Несравненное право

Застава из трех десятков всадников была выставлена с той стороны Белого Моста, откуда, по мнению Ноэля, следовало ожидать атаки, и годоевцы не заставили себя ждать. Это были не фискальные стражники в белых и лиловых плащах, а опытные тарскийские кавалеристы с черно-красными флажками на пиках. Они сразу же заприметили заставу и слаженно пришпорили коней.

Люди Ноэля, видимо не ожидавшие, что врагов будет так много, растерялись и, бестолково нахлестывая лошадей, бросились наутек. Разгоряченные погоней тарскийцы, вися на плечах у преследуемых, стрелой пронеслись по главной улице села, но на противоположной окраине удиравшая застава внезапно развернула коней навстречу врагу, а рядом, как из-под земли, выскочил и сам Ноэль с сотней наездников.

Арцийцы помнили строжайший приказ — не стрелять, и ударили в дротики, а потом взялись за палаши.

Все решила внезапность. Первые ряды преследователей, запертых в узкой улице, были опрокинуты, и тут крыши, щедро облитые лучшей Гвендиной царкой, запылали жарким, почти невидимым в свете дня огнем. Тарскийцы не выдержали — с грехом пополам развернули коней, пытаясь вырваться из пылающей мышеловки, и со всего маха врезались в своих же, вдребезги разнеся боевой порядок. И в это время Луи двинул вперед всех, кто у него остался.

Десятки и пятерки конников ударяли со всех сторон, не давая врагам опомниться и пересчитать противника. Суматоху усугубило падение подрубленных пирамидальных тополей, окружавших пылающее село. Отряд Луи дрался умело и яростно, и тарскийцы, атакованные с разных сторон и не знающие о своем численном превосходстве, ринулись в единственное, как им казалось, безопасное место. Но широкая сначала улица к концу резко сужалась и выводила к мельничной плотине, перегораживавшей болотистую речонку. Кони оскальзывались, вязли в тине, падали, а тех всадников, кому удалось влететь на плотину, встретили выстрелами в упор.

Принц оглянулся. Обитатели уничтоженного села уже скрылись среди молоденьких берез, а тарскийцы, растеряв боевой задор, бестолково метались по пылающему селу. Луи с облегчением вздохнул и подал знак горнисту. По звуку трубы арцийцы развернули коней и россыпью устремились к лесу, предусмотрительно взяв в сторону от места, в котором укрылись сельчане. Однако преследователям было не до погони, да и подошедшее с севера пыльное облако прикрыло отступавших, делая стрельбу по ним бессмысленной.

2229 год от В.И.

3-й день месяца Собаки.

Гверганда

Марциал действовал по всем правилам. Прежде чем отдавать приказ о штурме, следовало предъявить ультиматум и провести артиллерийскую подготовку, и вице-маршал отрядил к стенам города четырех красивых всадников — трубача, двух знаменщиков с арцийским штандартом и белым флагом и молодого офицера с письмами, адресованными командору Мальвани, Архипастырю и Эландскому герцогу. Одуа не ждал от этой затеи ничего, но Михай Годой велел начать с этого, да к тому же традиция есть традиция. Вице-маршала несколько удивило, что император сам назвал имя парламентера — виконта Леона ре Фло че Лита, происходившего из враждебной как Базилеку, так и Годою фамилии, и к тому же дружка принца Луи. Впрочем, Марциал не собирался оспаривать приказ императора. Леон так Леон, и стройный светловолосый арциец получил три запечатанных свитка и приказ передать их по назначению. Виконт не просто исполнил приказ, он пошел дальше, вручив защитникам Гверганды не только письма, но и себя.

Не прошло и оры, как ре Фло оживленно болтал с «Серебряными», рассказывая о житье в Мунте до и после Годоя и не подозревая, какую бурю вызвала его персона среди вождей. Феликс и Мальвани вскинулись на дыбы и потребовали прогнать виконта взашей, а то и допросить с пристрастием. Шандер с пеной у рта доказывал, что парень ничем не хуже «Серебряных», ушедших в Эланд от короля Марко. Рене молча слушал, потом осведомился:

— Шани, возьмешь его к себе?

— Конечно, — улыбнулся Гардани, — мне он нравится.

— Тебе бы и граф Койла понравился, — скривился Мальвани.

