Неупокоенные кости

Он приходил в мою комнату по ночам, и я старалась думать о чем-нибудь другом. Научилась уноситься мыслями в далекую сказочную страну, где была в безопасности. Потом он целовал меня в лоб, гладил по голове и обещал мороженое, молочный коктейль, футбольный мячик, скейтборд, куклу, новые желтые брюки, которые мне так хотелось, адидасовские кроссовки, в каких щеголяли мои самые крутые одноклассники.

Когда я появилась в школе в желтых брюках и кроссовках, мои друзья улыбнулись и сказали, мол, я упакована что надо. Даже некоторые девочки, которые мне всегда завидовали, потому что у меня были самые красивые волосы в классе, говорили, что новый прикид отпадный и что в этих брюках я выгляжу суперски. Мне было очень приятно это слышать, и в то же время… в то же время я чувствовала себя грязной. И гадкой. И с каждым днем я становилась все грязнее и гаже. Теперь я знала, что другие отцы ничего подобного не делают. Никогда. Должно быть, думала я, что-то не так со мной, с нами, с нашей семьей и, если мои друзья в школе обо всем узнают, это будет хуже всего.

В последнее время меня начало тошнить. Ни с того ни с сего. Несколько раз я пыталась посоветоваться со Все-Наоборот, но мне не хватало духа. Секрет, который знают двое, больше не секрет. А когда это случается, ты уже не можешь контролировать ситуацию. Ты больше не можешь хранить свою тайну только для себя.

Несколько лет назад, когда он работал где-то за городом, я набралась храбрости и рассказала маме, что он со мной делает. Я плакала и просила ее мне помочь, но она только повернулась ко мне спиной и продолжала мыть посуду (дело было в кухне). Она ничего не ответила. Вообще ничего.

«Мама, пожалуйста, поговори со мной!» – просила я.

«Ступай к себе в комнату, Аннелиз», – был ответ.

«Но почему?!»

Тут она обернулась. Лицо у нее было красное и сердитое.

«И чтобы я больше не слышала от тебя этих глупостей, гадкая девчонка, иначе мне придется вымыть тебе рот с мылом! У тебя больное воображение. Все, что ты говоришь, просто отвратительно. А если ты будешь повторять подобные вещи, мы от тебя просто откажемся, понятно? А теперь марш в свою комнату, злая, паршивая девчонка, и сиди там. Ну, живо!»

Тогда я возненавидела и ее тоже. Мама должна была защищать нас, но она ничего не сделала. И все продолжалось как раньше. Теперь я боюсь, что, если со мной что-то случится или я куда-нибудь убегу, Пышка станет его игрушкой вместо меня. Пока я стою между ней и Чудовищем, она в безопасности, но если меня не будет…

На днях я едва не рассказала обо всем Все-Наоборот, но снова не смогла. Тогда я разозлилась и стала говорить ей гадости, а ведь она моя лучшая подруга. Мы знаем друг друга с детского сада! Мне кажется, я отталкиваю ее от себя, отталкиваю всех, но мне все равно.

НЕНАВИЖУНЕНАВИЖУСЕБЯНЕНАВИЖУСЕБЯ НЕНАВИЖУЕГОНЕНАВИЖУЕЕ!

Потом у меня пропали месячные.

Я знала, что это значит, и пришла в ужас. Я боялась, что теперь все узнают мой маленький грязный секрет. Все увидят, какая я мерзкая и испорченная. Все догадаются, чем я занималась с собственным отцом.

У меня оставался только один выход – сделать так, чтобы все думали, будто это ребенок от другого человека, а я тем временем решу, как мне быть. Никто не догадается, от кого я залетела, если я начну заниматься сексом со всеми подряд. А если как следует выпить, секс не вызовет такого сильного отвращения.

И я стала употреблять спиртное – все больше и больше. Это оказалось очень приятно – от выпивки становишься веселой и беззаботной, а главное, обо всем забываешь.

Еще я познакомилась с ГШ. Он научил меня, какую власть секс имеет над такими, как он. Правда, я чувствую, как от него исходит какая-то смутная угроза (в чем тут дело, я так и не догадалась), но и она меня тоже как будто пьянит. В общем, я, сама не знаю зачем, продолжала строить ему глазки, а он был этому только рад. ГШ даже подарил мне настоящий полицейский значок – очень красивый, – который я теперь все время ношу с собой. Это мой секрет и мое тайное оружие – ну или вроде того… Недавно я начала заниматься с ГШ сексом. Мы делаем это у него в автомобиле – вроде бы у всех на глазах, и в то же время никто ничего не подозревает. Я, конечно, уже занималась сексом и с Гретцки, и с Патлатым, но с ГШ все равно лучше: он взрослый и знает, как это делается. Только со Смурфом я еще никогда не была. Он мне нравится. Может быть, я даже люблю его… немножко. Наверное, я не могу заниматься с ним сексом, потому что каждый раз всегда вспоминаю Чудовище. Нет, пусть наши отношения со Смурфом остаются чистыми, как сейчас, – близость их только испортит. Конечно, мне не хочется, чтобы он узнал мою тайну, но скоро, я думаю, живот уже будет видно, и тогда… Тогда все узнают. И он тоже. Мой живот уже сейчас растет, а это значит, что времени почти не осталось.

