Несостоявшийся император. Александр Михайлович
Шрифт:
На самом деле всё было несколько иначе. В ходе Крымской войны Россия фактически лишилась флота — Черноморский флот был уничтожен, а Балтийский попросту безнадёжно устарел, и его остатки догнивали в Кронштадте. Однако великий князь Константин Николаевич, в 27 лет ставший главе Морского ведомства и одновременно генерал-адмиралом, принимается активно строить флот. Это были деревянные парусно-паровые суда — клипера, корветы и фрегаты.
И вот уже в 1856 г. в Средиземное море вышла первая русская эскадра, а в следующем году в Тихий океан ушли фрегат «Аскольд», три корвета и три клипера. Так впервые в своей истории флот Российский вышел в Мировой океан. До этого несколько раз в ходе войн с Турцией и с наполеоновской Францией наши эскадры выходили в Средиземное море. Несколько судов совершили кругосветные плавания
Большую часть пути наши фрегаты, корветы и клипера проходили под парусами, но когда нужно было войти в порт, миновать узкий пролив или догнать судно противника, паруса убирались.
Капитан командовал:
— Трубу вверх, винт вниз!
И немедленно поднималась опущенная вниз паровая труба (а были и трубы телескопического типа), из специальной шахты опускался гребной винт, который автоматически соединялся с гребным валом, и парусное судно превращалось в паровой корабль. Благодаря сочетанию паруса и винта наш фрегат или корвет мог пройти из Владивостока в Кронштадт без захода в промежуточные порты.
С выходом флота в океан в Морском ведомстве решили отказаться от ежегодного производства офицеров и перейти к системе производства только на свободные вакансии, в основу производства положить морской ценз, по которому для получения следующего чина необходимо было пробыть определённое число лет в плавании (мичману полтора года, лейтенанту 4,5 года), а для получения чина штаб-офицера — командовать судном. Понятно, что морской ценз надо было зарабатывать не в Финском заливе.
Тысячи юношей из дворянских семей загорелись желанием стать морскими офицерами. Они мечтали увидеть просторы Средиземноморья, побывать в Индии, Индонезии, Австралии, Китае, Японии и т.д.
Вся Россия зачитывалась романом Гончарова «Фрегат “Паллада”», произведениями писателей-маринистов Станюковича и Конкевича.
Престиж флотского офицера во второй половине XIX в. был велик как никогда ранее во всех слоях русского общества. В гвардии же по-прежнему процветали муштра, разводы, караулы, парады. Даже большие учения представляли собой спектакли с участием высочайших особ, за что в 1904 г. и 1914 г. придётся платить большой кровью.
Менялись типы винтовок, сабель, касок, пряжек, пуговиц. Зато тактика ведения боя мало изменилась со времён Аустерлица и Бородина — те же плотные колонны пехоты и конные лавы. Взволновала гвардию лишь большая военная реформа Александра III, приказавшего заменить в пехоте и кавалерии обтягивающие ноги и иные места панталоны на просторные шаровары. Зловредные поэты ёрничали:
Свободы ждали вы? Свободы вам даны — из узких сделали широкими штаны.Не желая надевать «мужицкие штаны», несколько гвардейских генералов и офицеров демонстративно подали в отставку».
Итак, желание Сандро поступить во флот вполне объяснимо. Но по поводу противодействия отца этому желанию наш герой сильно лукавит в своих воспоминаниях. Генерал-адмирал Константин стал вторым человеком в государстве после царственного брата, а сексуальные похождения великого князя Алексея Александровича существенно снижали его конкурентоспособность в борьбе за власть в Морведе по сравнению с другими великими князьями.
У великого князя Михаила Николаевича было пять сыновей, а должность генерал-фельдцейхмейстера — всего одна. Так что желание Сандро сделать карьеру во флоте, то есть стать генерал-адмиралом, вполне пришлось по сердцу Кавказскому наместнику.
Стать морским офицером можно было, лишь окончив Морской корпус. Но по заведённому обычаю великие князья не могли воспитываться вместе с детьми простых смертных. Поэтому Сандро стал учиться дома под наблюдением наставника-моряка. Мальчик считал своего учителя самым мрачным и вредным, «которого только могли разыскать во всей России. Его пригласили, — вспоминал
Александр Михайлович, — чтобы подготовить меня к экзаменам, которые я должен был держать у целой комиссии профессоров. Мой наставник имел очень низкое мнение о моих умственных способностях и каждый день в течение четырёх лет предсказывал мне верный провал.— Вы никогда не выдержите экзаменов, — стало излюбленным припевом моего флотского наставника.
