Нет Адама в раю

– Тебе не понравится эта вечеринка, дорогой, - сказала Лесли, когда Джино остановил машину напротив дома.
– Я считаю, что мамины друзья - люди совсем другого круга. Но я хочу, чтобы она знала о нас. Я хочу, чтобы все знали.

Она подняла левую руку, и Джино засмеялся.

– Этот бриллиант почти не виден при дневном свете, - сказал он, нужно оставаться в темноте.

Он поцеловал ее руку, а затем палец, на который было надето его кольцо.

– О Джино. Дорогой, я так счастлива.

Он взял ее лицо в руки и нежно поцеловал.

– Я постараюсь, чтобы ты всегда была счастливой, - сказал он, - я это обещаю.

Она вздохнула и прижалась к нему:

– О Джино, я так тебя люблю.

– Наполовину сильней?

– В два раза сильней.

Они засмеялись. Это был секретный код, которым они всюду пользовались. Посреди огромной толпы они могли взглянуть друг на друга и один из них спрашивал: "Наполовину сильней?" - И ответ всегда был одним: "В два раза сильней".

– Нам лучше войти, - сказал Джино.

– Да. Я хочу застать Алану одну и сказать ей первой.

– А я бы лучше подумал, как уговорить твою мать.

Джино никогда не нравилась Анжелика. Он считал ее эгоистичной, поверхностной и небрежной по отношению к дочерям и, хотя он никогда не говорил этого Лесли, у него было чувство, что Анжелика точно знает, как он к ней относится. Сейчас он нервничал и побаивался предстоящей встречи с ней.

– Не глупи, Джино, - удивленно сказала Лесли.
– Она будет рада до смерти. Мама всегда говорила, что замужество - единственный правильный путь для девушки.

– Хорошо, милая, - ответил он. Давай войдем.

Они постояли в холле, пока Лесли не удалось поймать глазами Алану и кивнуть ей.

– Привет, - сказала Алана, в черном платье и на высоких каблуках она выглядела очень привлекательно и немного старше своих шестнадцати лет. В руках она держала серебряную чашку, до краев полную грога.
– Что с вами?

– Пойдем наверх. Я должна тебе что-то показать, - прошептала Лесли. Идем, Джино.

Они втроем пошли в спальню Аланы и Лесли, и, как только дверь закрылась, Лесли закружилась и крепко обняла Алану.

– Мы обручились!
– сказала Лесли.
– Посмотри!

Она подняла руку, чтобы Алана увидела кольцо, искрящееся у нее на пальце.

– О, Лесли. Я так рада.

Алана крепко обняла Лесли, а затем подошла к Джино и положила руки ему на плечи.

– Мне не надо говорить, как тебе повезло, правда?
– сказала она, и глаза ее были полны слез.

Джино поцедлвал ее в кончик носа.

– Нет, тебе не надо говорить, как мне повезло.

Алана повернулась к Лесли:

– Ты собираешься сказать Анжелике?

– Конечно, - ответила Лесли.

Алана быстро взглянула на Джино, который ответил ей таким же взглядом.

– Не делай этого, Лесли, - сказала Алана.
– Не говори ей.

– Ты с ума сошла? Конечно, мы ей скажем. И прямо сейчас. Идем, Джино.

– Подожди, - сказала Алана.
– Пожалуйста, подожди, Лесли. Не говори ей.

– Алана, что с тобой, в конце концов? Она моя мать и я хочу сказать ей.

Алана пожала плечами:

– Тогда иди.
– Она вздохнула и вышла из спальни следом за Лесли. Что касается меня, то я хочу еще грога. И вы бы тоже лучше выпили.

– Привет, детка, - воскликнула Анжелика, когда Лесли подошла к ней, держа Джино за руку.

– Счастливого Рождества и выпей немного грога.

Анжелика была чуточку пьяна и Лесли почувствовала себя неловко. Будучи навеселе, сначала Анжелика проявляла большую нежность к дочерям, называя их "детка", "любимая", "дорогая". Затем наступала вторая стадия, когда она станвоилась очень величественной и очень англичанкой. Тогда она пыталась говорить с английским акцентом, и на этом этапе все, включая Алану и Лесли, становились ниже ее и были недостойны ее внимания. Когда Анжелика выпивала столько, что становилась англичанкой, она становилась очень царственной, и казалась себе настоящей принцессой, не подозревая о насмешках своих друзей и о том стыде и смущении, которое испытывали ее дети.

– А кто этот божественно красивый мальчик?
– спросила Анжелика.

Слова "божественно красивый" были произнесены преувеличенно растянуто и Лесли почувствовала, что бледнеет.

– Мама, - сказала она, стараясь говорить спокойно и чтобы ее было слышно на фоне шума в гостиной.
– Ты помнишь Джино, правда? Джино Донати. Ты должна помнить.

Анжелика уставилась на Джино.

– О, конечно, дорогая. Джино. Один из твоих дружков.

– Мама, - в отчаянии прошептала Лесли.
– Мама, пожалуйста. Послушай меня. Мы с Джино обручились.

Анжелика поставила свою серебряную чашку.

– Извини?

Ее лицо было спокойным, за исключением поднятой левой брови, и Лесли с ужасом, охватившим все ее существо, поняла, что ее мать сию минуту превратится в Англичанку.

– Мы обручились, - повторила Лесли.
– Мы с Джино собираемся пожениться.

Анжелика откинула назад свою белокурую голову и засмеялась. Лесли дрожала, рука, которую держал Джино, стала влажной. Она смотрела на прекрасную белую гладкую шею, дрожащую от смеха, и вдруг увидела красную полосу, искажающую эту восхитительную белизну.

– Идем, милая, - сказал Джино.
– Сейчас не время и не место для разговора.

Алана встала рядом с Лесли и Джино, а Анжелика все продолжала смеяться.

Все, кто находился в комнате, замолчали и повернулись к Анжелике, улыбаясь и надеясь принять участие в шутке. Алана, Лесли и Джино повернулись, чтобы уйти, и вдруг смех прекратился.

– Минуточку, - сказала она властно, и все трое обернулись.
– Так что ты сказала, Лесли?

– Миссис де Монтиньи, - сказал Джино, прежде чем Лесли успела открыть рот.
– Я просил Лесли выйти за меня замуж, и она согласилась.

– Лесли, - произнесла Анжелика в английской манере.
– Как, ты сказала, зовут этого молодого человека?

– Джино, - с ужасом прошептала Лесли.
– Джино Донати.

Анжелика свысока взглянула на Джино, все замерли.

– Молодой человек, - сказала она, - я не помню, чтобы приглашала вас в мой дом сегодня вечером.

– Мама!
– воскликнула Лесли.

– Более того, - продолжала Анжелика, не обращая внимания на пронизанный ужасом голос Лесли, - я не люблю плохих шуток. А теперь я действительно должна попросить вас уйти отсюда. И немедленно.