Правда, есть еще КВ… Я пыталась подкатить и к нему, но он умный и сразу понял, что со мной что-то происходит. Увидел мое отчаяние и догадался, почему я готова на все и почему мне плевать на последствия. КВ очень добрый и внимательный, и я думаю, из него бы вышел отличный психолог. Когда он только пришел к нам в дом, чтобы подтянуть меня по математике, он сразу почувствовал: с моими родителями что-то не так. Я думаю, они тоже поняли, что КВ о чем-то догадывается, поэтому начинают беспокоиться и напрягаться каждый раз, когда он приходит. Не из-за неприязни, просто они не хотят, чтобы он приходил. Боятся его.

Однажды КВ пытался поговорить со мной о том, что происходит у нас дома. Я опять была пьяная и все ему рассказала. Просто больше не могла молчать. Он первый человек, с которым я поделилась своей тайной. Я понимала, как важно хранить секрет, но мне необходимо было выговориться, иначе бы меня просто разорвало на клочки, словно у меня внутри бомба. КВ обещал, что никому ничего не скажет, и я ему верю. И вдруг он даже сумеет как-то мне помочь? Его друзья из клуба любителей регги, куда он часто ходит, знают кое-кого в США, кто может избавить меня от этой штуки внутри. А если мне удастся сделать так, чтобы это исчезло, то я смогу начать все сначала и стать счастливой. Так сказал КВ. Я спросила, почему он мне помогает, а он ответил, мол, если хочешь, чтобы мир изменился, стань причиной перемен. И я снова ему поверила. Он очень хороший. Ну а если быть до конца откровенной, то у меня просто нет другого выхода, кроме как поехать с ним в Штаты. Он сказал, что сам отвезет меня в своем «Фольксвагене».

Когда все будет позади, я заберу Пышку и мы уедем куда-нибудь очень далеко вместе. И никогда не вернемся.

Хелен

Хелен Дженсен сидела в допросной напротив Джейн Мунро и Дункана Муртага и слушала, как сержант читает вслух последние страницы из дневника Аннелизы.

Ее мутило, в висках поселилась боль. Закрыв глаза, она заставляла себя вслушиваться в каждое слово, но мысли то и дело уплывали куда-то в сторону. А хуже всего было то, что она осталась одна, лишилась любой поддержки. Фейт отвернулась от нее. Курта полицейские не задержали – прямо из дома его отвезли в больницу. Визит детективов стал для него слишком тяжелым испытанием, и с ним случился второй инсульт. Состояние мужа оставалось стабильным, но долговременный прогноз был не слишком благоприятным. При самом удачном исходе его ожидал приют для инвалидов.

Хелен уже сообщили, что Курта должен обследовать специалист-психолог, чтобы полиция и прокуратура могли принять решение относительно того, в какой форме он будет привлечен к ответственности. Допрос записывался – об этом ее тоже предупредили. Она также знала, что за ней наблюдают с помощью укрепленной под потолком камеры, но ей было все равно.

От адвоката Хелен отказалась. Не из-за денег – она могла выбрать одного из трех бесплатных защитников. Она могла бороться, лгать, изворачиваться, пытаться свалить вину на Курта и так далее. Она могла попытаться затолкать травмирующие воспоминания в потайное отделение памяти, как уже поступила однажды, но Хелен слишком хорошо знала: как бы глубоко она их ни прятала, рано или поздно нарыв лопнет и ядовитый гной растечется по всему телу. А Хелен чувствовала себя слишком старой и усталой, чтобы бороться, и испытывала чуть не облегчение при мысли о том, что ей наконец-то удастся сбросить с души гнетущую тяжесть. Она хотела, чтобы все закончилось, и готова была принять любое наказание. Возможно, тогда у нее снова получится спать по ночам, ведь после того, как она убила дочь, каждая ночь доставляла ей невыразимые муки и Хелен подолгу лежала без сна, снова и снова воспроизводя в памяти пережитый кошмар. Да, наверное, она виновата больше, чем Курт. Она-то не больна, как он. С ее точки зрения, Курт был болен уже при появлении на свет; таким создали его родители. Болезнь гнездилась в его мозгу, и он ничего не мог с этим поделать, – так она всегда пыталась оправдать его действия.

«Ну а я?.. Мне всегда недоставало мужества, чтобы остановить его, чтобы покончить с этим кошмарным браком, забрать детей и уйти… Но куда бы я пошла? Ведь у меня даже нет никакой специальности! А еще я очень боялась, что соседи узнают: никакого “идеального маленького семейства с Линден-стрит” на самом деле не существует.

Да, все произошло из-за моей слабости и трусости. Из-за моего эгоизма. Жалкое оправдание для матери, как ни крути… Я не пришла на помощь собственному ребенку, потому что не хотела разбираться с последствиями – они приводили меня в ужас. Что ж, я их все равно не избежала. Теперь остается только вручить себя воле Божьей…»