И как бы добросовестно я ни готовил уроки, он только качал головой, и его усталые, измученные глаза отражали тоску. Иногда я сидел ночи напролёт, стараясь вызубрить каждое слово своих учебников. А он всё-таки не сдавался:
— Вы только повторяете слово в слово то, что другие нашли ценою долгих исканий, но вы не понимаете, что это значит. Вы никогда не выдержите экзаменов.
Четырёхлетняя программа, выработанная им, включала астрономию, теорию девиации, океанографию, теоретическую и практическую артиллерию, теорию кораблестроения, военную и морскую стратегию и тактику, военную и морскую администрацию и уставы, теорию кораблевождения, политическую экономию, теоретическую и практическую фортификацию, историю русского и главнейших из иностранных флотов... Мои преподаватели, все выдающиеся специалисты, не разделяли мнения неумолимого наставника. Поощрённый ими, я заинтересовался новыми предметами. Теоретические занятия дома сопровождались посещением военных судов и портовых сооружений. Каждое лето я проводил три месяца в плавании на крейсере, на котором плавали кадеты и гардемарины Морского корпуса. [Тут наш вице-адмирал ошибается — крейсера появились в русском флоте в 1892 г. — А. Ш.] Мои родители всё ещё надеялись, что железная дисциплина, царившая на корабле, заставит меня в последний момент переменить решение.
Ясно помню, как я покинул нашу летнюю резиденцию в Михайловском дворце, чтобы отправиться в первое плавание. Маленькая дворцовая церковь была переполнена нашими родными, лицами свиты и дворцовыми служащими, и, когда священник по окончании молебна дал мне приложиться ко кресту, моя мать заплакала. Слова особой молитвы “о плавающих и путешествующих” преувеличивали в её глазах те опасности, которые ожидали её сына».
— Ну, всё, пойдёмте, — нервно произнёс Михаил Николаевич, и всё семейство направилось в Петергоф, где у причала рядом с главным дворцом стояла яхта герцога Лейхтенбергского, которая должна была доставить Сандро на борт корвета «Варяг». На пристани Сандро попрощался с родителями и поднялся на борт яхты. Молодой великий князь был, как и положено, одет в чёрную форму учащегося Морского корпуса.
Корвет «Варяг» был построен ещё в 1862 г. Он имел деревянный корпус. Водоизмещение корвета составляло 2200 тонн, скорость хода 11 узлов. Хотя в 1870 г. «Варяг» был перевооружён и вместо гладкоствольных пушек получил нарезные орудия образца 1867 г., к началу 80-х г. он считался устаревшим и использовался в учебных целях.
Предоставлю слово Александру Михайловичу: «Я был весел, как узник в последний день тюремного заключения. И даже присутствие моего мрачного воспитателя, сопровождавшего меня во время первого плавания, не могло помешать моему счастью.
К вечеру мы прибыли в Тверминэ — маленький портовый городок на побережье Финляндии, где эскадра Морского корпуса встала на якорь. Адмирал отдал приказ, и на “Варяге” спустили паровой катер, управляемый кадетами моего возраста. Они с любопытством смотрели на меня, видимо, раздумывая, принесёт ли пребывание высочайшей особы на борту их корабля липшие хлопоты и нарушение заведённого распорядка жизни. Адмирал Брилкин обратился ко мне с несколькими словами приветствия, и затем меня отвели в мою каюту.
Моим мечтам не суждено было целиком осуществиться: хотя с этого момента я и вступил в состав русского флота, меня всё же отделили от остальных кадет и не позволили спать вместе с ними на нижней палубе. Вместо того, чтобы есть вместе с кадетами в их общей кают-компании, я должен был завтракать и обедать в обществе адмирала и его штаба. С точки зрения образовательной это, конечно, было преимуществом для меня, так как, бывая постоянно в обществе старших офицеров, я мог многому полезному научиться, но тогда мне это очень не понравилось. Я боялся, что кадеты будут коситься на моё привилегированное положение и не захотят со мною дружить.