— Ну уж нет, — отмахнулся Шандер, — Койлу я видел. За предателя я его, правда, не держал, но иметь с таким дело — увольте!

— И все же я не стал бы брать к себе этого арцийца, — с сомнением проговорил Феликс, — после того, что произошло…

— Вот именно после того, что произошло, и нужно брать, — усмехнулся Аррой, подставляя лицо проглянувшему солнцу, — вы боитесь второго Койлы? Этого не будет!

— Почему ты так уверен?

— Потому что парня подобрал сам Годой из числа тех фамилий, которые только и смотрят, как бы расстаться с узурпатором и перейти на нашу сторону. Как ты думаешь, зачем он это сделал? Да для того, чтоб мы его или отшвырнули, или, того лучше, казнили, увидав в нем предателя. Тогда другим арцийским нобилям неповадно будет с нами связываться. Расчет нехитрый.

— Что ж, — кивнул красавец Мальвани, — очень может быть… Излишняя подозрительность отталкивает, но все же, Шани, постарайся, чтоб этот Фло не оказался у тебя за спиной во время боя… Хотя, — командор неожиданно засмеялся, — если мальчишка удался в отца, его за хвост удерживать придется, чтоб не лез впереди всех. Кстати, Рене, а что на месте Марциала сделал бы ты? Я не имею в виду всяческие интриги…

— Я? — герцог рассмеялся. — То, чего ты в свое время опасался. Прорвался бы в город с моря, при хорошем ветре осенью это вполне возможно. Ваши цепи, конечно, хороши, но есть управа и на них…

— Какая это? — набычился Мальвани.

— Рене! Сезар, — Феликс укоризненно покачал головой, — кто о чем, а монах о свечках… потом разберетесь, как брать Гвергаду с моря, а сейчас нам еще нужно ответить на письма.

— Ответим, — махнул рукой Рене.

И эландцы, и арцийцы рвались в бой. Первые были уверены в своем вожде и еще никогда не терпели поражения, вторые жаждали отомстить за лагский позор. Воины пребывали в приподнятом настроении, свободные от службы собирались в кружки, звучали соленые шуточки в адрес Марциала и Годоя, которые перемежались взрывами хохота. Даже опытные вояки, и те то и дело проверяли пистолеты и шпаги. Никто не сомневался, что Годой обломает о Гверганду свои поганые зубы.

Рене и Мальвани были опытными военачальниками и знали, как дорого такое оживление. Разумеется, они, как могли, поддерживали своих людей, то и дело появляясь на стене, улыбаясь незатейливым шуткам и отпуская свои. Но на душе у них было невесело. Они не сомневались ни в крепости стен, ни в сердцах их защитников. Бесило другое — они пошли на поводу у Годоя, поступая именно так, как он и ожидал. А ожидал он, что они намертво встанут у Адены, которую можно штурмовать до бесконечности. Самозваный регент намеренно бросал в аденскую мясорубку арцийских предателей, которых в спину гнали горцы, но не тронул своих основных сил. Тарскийцы, значительная часть наемников-южан и таянцев сейчас при Михае, который выигрывает, как бы ни пошли дела.

Они сидят за рекой и гранитными стенами? Очень хорошо! Годой окончательно подчиняет Арцию, кормит досыта своего монстра и приводит его сюда. Исход очевиден. Они выходят в поле и дают сражение. И опять лжеимператор в выигрыше, кто бы ни победил.

Победит Марциал? Прекрасно, силы Эланда уничтожены, а число арцийцев и гоблинов изрядно сократилось, можно долго не опасаться интриг и недовольства своих новых подданных. Верх одержат эландцы? То же самое. С той лишь разницей, что Годой бросит против обескровленного противника свежую армию. Нет. Принимать бой за стенами крепости нельзя. Значит, осада… Когда-то очень давно старший брат показал совсем еще юному Рене диковину — найденные по весне черепа двух оленей, сцепившихся рогами во время осеннего боя. Беспомощные, навеки связанные друг с другом, они приняли смерть то ли от волчьих клыков, то ли от голода. Эти переплетенные друг с другом могучие рога потрясли будущего герцога Эланда, и он навсегда запомнил слова Лериберта: «Это самая жуткая ловушка, которую может подстроить судьба».