Нестор-летописец

— Тарасий, — сказал храбр, — ты лучше меня знаешь, что бесы любому могут в душу нагадить. За Всеслава пол-Киева орало… — Он подумал. — А Захарье я должен. Много. Пускай скроется на время.

— Будь осторожен, Душило, — наказал ему поп, подбирая полы рясы для скорой ходьбы. — Помни: блаженны миротворцы, а не душегубцы.

Он скрылся в проулке меж дворами

— Поучи, сынок, батьку, как детей делать, — усмехнулся вслед ему Душило, взобрался на коня и поехал наперерез князю коротким путем, узкой и непролазной от грязи тропкой между рядами тына.

Мстислав, подустав под бременем гнева, ехал медленно. Он тупил взор в холку коня и не спешил направлять кметей в еще не тронутые дворы. Близко была уже вечевая площадь. Не видя, он слышал ее — запах крови, похожий на запах железа, перебивал все прочие. Жадное карканье ворон, вой баб и детей разносились далеко по Подолу. Мстиславу захотелось увидеть плод своей ярости — выросшую на площади за полдня гору мертвецов. Возможно, зрелище сполна насытит его душу сладким медом мести, ублажит и, наконец, умиротворит. Если же нет… Князь улыбнулся половиной рта. Есть еще Гончары, Кожемяки, есть Копырев конец. Там тоже много бунтовавшего люда. И все они сейчас, как крысы, пытаются попрятаться, в страхе бегают, суетятся. Эх, ворота бы градские закрыть, подумал Мстислав, да людей мало…

— Угомонись, князь, — вдруг услышал он.

Душило произнес это почти кротко, насколько его зычная глотка могла быть дружна с кротостью.

— Угомонись лучше ты, — с угрозой сказал князь, сверкнув очами. — Я в своем праве!

— И я в своем.

— В каком — твоем? — не понял Мстислав.

— Я служу киевскому князю, а значит, и Киеву. Служу — значит, и защищаю.

— Не защищаешь, а покрываешь! — прорычал князь.

— Да хоть бы и так, — пожал плечами Душило. — Слыхал, как в книгах: любовь всех покрывает… э-э… ну то есть прощает. Или как там… Эх, попа-то нет. В общем, когда Тарасий вернется, он тебе скажет, князь, как это называется. А пока его нет, я тебя дальше не пущу. Так и знай.

Три десятка Мстиславовых кметей по знаку князя стали подбираться на конях к храбру, думая окружить. Но улица была неширока, и они мешали друг другу.

— Ну, ну, дети, — участливо сказал им Душило и спрыгнул с седла, — так вам легше будет?

Он потрепал своего коня по морде, прислонился к его боку спиной и навязал повод себе на пояс. Потом вытянул из ножен меч — половина косой сажени в длину, клинок шире ладони.

— Ну подходи, кто желает.

— Уйди с дороги, Душило, и я оставлю тебе жизнь, — крикнул Мстислав.

— Не могу, князь. Твои кмети подумают, что я испугался их детских мечей.

— Я запрещу им так думать. Все в Киеве знают твою силу и храбрость, Душило. — Мстислав явно лукавил. — Даже бояре тебе завидуют.

— Если б кто из них был сейчас вместо меня, я бы ему не позавидовал.

— Тогда уйди! — разозлился Мстислав.

— Уйди первым, князь. Возвращайся на Гору.

— Эй, какого беса вы там стоите! — взъярился князь на дружинников. — Достаньте мне его!

Полтора десятка отроков спешились, ощетинились мечами и пошли полукругом на храбра. Одним ударом он отвел их клинки и вторым несильно подрезал сразу трех кметей. Они с криками откатились назад, их место тут же заняли другие.

— У меня ножик длиннее, — на всякий случай предупредил Душило. — Если кто не заметил.

— Зато руки мы тебе подкоротим, — пропыхтел один из отроков, самый отчаянный. — Да и голова у тебя, видать, лишняя для тулова.

— Поменьше разговаривай, целее будешь, — посоветовал ему храбр и отсек наглецу левую кисть. — Ну вот, я же сказал.

Отрок взвыл и выронил меч, схватившись за культю. Его оттерли назад. Несмотря на свою массивность, Душило двигался легко, как пчела на цветке, — уклонялся, приседал, выгибался, внезапно делал выпад и сразу уходил в сторону. Упали еще четверо, один — замертво. Злоба теснила дружинников, они сходились все ближе и все больше мешали сами себе.

Двое догадались обойти коня и убили его. Когда жеребец упал на передние колени, Душило разрубил повод и перепрыгнул через седло. Догадливые кмети не успели воспользоваться своей хитростью, он свалил их одним ударом на двоих.

— Коня-то за что?! — укорил Душило отроков.

Кмети, переводя дух, подались немного назад, рассредоточились. Крайние стали заходить ему в спину. Душило отступил на шаг, сделал ложный выпад вбок и оказался возле тына.

— Утомились? — спросил он, будто заботливый дядька-пестун. — Упражняетесь мало. И кто вас только бою учит?

Едва договорив, он почувствовал резкую боль в левом боку. Душило опустил удивленный взгляд и увидел стрелу.

— Ты откуда же прилетела, стервь такая? — он попытался вытащить ее.

В плечо, под ключицу вонзилась вторая стрела.

— А, так вот это кто! — Душило увидел на другом конце улицы чудина Тукы с его половиной дружины. — И за что меня Изяславовы бояре не любят? — пожаловался он.

Чудин наложил на тетиву третью стрелу и стал целиться. Но с выстрелом опоздал. В голове у храбра полыхнула молния, просыпав искры. Он осоловело оглянулся, пошатнулся и плавно осел наземь. В тын гулко воткнулась стрела.

Один из отроков деловито наматывал ремень кистеня на цевьё. В конец ремня была вплетена свинцовая гиря. Прочие, обступив храбра, тыкали в него остриями мечей. Они были злы, но с полумертвым врагом сражаться все же неинтересно.

— Живой? — подъехал Мстислав.

— Что с ним сдеется, с эдакой тушей?

На лбу у храбра стремительно рос и наливался багрянцем рог.

— Вяжите его и везите на Гору, — распорядился князь. — Там киньте в поруб.

Половины дружины соединились. Чудин Тукы приблизился к Мстиславу.

— Хорошо я сделал, князь? Душило совсем разбуянился. Но я не хотел его убить. Ты не давал мне такого повеления.

— Хорошо, Тукы, хорошо, — похвалил его Мстислав.

— Куда теперь идем — в Гончарный яр? — спросил чудин, уставив на князя блекло-бесцветные преданные глаза.

Мстислав развернул коня. Ему расхотелось ехать на вечевую площадь и смотреть в мертвые лица тех, кого стаскивали туда для позора и зрелища.

— Я устал и доволен свершившимся, — сказал он. — Киевская чернь запомнит этот день. А нас на Горе ждет богатый пир. Вы заслужили доброе угощение, мои храбрые вои!

Кмети одобрительно зашумели, славя князя.