Неудобная правда о взятии рейхстага. Поиск, исследование, реконструкция
Шрифт:
Пришлось смириться с тем, что ближайшие два - три часа Ветрова мне не светит. Собраться, предупредить мать, что до вечера уеду, чтобы эта “шкодная банда” меня не потеряла, и умчать в аэропорт.
И только на подъезде к терминалу, я понял, что мобильник забыл у себя в кабинете и остался без связи. Благо, Ромыч уже замаячил в поле моего зрения с дорожной сумкой наперевес.
– Что-то ты долго, – забираясь в машину, хмыкнул друг.
– Ну, так я и не на вертолете, – протянул руку, обменявшись со старым добрым другом рукопожатием. – Рад тебя видеть. Как долетел?
– Взаимно. Хоть на пару дней
– Не тороплюсь. Время до вечера есть, а там решили посидеть с Рысевыми в ресторане. Ты как?
– А чего бы и нет. Я его уже тоже хрен знает сколько не видел. А ты, кстати, чего такой довольный? Вроде как в командировке, а не в отпуске. А сияешь, как начищенный медяк, Нагорный.
– Сильно заметно?
– Ну, как тебе сказать, пол-Нью-Йорка можно осветить твоей лыбой. Расскажешь? Что за удивительные перемены в настроении? А то тебя как-то привычней загруженным и угрюмым видеть.
– Я решил, что два загруженных и угрюмых на один город – это перебор. Оставлю тебе пальму первенства в этом вопросе. А вообще… – говорю немного погодя, чувствуя, как при мысли о Фисе, улыбка на губы наползает. – Влюбился я, Ромыч.
– Т-а-ак, и надо полагать, это не твоя курица Камилла.
– Бурменцев!
Он Кэм, к слову, всегда недолюбливал. Заявляя мне в открытую, что в ней столько фальши, что за всю жизнь не выгрести. Тогда я друга не слушал, а сейчас я и сам стал такого же мнения.
– Понял, пардон. Дама сердца. Так что, все так серьезно?
– Более чем. И началось все с томатного сока, – ухмыльнулся я, а перед глазами воочию картинка двухлетней давности нарисовалась.
Водитель тронулся, а я недолго походив вокруг да около, рассказал Ромке об Анфисе. О Нике, матери и всех приключениях, что мы за эти дни успели пережить. Ромыч всегда был собеседником по большей части молчаливым, но внимательным. В этот раз только улыбался, но, не перебивая, слушал.
Вообще я уже и не возьмусь сказать, сколько точно лет мы знакомы. Но ровно столько же мы и дружим. Когда-то давно сошлись на почве общего бизнес-проекта, а потом как-то общение пошло по накатанной.
Он был парень с амбициями, я был парнем, который знал, чего хочет от жизни. У него в семейной ничего не клеилось после его непростой истории детства, а я просто не стремился обзаводиться отношениями. В общем, у обоих на определенных этапах жизни были свои ямы, и это, наверное, нас крепко сдружило. Сейчас, по прошествии многих лет, случись что, Бурменцев будет первым, кому я наберу, если мне понадобится помощь.
Абсолютно аналогично и с его стороны.
Бизнес-партнеры – это хорошо, но такие друзья, как Ромка, нужны всем.
Ника, кстати, души в нем не чает. Ее любимый “дядя Лома”, который балует ребенка без меры и по праздникам, и вне таковых. Пару раз за это ему от меня прилетало гневное письмецо. Но меня вежливо посылали на хрен с просьбой не мешать ему баловать крестницу.
Семья вообще для Ромыча была отдельная боль. Собственной у него никогда не было, а отношения не клеились. В чем, собственно, он всегда винил себя и свое прошлое. Заявлял, что
лучше будет один, чем распыляться на продажных баб, которые крутятся вокруг него, как и вокруг любого успешного бизнесмена.Я знал, что в жизни Ромы был эпизод с, якобы влюбленностью в младшую сестру друга детства, но разница в возрасте и его загоны по поводу того, что он этой девчонки “не достоин”, привели к тому, что Бурменцев утопил себя в работе. Поднял бизнес с нуля и пары копеек. А вот счастьем в личной жизни так и не обзавелся. И, судя по всему, до сих пор та девчонка его сердце “не отпускала”. Хотя даже под дулом пистолета он ни за что бы в этом не признался.
– Значит, голову потерял, говоришь? – улыбается друг. – Я рад за тебя, Демыч, правда. Хватай и не отпускай свою Анфису, пока есть такая возможность. Только... как ты говоришь ее фамилия?
– Граф.
– Матери?
– Ветрова.
– Не поверишь, но где-то я ее слышал.
– Ты в свое время разве не на Олега Графа работал? На его фирме.
– Да, начинал я у него. Первое мое место работы в столице. Продержался там недолго, потому что прямо скажу, Граф этот – скользкий и неприятный тип. Ты с ним еще повозишься, этот засранец попытается извлечь максимальную выгоду из ваших с его дочуркой отношений. Но не суть. Ощущение у меня такое, что фамилию Ветрова я знаю не просто так, – почесал подбородок Ромыч, – вот только хоть убей, не помню. Откуда. Время прошло много, столько воды утекло.
– Может, просто в офисе и услышал.
– Как вариант, но если так рассудить, вряд ли бы фамилия матери Анфисы проскальзывала на фирме, когда она уже была в браке и с фамилией мужа. А тут прям в голове сидит. Ветрова. Тем более, жена его особо на фирме не появлялась, и там не работала. Странно как-то.
Я задумался. Ромыч тоже не на шутку загрузился. Внутри проскользнуло какое-то странное предчувствие. Едва уловимый укол. За столько лет в бизнесе мы привыкли, что некоторые решения приходится принимать интуитивно. Интуиция вообще нередко идет рука об руку с нашей работой. Поэтому выдрессирована она у нас у обоих была как надо. И тут просто вопила: что-то тут не так.
– Фамилия достаточно распространенная. Может, не та Ветрова? – предположил я, когда машина остановилась у филиала офиса Бурменцева.
– Ты сам-то веришь в такие совпадения? – открыв дверь, оглянулся друг.
Не верю. Именно поэтому теперь и мне стало любопытно. Ведь не просто так Ромка вспомнил мать Анфисы.
В отель мы возвращаемся, изрядно подзадержавшись. Оставляю Ромыча обустраиваться в своем номере, попутно договариваемся, что через два часа встречаемся в ресторане, и я бегу к себе. Лечу в надежде, что Анфиса уже закончила работу и ждет меня там вместе с Никой.
Однако каково мое удивление, когда аппартаменты встречают тишиной. Ни одной, ни второй тут нет.
Свое чадо я нахожу у Рысевых.
Девчонки, с воодушевлением разграбив косметичку Иланы, малюют свои мордашки перед зеркалом в ванной. Деловито обсуждая “тленды сезона”. Разодевшись во все яркое, пестрое, совершенно не сочетающееся.
– Девочнки, привет. Ника? – округлились мои глаза при виде ярко-алой помады на губах ребенка. Накрашенной криво и косо, как у клоуна от уха до уха