Нет звёзд за терниями

Дома, в Лёгких землях, всё хотели разрушить уродливую постройку на месте старого дворца и возвести такой вот, как стоял раньше при пернатых, когда отец Гундольфа служил досмотрщиком тридцать седьмой клетки. Только расходы это немалые, так что строительство всё откладывалось.

Внутри дворец оказался совсем пустым — ни лавок у стен, ни ковров. Да что там, даже дверей не осталось ни одной. Сняли, видно, и пустили на растопку.

Но было всё равно красиво. Напольная мозаика расползалась причудливыми узорами, а по стенам летели птицы. И пусть роспись выцвела напротив окон, а кое-где облупилась, ещё было чем любоваться.

— Господа Маски, — сказал один из стражей неуверенно. — А эти люди-то с вашего дозволения здесь, или погнать?

— Эти люди — наши новые друзья, — ответил ему Рафаэль. — А кое-кто — и старые. Я хочу искоренить в этом городе один давний страх.

— Так мы ж увечных не пускали никогда!

— Увечных? Они сильнее тебя. Тед, покажи ему, только не убей.

Стальной кулак врезался в рёбра стража. Тот охнул, согнувшись пополам, и упал на колени. Госпожа Золотая Маска вскрикнула, прижав холёную ладонь к неподвижному лицу, будто ударили её саму. А Леона рассмеялась весело, и остальные калеки поддержали её хриплым эхом.

— Видишь, какими надёжными товарищами станут нам эти люди, — ласково произнёс Рафаэль, глядя, как страж пытается подняться.

— А хватит ли места? — прохрипел тот и сам, похоже, тут же пожалел о вопросе.

— А вот это уже не твоего ума дело, — холодно ответил ему человек в белой маске. — На то есть мы. Всё уладим.

Госпожа Первая провела остальных по лестнице в круглый зал. Раньше здесь стояли большой стол и стулья вокруг него, на полу остались вытертые ножками пятна, но сейчас зал почти пустовал. Три стула — вот и всё, что нашлось.

Рафаэль склонился к госпоже, что-то шепнул.

— Стражи, оставьте нас, — приказала она дрожащим голосом.

Те помялись нерешительно, но Рафаэль добавил:

— Делайте, как велела госпожа Первая. Не бойтесь, нам ничего не грозит.

У Гундольфа не было особых причин любить госпожу. Ему не понравился приём, оказанный у ворот. Не по душе пришлось, как она вышвырнула на Свалку того человека, Алтмана, что надорвался, таская бочки. Сама-то, видно было, изнежена и ничего тяжелее кружки не поднимала. Заботилась такая о городе, как же.

Но и чтобы её прирезали тут, Гундольфу не хотелось. Даже жаль её стало, вон как глядела вслед уходящим стражам, не дыша, и за прорезями маски виднелись широко распахнутые глаза. Пальцы сжимали ткань расшитых юбок так, что побелели. И это совсем не вязалось с широкой улыбкой золотых губ.

— Выдохни, госпожа, — приказал Рафаэль и отошёл от неё, вертя в руке небольшой складной нож, причудливо изогнутый. Полюбовался им ещё мгновение, сложил со щелчком и опустил в карман.

— Голос у тебя приметный, — продолжил он. — Думаю, люди его хорошо запомнили, так что заменить тебя некем. Но ты не бойся, будешь слушаться и делать как велено — будешь жить долго и хорошо. Ты присядь.

— Я хочу к людям, — прозвучал тонкий голос Леоны. — Хочу, чтобы смотрели. Мне было мало.

— Птичка моя, — обернулся к ней главарь, — будешь показываться часто, и им надоест. Подожди немного, хорошо?

Крылатая топнула ногой, нахмурилась, но послушалась и отошла к стене, поглядеть на рисунки.

— Давай же, Золотая, скажи нам, где Второй. Он нам нужен до зарезу.

— Но я не знаю, — вздрогнув, ответила госпожа. — Он не явился на площадь.

— Дом его покажешь? Идём, прогуляемся.

Но госпожа Первая, похоже, стала смелее, когда у её рёбер больше не было ножа.

— Скажите, кто вы? — спросила она, оглядывая всех собравшихся. — Чего хотите?.. Погодите, ведь я знаю вас. Тедерик, правильно? Ты носил кресло отца. Мой отец хорошо к тебе относился. Ты это помнишь?

— Куда уж лучше, — ухмыльнулся калека и ткнул госпоже под нос механическую кисть. — Вот эта штука не даст забыть, вовек я не забуду. Как я руку вывернул, дали мне отдохнуть? Не-е, Тед, таскай кресло, хочь зубами таскай, не то для поправки здоровья на Свалку отправят. А знаешь что? Давай-ка покатай меня в кресле! Тащи, пока руки не отсохнут! А там мастер, если сжалится, сделает тебе новые, вот как у меня!

Он наступал, распалившись, а госпожа пятилась. На её счастье, Рафаэль вмешался.

— Мы получим своё, Тед, — пообещал он. — Все вы получите. Но не трогайте её пока, она нам полезна.

— Скучно, — сказала Леона за его плечом. Она уже сидела на подоконнике, спиной к площади, и болтала ногами. — Давайте посмотрим город, он теперь наш! Каждый выберет себе дом.

— Не будем спешить, — поднял руку Рафаэль. — Я найду дом для всех нас, помогу вам устроиться. Помните, что я говорил?

— А у меня был тут дом, — сказал один из калек. — И дом, и жена. Навестить хочу.

— Вперёд! — рассмеялась крылатая, щёлкнув механизмом. — Навестим, возьмём, что хочется! Мы столько ждали! Этот город нам задолжал, время платить по долгам!

И она упала спиной вперёд из окна. Гибкий прут хвоста хлестнул по косяку, следом зазвенели колокольчики задетых птичьих клеток.

До земли было рукой подать, и Гундольф думал, в этот раз Леона точно доигралась. Но нет, увидел сквозь высокую арку, как она летит над площадью.

Народ закричал восторженно, музыканты сбились, а летунья, заложив вираж, понеслась над крышами и исчезла из виду.

И люди Рафаэля потянулись к выходу. Все, кроме троих.

— Держите себя в руках, ребята, — приказал их предводитель. — Я понимаю, вы жаждете справедливости, но без меня ничего не творите, это понятно?

Ответы прозвучали неохотно и нестройно.

— Если встретите Второго, он нужен мне живым, не забудьте. К закату жду вас в доме Йохана. Ступайте.

На полу серебристым пятном блестела маска, брошенная одним из калек перед уходом. Рафаэль нагнулся, чтобы её поднять.

Госпожа Первая поглядела снизу вверх на Гундольфа, спросила нерешительно:

— Отто... Ты ведь Отто, новичок? Значит, ты был с этими людьми заодно и пришёл в город не просто так? Что же вы станете делать дальше?

— Спрашивай вот его, — указал Гундольф на Рафаэля.

— Для начала найдём Второго, — ответил тот. — А перед тем, Золотая, маску долой. Не хочу остаться в дураках, если ты её снимешь и дашь дёру, а мы не будем знать тебя в лицо.

— Но так нельзя, — возразила госпожа Первая. — Только другие правители могут видеть меня. Показываться остальным не положено.