Нет худа без добра

Сарказм Элизабет меня пугал – она была похожа на загнанное в угол огрызающееся животное, обороняющееся словами, как когтями.

– А почему вас выселяют? – спросил я.

– Мы не платим за это долбаное жилье, так как экономим деньги на поездку.

– А что, если тебе принять участие в этом исследовании, о котором говорил Арни? Он ведь предлагал тебе…

– Он же долбаный пришелец!

– Ах да, я забыл…

– Все деньги, какие у нас есть, уйдут на дорогу до Кошачьего парламента, – сказала Элизабет. – А что будет потом – одному Богу известно.

Макс с беспокойством посмотрел на меня, приподняв брови. Прикрыв рукой рот, он прошептал:

– Алё, какого хрена?

– Брат рассказал вам о моем… похищении?

Я ничего не ответил.

– Вы верите, Бартоломью, что инопланетяне похищают людей?

Я понимал, какого ответа они от меня ждут, и сказал «да». На самом деле я в это не верю, но на данном этапе требовалось, чтобы я верил, для Макса и Элизабет это было как бы обязательным условием сделки. Если я хотел, чтобы Элизабет стала моей девушкой, я должен был согласиться на это условие.

– Ему, блин, можно доверять, Элизабет. Он хороший раздолбай, – сказал Макс, заставив меня улыбнуться. – Я проверил его за «Гиннесом». Какого хрена, алё?

– Ну хорошо. Может быть, тогда ты ему расскажешь мою историю, Макс? – спросила Элизабет. – Почему бы и нет? Посмотрим, что он скажет. Может быть, он спасет нас, как сказочный принц. Почему бы и нет?

У меня перехватило дыхание, потому что Элизабет заговорила языком сказок, точь-в-точь как Вивьен Уорд в «Красотке».

Синхронистичность.

Unus mundus.

– О’-блин-кей, – согласился Макс и рассказал мне о том, как однажды летним вечером его сестра шла вдоль реки Дела-блин-вэр и вдруг заметила над водой «белый долбаный шар», который пульсировал и излучал энергию, «словно самая прекрасная долбаная звезда из всех, когда-либо виденных»; шар медленно опускался к земле, «как долбаное семя одуванчика, переносимое ветром».

«Долбаный шар» совершенно загипнотизировал Элизабет, она последовала за ним и шла несколько часов, зачарованная его красотой, но не могла к нему приблизиться. Как бы быстро она ни шла, этот «долбаный гигантский световой шар» оставался на том же расстоянии от нее. Так она шла, казалось, целую вечность, не чувствуя ни усталости, ни жажды. И вдруг – «раз, блин!» – она оказалась в том самом месте, где заметила этот шар, как будто никуда и не уходила. Посмотрев на свой «долбаный сотовый телефон», она убедилась, что время то же самое, точнее, даже минут на пять раньше того момента, когда она увидела свет. Тут она стала подозревать, что сходит с ума.

В ту ночь Элизабет не могла уснуть. Она старалась вспомнить, что же происходило с ней в тот промежуток времени, когда она следовала за светящимся шаром, но чем больше она старалась, тем дальше это событие задвигалось в темный забытый угол ее сознания – примерно как «долбаный сон», который хорошо помнишь утром, но забываешь к «долбаному обеду». Все попытки Элизабет вспомнить детали этого происшествия были напрасны, но она подозревала, что не просто видела «долбаный шар в долбаном небе», а пережила что-то более значительное.

Она испытывала страшную тревогу, грудь ее сдавило так, что она испугалась, как бы с ней не случился сердечный приступ.

На следующий день она пошла к врачу, который обследовал ее и убедился, что с ее сердцем и системой кровообращения все в порядке. По совету врача она легла в психиатрическую клинику, где ей прописали лекарства и «обязательные долбаные уроки пения»; терапевты обсуждали с Элизабет «во всех долбаных деталях» ее детство, отрочество и зрелые годы.

Пролежав несколько недель в этой клинике, она стала вспоминать, что с ней в действительности произошло.

В тот роковой вечер ее затащил на НЛО «долбаный тянущий луч», он перенес ее с берега реки в абсолютно белую лабораторию по исследованию мозга. Там были астронавты с «долбаными удлиненными головами», «блестящими долбаными черными глазами» и «малюсенькими долбаными телами». Руки и ноги у них были тоненькие, как копченые колбаски, а кожа зеленая, как лайм, и вся в пятнах, «как у долбаной лягушки».

Элизабет привязали к операционному столу «жгутами, сделанными из долбаного электричества», и стали проводить над ней какие-то опыты, однако она при этом не чувствовала боли и ничего не боялась. Инопланетяне не открывали рта, но она слышала их разговор в уме: у них были «низкие, блин, и звучные» голоса. Ей сказали: «Это будет недолго. Не сопротивляйтесь, расслабьтесь. Мы делаем это на благо всего вашего биологического вида. У нас называют таких, как вы, героями науки, ибо причиненное вам кратковременное неудобство приведет к значительным достижениям, важным для многих миллионов, живущих по всей галактике. Не волнуйтесь, очень скоро мы вернем вас на вашу планету».

Глаза Макса при этом расширились, он несколько раз энергично кивнул и произнес:

– Алё, какого хрена?

Я посмотрел на Элизабет. Она наблюдала за моей реакцией, но, встретившись со мной взглядом, почему-то пожала плечами.

Из-за того что Элизабет провела несколько недель в больнице после этого «долбаного похищения инопланетянами» и не поставила в известность своего начальника, она потеряла место в рекламном агентстве и стала жить на свои сбережения и работать волонтером в библиотеке, так как «ей всегда, блин, нравились всякие долбаные выдуманные истории».

– А я переехал сюда из своего долбаного Вустера, – добавил Макс.

Элизабет посмотрела на меня сквозь завесу каштановых волос и спросила:

– Бредовая история, правда?

Дома, сидя с отцом Макнами за кухонным столом, я сказал ему:

– После этого Макс пригласил меня поехать вместе с ними в Кошачий парламент в Оттаве. А Элизабет сказала, что ей все равно, поеду я с ними или нет. Как вы думаете, что это значит: меня приглашают в Оттаву, а у вас уже есть для меня паспорт?

– Не имею понятия, – ответил он. – Но я хотел бы познакомиться с этой парой. Бог не устраивает случайных совпадений. Можешь поспорить на собственную задницу.

На следующий день я привел отца Макнами в квартиру Макса и Элизабет. Он рассказал им о церкви Святого Иосифа в Монреале и о том, что он собирается познакомить меня с моим отцом на том самом месте, где он, отец Макнами, будучи подростком, впервые почувствовал, что призван стать священником. Он объяснил также, что Бог перестал разговаривать с ним, а если он познакомит меня с моим отцом, то, может быть, это умилостивит Бога и Он опять заговорит с ним.

– Почему бы нам не поехать вместе? – предложил отец Макнами.

– Видите ли, мы с Максом не очень-то религиозны, – ответила Элизабет, и было видно, что они с Максом считают отца Макнами вконец свихнувшимся. – Мы хотим посмотреть Кошачий парламент, потому что Макс очень любит кошек. А он в Оттаве, а не в Монреале.

– Долбаный Кошачий парламент! – ввернул Макс.

Отец Макнами, очевидно, почувствовал, что к его предложению относятся скептически, и сказал:

– У меня есть деньги, чтобы оплатить поездку, – что меня очень удивило, – и если бы вы разрешили нам поехать с вами в Оттаву и поехали бы с нами в Монреаль, то я поделился бы с вами. Эти города всего в двух-трех часах езды друг от друга.