелым взглядом.

– Когда ехали от Тубарева в Промышленное училище, он ругался словами, половину которых даже я не знаю, – пояснил Чумашкин. – Что-то насчет зажравшихся и закосневших в своем тупоумии академиков… а дальше про половые акты в извращенной форме. По матушке и батюшке крыл, проще говоря, с применением незнакомых слов.

– Неудивительно, – Медников, казалось, слегка расслабился. – С этими яйцеголовыми общаться – себе дороже. Дальше.

– В Промышленном, похоже, ему тоже своего добиться не удалось. Однако вышел он оттуда не один, а в сопровождении ученика, опознанного позже преподавателями как Ивана Кузьменко, пятнадцати лет, ученика шестого года обучения. Мальчишка – тот еще оболтус, постоянно учителям пакостит, хотя и не по злобе, а, скорее, от врожденной живости. Все Училище ждет не дождется, когда он закончит учебу.

Исключить, однако, побаиваются, поскольку дальше определенной черты мальчишка никогда не заходит, а протекцию пареньку оказывает некий Вагранов, доцент университета, вздорный человек, однако с авторитетом и большими связями в научных кругах. С ним связываться – больно много вони.

– Так, – Медников кивнул. – Понятно. И куда же твой подопечный направился в сопровождении этого Кузьменко? Впрочем, сам могу догадаться – к тому самому Вагранову.

– Точно так, ваше превосходительство, – кивнул штабс-капитан. – Пробыл у него Кислицын около получаса, вышел спокойный и задумчивый, уже без мальчика. О результатах встречи ничего не сказал, только сев в коляску, произнес одну фразу:

"Фифти-фифти", что значит…

– "Пятьдесят на пятьдесят" по-английски, – кивнул Медников. – Значит, у дома ты его высадил и уехал?

– Так точно, – кивнул филер. – Поскольку согласно приказанию его превосходительства Зубатова наружное наблюдение за Кислицыным более не устанавливается, о его дальнейших действиях ничего сказать не могу.

– Понятно, – Медников опустил голову на руки и погрузился в тяжелое молчание.

Потом снова поднял взгляд на подчиненного и покачал головой.

– Сергей – человек умный и проницательный, но иногда, пожалуй, чересчур доверчивый. За то поплатился в девятьсот третьем, за то может поплатиться и сейчас в любой момент. Не нравится мне этот субъект, ох, не нравится. Ты-то сам как Кислицына оцениваешь? Не работает ли на кого из… не знаю даже, из революционеров или совсем наоборот? Что с благонадежностью?

– Не могу знать, – вздохнул Чумашкин. – Он… ему как-то хочется верить, даже если полную чушь несет. Еще он любопытный, как молодой щенок. Давеча на "Манометре" куда только нос не совал! С инженером тамошним, Овчинниковым, за пять минут спелись так, словно с детства друг друга знают. Эти инженеры обычно невесть что о себе воображают, с чиновниками сквозь зубы разговаривают, но этот Кислицына явно зауважал, хотя тот очевидным образом в механике разбирается, как я в балете. На политические темы если и говорит, то в основном слушает. Сегодня меня, пока по городу колесили, об истории дома Романовых да о нынешнем императорском дворе выспрашивал. А с меня какой спрос – я же не профессор истории и не министр двора! Ну, рассказал я ему, что знал, так он головой покачал, пробормотал под нос что-то насчет того, что этого следовало ожидать и что могло быть и хуже, и замолчал.

– Ясно, – Медников кивнул. – Все-таки жаль, что наружку за ним пустить нельзя.

То, что ты ему в гиды приставлен, хорошо, но круглые сутки ты с ним проводить не можешь. Ну ладно. В конце концов, кроме странных историй, за ним ничего криминального пока не водится. Води его по городу, докладывай Сергею и отдельно – мне. Смотри только, обаяние – опасная вещь. Боюсь, очарует он тебя, как и Зубатова.

– Не извольте беспокоиться, Евстратий Павлович, – буркнул филер. – Не первый день на работе. Дело знаем.