Неудавшийся апостол

Сказано - сделано. В определенный момент мы встретились взглядами, разъехавшись по разные стороны в стеклянных будках лифта. Она смотрела растерянно, я - с улыбкой превосходства. Надо сказать, что эта маленькая игра не стала для меня больших достижением, то ли неподвластный времени, то ли получив бОльший его запас, я участвовал и в гораздо более жестоких игрищах. Сколько цивилизации кануло в лету? Все они: как песочные замки. Не веря в высшие цели, как таковые, я не стал наделять свою участь божественным замыслом.

Идеально ровная стела цвета асфальта вела меня прочь из города. Если повезет, то кто-нибудь подбросит, но вряд ли в этом мире кого-то интересуют чужаки, если только инфоповод - это не основной заработок человека. Поэтому пришлось потратить больше полудня, прежде чем я добрался до незаметного лаза в земле, скрывшись во тьме подземелий. В моей сумке лежало много хороших вещей, но больше всего я радовался за набор из пяти бутербродов, с разными начинками. Есть их я собрался только в самых красивых местах, чтобы хоть как-то отметить их в своей памяти. Пять вкусных попыток оставить в своей памяти необычные ситуации.

Привычно скользя по высоким ступеням, я шел к заветной тропе, которая покажет мне, что станет с этим городом через десять лет. Мне уже была известна одна закономерность прогресса: с каждым разом он происходил все быстрее, приводя к логическому финалу - катастрофе. Впрочем, катастрофы тоже бывают разные. Иногда это мировая война, иногда - вымирание, схожее с массовой депрессией. В общем, у вечности самый богатый инструментарий. Осторожно складывая астролябий в заплечный рюкзак, я поднимался наверх, еще на подступах к выходу ощущая странный запах гари и пыли. Нисколько не удивившись тому, что от зеленого газона вокруг укромной пещеры не осталось и следа, я посмотрел в сторону мегаполиса. От высоток остались одни скелеты, плоть мегаполиса накрыло все вокруг бетонной крошкой и грязью.

Всего десять лет понадобилось для того, чтобы лишиться всех достижений, теперь канувших в никуда. Каков итог? Остатки цивилизации еще долгое время будут бродить по миру, медленно вымирая от радиации и собственной жестокости. Из чистого любопытства я шел по все еще хорошей дороге, местами встречая остовы транспортников этого времени. Где-то в пяти километрах от города, мне попался огромный грузовик с распоротым брюхом тента. В его недрах кто-то копошился, словно ворон в трупе антилопы. Осторожно обойдя это место, я принялся ждать, кто же оттуда вылезет?

Прошло больше десяти минут, прежде чем свесившись через борт грузовика, на дорогу спрыгнула фигура, облаченная в грязный комбинезон. Лицо и голову незнакомца скрывал противогаз, но я от чего-то не сомневался, что под стильной маской обнаружу рыжую копну волос.

Несколько минут девушка смотрела на меня, словно не веря своим глазам. А потом ошеломленно сняла защиту. Не знаю, сколько ей пришлось жить в таких условиях, но за десять лет лицо репортера значительно осунулось, под глазами появились темные круги, губы потрескались, под носом алели следы запекшейся крови. Выглядела очень плохо, да и на ногах держалась с трудом.

– Ну что ты, горемычная?
– я подошел поближе, присев на колесо завалившегося грузовика.
– Настрадалась, поди?

Моих слов она не поняла. Но устало кивнула и села рядом. Мы молчали, уставившись на разрушенный мегаполис. Скорее всего, сотни маленьких людей сейчас копошаться в этом разворошенном муравейнике. Ищут все, что позволит им прожить еще несколько недель или месяцев.

Девушка поставила перед собой походный рюкзак, извлекая из него пластиковую бутылку с мутной водой. Даже отсюда я чувствовал, что в этой жидкости полно радиации, но откуда у девушки-журналиста могут появиться знания по выживанию в постаппокалиптическом мире? Жадко выпив остатки воды, она застонала, поморщившись.

– Да уж, не сладко тебе, несчастная.
– увидев, как она достала белый контейнер, я с интересом ждал, что будет дальше.
– Ох, такое есть я бы на твоем месте не стал.

