Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Глава внешнеполитического ведомства СССР, видимо, полагал, что советско-американские отношения скатились до самого низкого уровня с начала 1950-х гг. Тем не менее он был убежден, что в государственных интересах вести диалог с американским руководителем необходимо. Добрынин пришел к заключению, что «воздействие жесткой силовой политики Рейгана на внутренние дебаты в Кремле и на эволюцию советского руководства дало эффект, прямо противоположный тому, на который рассчитывали в Вашингтоне. Американская жесткость привела к усилению тех сил в Политбюро, Центральном комитете и в силовых ведомствах, которые мыслили в таких же категориях жесткого силового давления» ^{1035} . Автор этой книги, работавший в то время младшим научным сотрудником Института США и Канады в Москве, имел возможность наблюдать, какую серьезную озабоченность у экспертов-американистов вызвало заявление Андропова, фактически отвергавшее возможность договориться с администрацией Рейгана. Вместе с тем американская официальная риторика в духе антисоветского «крестового похода» раздражала даже тех, кто обычно ратовал за улучшение американо-советских отношений. Впервые за многие годы в стране поползли слухи о большой войне. Люди, особенно в провинции, опять, как и до наступления разрядки, начали задавать лекторам из Москвы тревожные вопросы: «Будет ли война с Америкой? Когда она наступит?» ^{1036} .

Во взглядах Андропова на советско-американские отношения мрачный реализм сопрягался с глубоким пессимизмом, что, скорее всего, объясняется его карьерой при Сталине и многолетней работой в КГБ. Но эти взгляды резонировали с настроениями многих советских людей и влияли на внешнюю политику. Неизвестно, куда бы завел «курс» Андропова, если бы он прожил подольше. Но больной генсек умер 9 февраля 1984 г. Его преемником стал 73-летний Константин Устинович Черненко, опытный аппаратчик из ближайшего окружения Брежнева. Черненко был тоже безнадежно болен: страдал от жесточайшей астмы и спасался транквилизаторами. Первое же его появление на телеэкране не оставило ни у кого сомнений, что он останется на своем посту недолго. В период пребывания Черненко в должности генсека Устинов и Громыко сохранили за собой монопольные позиции по вопросам безопасности и международной политики. Стареющее Политбюро уже не скрывало ностальгии по сталинским временам и даже нашло время, чтобы обсудить и одобрить вопрос о восстановлении Молотова в КПСС. При этом Устинов нещадно ругал Хрущева за развенчание Сталина, считая, что все беды СССР с международным коммунистическим движением произошли именно из-за этого. Он даже предлагал переименовать город Волгоград снова в Сталинград. К своему сожалению, лидеры Кремля не могли вернуть то время, когда они были молоды и полны сил и когда Советский Союз казался неприступной твердыней, а советский народ был готов бесконечно жертвовать собой, преодолевая жизненные тяготы ^{1037} .

В Генштабе не было единодушного мнения по поводу адекватного ответа на стратегическую оборонную инициативу Рейгана. Часть генералитета считала, что для сохранения военного паритета с США необходимо увеличить военный бюджет. По официальным оценкам, прямые военные расходы, включавшие в себя стоимость содержания армии и вооружений, уже достигли 61 млрд. рублей и составляли 8% ВВП и 16,5% бюджета государства. Однако, если верить Брежневу, общие расходы на оборону, включая непрямые траты, были в 2,5 раза больше, достигая 40% от бюджета. Это была большая доля, чем в 1940 г., а ведь тогда Советский Союз изо всех сил готовился к большой войне. Несложные вычисления показывают, что при неизменном ВВП любое резкое повышение издержек на оборону неминуемо влекло за собой столь же резкое снижение уровня жизни населения. Это означало нарушение властью негласного социального пакта, заключенного с народом, — принципа «живи и давай жить другим» ^{1038} .

В доступных советских архивных документах нет ничего о дискуссиях в Политбюро по вопросу о военных расходах. Однако известно, что начальник Генерального штаба СССР маршал Николай Огарков предпринял было попытку обсудить этот вопрос на заседании Совета обороны. Он критиковал военно-промышленный комплекс, которым руководил Устинов, за неповоротливость. По мнению маршала, ВПК занимается неэффективными и слишком дорогостоящими гигантскими проектами, а стремление «оборонки» поспеть за США в гонке вооружений самоубийственно. Вместо ответа на критику Устинов отправил Огаркова в отставку, тем более что неуступчивый маршал долгие годы был бельмом на глазу у министра обороны. По непроверенным данным, в Кремле кое-кто даже предлагал перейти на 6-дневную рабочую неделю и создать специальный «оборонный фонд», чтобы получить дополнительные средства на программу перевооружения. Но в итоге эти предложения были оставлены без внимания ^{1039} . Политбюро уже не могло отказаться от социальных уступок трудящимся, сделанных в хрущевско-брежневские времена. Возврат к старым мобилизационным методам был невозможен.

