Несовместимые

Мне нравится наблюдать за Германом. Он смотрит на мои груди, раскачивающие в такт движениям, гипнотизирует их. Взгляд вспыхивает, мерцает, руки сжимают мои бедра, помогает мне быстрее забраться на высь своего Эвереста.

— Боже...

Скребусь ногтями об его грудь, он обхватывает бедра и в быстром темпе вбивается в меня, разом подводя к финишу. Голова кружится, а в голове бьется мысль «Вот-вот…»

Этот оргазм размазывает меня по стенке. Уничтожает без остатков. Я дрожу, впиваясь ногтями до кровоподтеков на твердом плече. Меня нет.

Герман выходит из меня, переворачивает на живот, подложив подушку. Колени все еще дрожат, не в состоянии удерживать меня. Ласково, умиротворенно пробегается пальцами по заднице.

Первый толчок вызывает улыбку, настолько чувствую себя расслабленно и полностью ему доверяю, что у меня даже на секунду не возникает мысли о возможной боли. И ее нет. Толчки нечастые, но глубокие, горячие губы целуют плечо, затылок, дыхание шевелит волосы.

Такой неги, расслабленности никогда между нами не было. Как полного погружения в друг друга, когда ты обнажен не только телом, но и душой, когда тут занимаешься не сексом, а любовью. Вкусной любовью.

Вновь перед глазами возникает взрыв звезд, внутри все кипит, вот-вот начнется извержение моего вулкана. И мой крик глушат любимые губы, крепко прижимая к груди, в которой сумасшедше бьется сердце. Впрочем, мое ему вторит.

57 глава

Стою возле окна, придерживаю на груди простынь. Досадливо кусаю губу, наблюдая, как парни натирают бока машин, ждут своего хозяина. Вот он уверенной походкой направляется к джипу, Костя садится спереди, он - сзади. Последние дни Герман сильно занят для меня.

Он уезжает из дома в семь, приезжает далеко за полночь. Я его не вижу. Не могу с ним поговорить. На мои звонки отвечает сухо и сдержанно, сообщения игнорит. Что-то происходит, я не понимаю, что именно, чувствую себя слепым котенком.

Позавтракав, с головой окунаюсь в работу, но когда слышу, как во двор заезжают машины, все бросаю и бегу к входной двери. Сердце в предвкушении встречи радостно подскакивает, поет. Герман замирает на входе, недоуменно на меня смотрит, словно не ожидал увидеть.

— Ты быстро, — улыбаюсь, подаюсь к нему.

Привстаю на носочках, хочу поцеловать в губы, так как безумно соскучилась по прикосновениям, ласке, он уворачивается, и губы скользят по небритой щеке.

Продолжая улыбаться, глубоко прячу обиду. Я задета его нежеланием целоваться. Почему? Мы ведь дома.

— Пообедаем в столовой или накрыть на террасе? Погода еще стоит хорошая.

— Не суетись. Я не буду обедать дома. И ужинать тоже, — направляется к лестнице, я за ним.

— Что происходит? Что-то происходит?

Он не оборачивается, на ходу стягивает галстук, кидает его в кресло. Следом летит пиджак, идет в сторону гардеробной, я по пятам. Прислонившись к дверному косяку, скрещиваю руки на груди.

Он снимает рубашку, брюки, все швыряет на пол, берет чистые вещи. Замирает, когда звонит мобильник.

— Да, — вижу на губах чувственную улыбку.

Улыбка, предназначенная для женщины. Не для меня. Ревность обжигает ярким пламенем.

— Конечно, все в силе. В девять увидимся, я заеду за тобой. До встречи, — закончив разговаривать, поднимает на меня ничего не выражающий взгляд. Но это обман. Я это чувствую.

Мы смотрим друг на друга, хочется многое сказать, но все понятно без слов. И мне больно признавать правду, поэтому я, как утопающий, хватаюсь за иллюзию «мы». Но обманываться долго чревато, восстанавливаться будет очень сложно.

— У тебя появилась другая? С которой не страшно появиться на людях? — голос ровный. Герман не представляет, каких сил мне стоит сейчас смотреть ему в глаза и держать себя в руках.

— Что ты имеешь ввиду, говоря «другая»? — кладет мобильник на комод, подходит к вешалкам с рубашками. Выдергивает черную. Любимую рубашку. Он определенно хочет понравиться той, с кем у него назначена встреча.

— А что подразумевается под словом «другая»? Я тебе надоела? Не устраиваю? Слишком много проблем?

— Слишком много проблем. С самого начала с тобой слишком много проблем, Марьяна, — он стоит ко мне спиной, но каждой слово бьет наотмашь, ранит в самое сердце.

Закусываю губу, дают себе несколько секунд прийти в себя. Главное, не плакать при нем. Не показывать ему боль. Не получается... У меня не получается дышать, внутри все стискивается от боли, которая, как снежный ком, разрастается в груди.

— Мне собирать вещи? — мой вопрос заставляет его обернуться.

Смотрит равнодушно, холодно, как чужой человек, с которым ничего не связывает. Словно никогда мы с ним не обнимались, не целовались, не занимались любовью. Словно никогда мы не делили одну на двоих чашку кофе, круассан, клубнику. Словно никогда я не разгуливала по его дому в его рубашке на голое тело.

— Тебе есть куда уходить? — иронично спрашивает, усмехается.

Он прав, мне так с ходу идти некуда. Выставит на улицу, дорога прямиком в отель. И это не самый худший вариант, чем понимать, что человек к тебе охладел, и ты ему не интересен.

— В городе полно отелей, гостиниц. Не пропаду.

— Мне всегда нравилась твоя способность делать правильные выводы и принимать верные решения, — застегивает ширинку на черных брюках, вставляет в петлицы черный ремень. Поправляет воротник рубашки, оставив расстегнутыми две верхние пуговицы. — Я тебя не гоню. Ты мне не мешаешь. Можешь подумать, как дальше жить, — встает передо мной.

Отчужденный, с льдинками в глазах, без намека на какое-либо тепло. Ощущение, что все прожитые рядом с ним дни — мираж, сон, который похож на реальность. Не было рядом нежного, любящего Германа, улыбающегося мне не только глазами, но и губами. Я его выдумала. Настоящий Соболь сейчас стоит напротив. Бескомпромиссный, жестокий, идущий по головам всех, кто встречается ему на пути, к своей цели.

— Не жди меня, домой я не вернусь, — как домашнего питомца, треплет по щеке, усмехается.

Я стою в гардеробной, сквозь слезы смотрю на вешалки с одеждой, прислушиваясь к удаляющимся шагам.

Недолго раздумывая, достаю чемоданы. Не швыряю в беспорядке вещи. Спокойно собираю одежду, самую необходимую и практичную. Навряд ли я буду нуждаться в шикарном вечернем платье. Косметика, украшения. Последние можно сдать в ломбард, если вдруг потребуются деньги.

В кабинете, куда без спроса лучше не заходить, на столе обнаруживаю паспорта, карточки, наличку. Это меня подкашивает сильнее, чем наш разговор в гардеробной. Я падаю в его кресло, забираюсь в него с ногами, обнимаю их.