Следующим блюдом в рационе стала жаренная крыса. Кажется, ее даже толком не освежевали: местами торчали куски шкуры. Да и выглядела она слишком черной, скорее всего тушку нещадно пережарили. В моей же сумке мне грели душу пять вкуснейших бутербродов, припасенных для самых особых случаев. Когда, с полнейшим отвращением поднеся крысу к лицу, рыжая готовая была впиться в нее зубами, я не выдержал. Осторожно отстранив сомнительное блюдо в сторону, я подсунул журналистке кое-что из своих запасов.

– На вот, поешь. Крысу свою уже без меня жри. А то смотреть противно.
– в глазах девушки появилось искренне изумление, она приняла неожиданный подарок, рассматривая его со всех сторон.

Думаю, причиной тому стала не просто еда, а еда, которой не могло существовать уже длительный период времени. Наверняка это не укладывалось в логический уклад происходящего. Угощение журналистка все таки приняла, справившись с ним за минуту. Потом мы вновь молчали, смотря вдаль. Наконец, на что-то решившись, представительница погибающей цивилизации вновь полезла в свой рюкзак. Вскоре мне был протянут сверток, на поверку оказавшийся газетой. Качественный глянец был испещрен статьями и фотографиями. На первой странице - я. На второй и на третьей тоже. В целом, мне было посвящено больше половины всего материала. Затем рыжая показывала мне какие-то грамоты, дипломы, множество фото, на которых ее непременно чем-то награждают. Вся ее жизнь изменилась благодаря этому, как я и предполагал совсем недавно. И теперь не имело никакого смысла. Для меня - тем более. Но дар я принял, поднявшись на ноги. Нужно было идти дальше, ведь жизненно важно было узнать - появится ли когда-либо такая форма жизни, которая сможет найти абсолютную гармонию с миром, в котором живет.

Спиной ощущая пристальный взгляд журналистки, я ни разу не обернулся. Хватит с нее и бутерброда. Если бы она вздумала за мной увязаться, то я бы нашел, что с этим делать. Но, благо, обошлось.

Новый виток - сто тысяч лет. Мелочиться не имело никакого смысла. Вновь меня встретили ледяные равнины и ночная мгла. Луны на небе не обнаружилось, хотя было безоблачно. Только искаженное зрение позволило мне определить все эти подробности. Внезапно я ощутил себя на абсолютно пустой, огромной планете, окончательно лишившейся своих детородных способностей. Древние неспроста дали своей Матери целых четыре жизни, в надежде на то, что найдутся достойные преемники их знаний. Но похоже, что чуда не произошло. Сколько бы ни “прыгал” я вперед, всегда меня встречал одинокий пейзаж: днем или ночью лишь ледяные просторы. Кажется, комната порталов попросту перестала работать. Когда появилась опасноть вобще не вернуться назад, заблудившись, я отправился в обратный путь. Не покидая полумрака Суматохи Фигур, я перестал выпускать из рук астролябий, совершая максимально длинные переходы в прошлое. Дни тянулись один за другим, свежие тетради наполнялись пометками и расчетами. Вообще, я очень много полезных вещей приобрел в той последней эпохе, за которой последует великое ничто.

Древние должны были знать, к чему все придет. Не предвидев будущее, но точно зная его, они все же не потеряли надежду, дав шанс каждому жителю планеты Земля. Во все времена, в любую эпоху человечество в любой форме могло бы обратить свои усилия на поиск знаний, но вместо этого цивилизации гибнут одна за другой. Окончательно убедившись в этом, я решил вернуться туда, откуда все началось, к точке отсчета своей странной судьбы, когда я обнаружил себя стоящим на краю скалы, в мире первобытных племен, бредущих по стопах сверхразумных предков.

Я уже знал, что в каком бы отрезке времени не оказался, никогда не встречу свою копию, потому что всегда есть только я один и то время, которое приняло меня. Так, например, вернувшись к старту вышеописанных событий или в любое другое место, я не встречу всего того, на что мог повлиять в прошлом. Или в будущем. Таковы законы пространства, ибо оно разумно: тщательно идентифицирует объекты, постоянно очищает буфер обмена, уничтожая ненужные копии. Так что я - это всегда я. Если эти законы так же писали Древние, а кто еще мог это делать, создавая бесчисленное множество порталов, то они воистину сверхразумны. Интересно было знать, к чему они еще приложили свои усилия. Один такой шанс у меня представился. Кажется, я уже созрел для серьезной беседы, мне не станут морочить голову, как я делал это совсем недавно, беседуя с маленьким седым профессором.