С 1940-х гг. в советском обществе произошли необратимые изменения. У руководства уже не было того огромного человеческого ресурса, который имелся в распоряжении Сталина до Второй мировой войны, — десятков миллионов молодых, необразованных рабочих, крестьян и партийных кадров, готовых за гроши и впроголодь «строить социализм». Среди элитной части советской образованной молодежи 1980-х гг. коммунистическая идея выродилась в ритуальное действо и повод для анекдотов. Молодыми людьми все больше владели другие интересы: неутоленная жажда потребительства и денег, прагматичное отношение к жизни, стремление к индивидуальному самовыражению и удовольствиям. В 1983 г. Андропов, опираясь на полицейские методы, начал кампанию «борьбы за трудовую дисциплину», включавшую борьбу с коррупцией и пьянством на производстве. Однако вскоре кампания выродилась в фарс и доказала свою полную неэффективность. Члены Политбюро тоже были не те, что их предшественники 40 лет назад: многие из них в силу преклонного возраста больше думали не о будущем советской державы, а о собственном здоровье, о том, как сократить себе объем работы и сохранить в дополнение к пенсии все привилегии, полагавшиеся высшей советской элите. Черненко, Владимир Щербицкий, Динмухамед Кунаев, Николай Тихонов и другие «старцы» упорно не желали уступать место молодым кадрам, которых Андропов набрал в Политбюро и Секретариат. Среди новых назначенцев выделялись Михаил Горбачев, Егор Лигачев и Николай Рыжков ^{1040} .

Члены «старой гвардии» в Политбюро еще были готовы сопротивляться переменам, но их время подошло к концу. Устинов умер 20 декабря 1984 г., а 10 марта 1985 г. скончался Черненко. Пока шла подготовка к третьим за 3 года похоронам главы партии и государства, за кремлевскими стенами активно решался вопрос, кто будет следующим генеральным секретарем. После закулисных согласований Андрей Громыко, последний оставшийся в живых член правящего триумвирата, предложил кандидатуру Михаила Сергеевича Горбачева, самого молодого члена Политбюро. Кандидатура была «единодушно» поддержана. Через несколько месяцев после своего избрания генсеком Горбачев отблагодарил Громыко, предложив ему пост председателя Президиума Верховного Совета СССР — церемониальную высшую государственную должность, которую с 1977 г. совмещали генеральные секретари ЦК КПСС. Так кончилась «эра Громыко» в МИД ^{1041} . Огромная власть, выскользнув из ослабевшей хватки сталинских назначенцев, оказалась в руках молодого, сравнительно неопытного руководителя. К несчастью для Горбачева, в наследство ему досталась не только власть над огромной державой, но и громадные завалы проблем, копившихся десятилетиями.

Новое лицо в Кремле

Многие западные обозреватели и ближайшие помощники нового генсека сравнивали Горбачева с Никитой Хрущевым. Действительно, у этих двух людей было много общего, несмотря на их принадлежность к разным поколениям, контраст в уровне образованности, манерах и вкусах. Оба вышли из крестьянских семей, оба желали перемен и видели себя реформаторами, у того и другого были безбрежный оптимизм и бьющая через край самоуверенность. Оба испытывали отвращение к темным страницам сталинского прошлого и верили в здравый смысл народа, коммунистическую систему и основополагающие принципы марксизма-ленинизма. И в том, и в другом руководителе была заложена склонность к новаторству. Они не боялись повести советский корабль по новым, неизведанным фарватерам ^{1042} . Вильям Таубман, американский автор наиболее полной биографии Хрущева, отмечает, что Горбачев считал брежневские годы временем застоя, когда реакция взяла верх над попытками Хрущева расстаться со сталинской системой. Горбачев считал, что его задача — довести до конца начатое Хрущевым ^{1043} .

Вместе с тем всеми чертами и свойствами своей личности Михаил Сергеевич Горбачев был полной противоположностью неукротимому Никите Сергеевичу. Он не был бойцом и борьбе предпочитал поиск консенсуса. Хрущев был невыдержан и импульсивен: если он видел препятствие или проблему, то шел на них, как танк на вражеские окопы. Горбачев обычно затягивал принятие решения до бесконечности, много говорил и предпочитал плести сети бюрократических интриг (см. главу 10). Жизни Хрущева, как и его карьере, не раз угрожала смертельная опасность: во времена сталинских репрессий, в период Великой Отечественной войны или когда он возглавил заговор против Берии. Горбачев никогда не глядел смерти в лицо, если не считать несколько недель жизни под немецкой оккупацией в годы войны, когда он был ребенком. Верховную власть в стране он получил, как говорится, «на серебряном блюдечке». За него выступила «команда юниоров» из кандидатов в члены Политбюро, которую набрал Андропов и куда входили Лигачев, Рыжков и глава КГБ Виктор Чебриков. Военные также радостно приветствовали кандидатуру Горбачева. Его конкуренты — председатель Совета министров СССР Николай Тихонов, первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Григорий Романов и первый секретарь Московского горкома КПСС Виктор Гришин — сразу и безропотно признали власть нового генсека. И никому не пришло в голову создавать коллективное руководство, чтобы присматривать за молодым и непроверенным лидером ^{1044} .

Эта на удивление легкая победа Горбачева подтвердила не только силу андроповских выдвиженцев, но всеобщее желание, даже в номенклатуре, омолодить власть в стране. Секретари региональных партийных организаций, партработники низшего звена, не говоря уже о рядовых коммунистах, искренне приветствовали приход Горбачева. После нескольких лет правления геронтократии все были рады появлению молодого и энергичного руководителя. Однако, несмотря на такую широкую поддержку, Горбачев занял выжидательную и осторожную позицию. На заседании Политбюро, после того как все его члены один за другим высказались за его избрание, Михаил Сергеевич заявил, что «нам не нужно менять политику. Она верная, правильная, подлинно ленинская политика». И только месяц спустя, на апрельском (1985 г.) пленуме ЦК КПСС и во время поездки в Ленинград в мае того же года, которую транслировало телевидение, Горбачев наконец сказал то, что всем давно хотелось услышать: Советскому Союзу нужна «перестройка». Являясь синонимом запретного в СССР слова «реформа», на первых порах слово «перестройка» означало лишь перемены в управлении экономикой. Позже под этим словом будут подразумевать весь период правления Горбачева, хотя смысл и значение перемен менялось за этот период самым фантастическим образом. Крайне осторожные и обтекаемые, хотя и сказанные энергично и эмоционально высказывания молодого генсека выдавали отсутствие у него собственных рецептов оздоровления советской экономики и общественной жизни. Горбачев хотел улучшить существующую систему, но не имел представления, как это сделать. Развернутой программы по выходу из экономического кризиса, даже чего-то вроде «Нового курса» Франклина Рузвельта, у него не было. Тем не менее он понимал, что его задача — спасти социализм от стагнации и неминуемого кризиса. В своих мемуарах Горбачев написал о своих первых шагах на посту генсека, чуть ли не оправдываясь: «Взявшись за решение исторической задачи обновления общества, реформаторы не могли, естественно, разом освободить свое сознание от прежних шор и оков. Мы, как, вероятно, все политические лидеры в переломные моменты истории, должны были вместе с народом пройти путь мучительных поисков» ^{1045} . Два года понадобится Горбачеву, чтобы «освободить свое сознание» и подготовить себя к радикальным реформам, необходимость в которых давно назрела.

Политика, которую Горбачев проводил в стране в течение первых двух лет пребывания на высшем государственном посту, мало чем отличалась от той программы, что наметил Андропов в краткий период своего правления. Еще при Андропове началось уголовное преследование коррумпированных партийных и хозяйственных деятелей и чиновников МВД, прежде всего тех, кто был связан с брежневским кланом. Новый генсек также был убежден, что если избавиться от кадрового балласта и привлечь молодых и энергичных руководителей, то советская система снова заработает. Началась перестановка кадров. Наиболее коррумпированные «брежневцы» были сняты со своих постов или отправлены на пенсию. За первые полтора года Горбачев на две трети обновил Политбюро, были сменены 60% секретарей обкомов и 40% членов ЦК. В первые годы правления Горбачева устраивала централизованная плановая экономика, хотя о необходимости децентрализации многие говорили. Много лет спустя он объяснил, что вначале ему хотелось с помощью партийно-административных механизмов провести техническое перевооружение действующих предприятий и производств и, лишь осуществив к началу 1990-х гг. экономическую модернизацию, готовить условия для радикальной экономической реформы. Программа модернизации, таким образом, началась довольно осторожно. Она состояла из двух частей. Во-первых, программа предполагала почти вдвое увеличить капиталовложения в машиностроение для тяжелой промышленности, большей частью за счет дефицитного финансирования. Под оптимистическим лозунгом «ускорения» планировалось за пять лет увеличить темпы роста национального дохода на 20-22% ,промышленной продукции — на 21-24, сельского хозяйства — вдвое. Ставилась по-хрущевски безрассудная задача — к 2000 г. догнать Соединенные Штаты по уровню промышленного производства ^{1046} .

Во-вторых, предполагалось принять административные меры для борьбы с коррупцией, халатностью и нарушениями трудовой дисциплины. Особое внимание было уделено государственной антиалкогольной кампании. Горбачев вместе с другими партийными деятелями андроповского призыва полагал, что только резкое сокращение производства и продажи алкоголя спасет население страны от бытового пьянства и алкоголизма, ставшего настоящим бедствием для всего общества. Однако меры, предпринятые в ходе этой кампании, не принесли желаемого результата: потребление алкоголя населением не сократилось, так как вместо государственной продукции люди стали употреблять самогон и различные суррогаты. Идея «ускорения» также провалилась — сложившиеся отрасли промышленности были не способны к обновлению, не могли освоить громадные инвестиции. В результате сотни миллиардов рублей оказались «омертвленным капиталом», сгинули в черной дыре советского сельскохозяйственного комплекса. Программа модернизации, наряду с сокращением доходов от алкоголя, нанесла большой долгосрочный урон бюджету. Начал быстро расти финансовый дефицит — серьезная проблема, которая преследовала Советский Союз и Горбачева в последующие годы ^{1047} .