Неутомимые следопыты

Я обернулся к Женьке и чуть не закричал от ужаса. Вместо Вострецова передо мной стоял косматый старик с длинными, до самой земли, руками. На старике были рваные лохмотья, которые колыхались, как туман. «Иди сюда…» — позвал меня старик, и голос его прозвучал как в пустой бочке. Ноги мои словно примерзли к земле. Я не мог двинуться с места. Тогда старик засмеялся и нагнулся, шаря перед собой длинными руками. И я увидел, что возле него зияет глубокая яма, до краев наполненная красной, будто кровь, спелой клубникой. Он стал доставать ягоды из ямы и швырять ими в меня, целясь в голову, в плечи. Я увертывался, а старик все швырял и швырял, спрашивая: «Хватит тебе? Хватит?.. Хватит?..»

В ужасе я закричал изо всех сил, и от этого крика страшный старик исчез. Вместо него я увидел Женьку. Он смеялся и тряс меня за плечо.

— Хватит спать, хватит! — кричал он мне в самое ухо. — Солнце уже взошло. Хватит спать, Серега!

Я очумело смотрел на него и вокруг. Туман и впрямь исчез. Я все еще сидел на дне глубокого оврага. Далеко ввысь, под самое небо, уходили крутые склоны, поросшие кустарником. А сверху заглядывали в овраг мохнатые елки. Что-то знакомое почудилось мне в этих сумрачных елях, в этих крутых склонах.

— Женька! — вскрикнул я. — Это же Волчий лог!..

— Точно, — отозвался мой товарищ. — Волчий лог и есть.

Несколько минут я еще не мог очухаться. Но лопата, которую Женька сунул мне в руки, была настоящая. Значит, страшного старика и яму с клубникой я видел во сне? Но как же я заснул? Спать-то мне совсем не хотелось.

Женька взял вторую лопату и поплевал на ладони.

— Ну, Серега, даешь сундук!

Находка

Женька орудовал своей лопатой очень ловко, далеко отшвыривая комки земли. С каждым взмахом лопаты яма становилась все глубже и шире. У меня получалось хуже. Я старался поддеть на лоток побольше, но пока размахивался, чтобы отшвырнуть землю, она вся ссыпалась назад в яму, а то и мне за шиворот. Попадало и Женьке. Один раз, не рассчитав замаха, я осыпал его землей с головы до ног. Минут пять, должно быть, он отфыркивался, отплевывался и ерошил волосы, вытряхивая из них песок.

— Знаешь что, копатель, — сердито произнес он, — посиди-ка, я один поработаю.

Он стал копать один, а я ждал, заглядывая в яму, не покажется ли крышка сундука. Когда Женька утомился, за лопату взялся я. Яма была уже глубока — почти мне до колен. А я углубил ее еще на полтора лотка лопаты. Но сундук что-то не показывался.

— На месте того разбойника, — сказал Женька, — я бы ни за что такое место не выбрал. Уж если закапывать, то вон там, на откосе… — он показал на склон оврага, где торчал одинокий кустик.

— А может, он так и подумал, — отозвался я. — Решил, что в таком месте искать не станут. Хитрый был небось бандит…

Солнце поднималось все выше. Стало жарко. Я скинул куртку. Но минут через пятнадцать стянул и рубаху.

— Ничего не понимаю, — бормотал Вострецов. — Где же сундук?

— Наверно, глубоко зарыл, — предположил я.

Я уже порядком намахался лопатой. Женька снова сменил меня. Он решил теперь копать не вглубь, а вширь. Когда Женькины часы показывали двенадцать, мы оба уже были без сил. У меня ломило руки и шею. Яма наша была уже так глубока и широка, что в нее, пожалуй, можно было бы уместить фундамент небольшого дома. Ужасно хотелось пить…

— Жень, — сказал я, не узнавая своего совершенно охрипшего голоса, — давай поищем в лесу озерко какое-нибудь или ручей. Помнишь, Митя говорил, тут где-то болото.

Не ответив мне, Женька с еще большим ожесточением стал швырять землю. Я знал, что он тоже изнывает от усталости и жажды. Наверно, у него так же, как и у меня, ломило спину. Может быть, даже сильнее — ведь он работал больше меня. Но он не жаловался.

Прошел еще час, который мне показался целыми сутками. Сменив Женьку, я едва цеплял землю самым кончиком лотка. Силы кончились. А пить хотелось все сильнее.

— Слушай, Серега, — с сомнением произнес Женька и полез в карман, где лежала наша расшифрованная записка. — Может быть, мы что-нибудь неправильно сосчитали? Или веревка вытянулась от росы. Давай проверим еще раз. Значит, так… — бормотал он, вглядываясь в свои каракули. — «На великую звезду… два ста сажен…» Это значит четыреста, и еще тринадцать на двести… Двадцать шесть метров…

Стоя за ним и дыша ему в затылок я вместе с моим другом разглядывал листок бумаги. И вдруг глаза мои полезли на лоб.

— Женька! — упавшим голосом произнес я. — А старик-то нас обманул.

— Какой старик?

— Да Иван Кузьмич…

Женька снова взглянул на бумажку — копию шифровки — и даже фыркнул:

— Да нет же, все в порядке…

— А вот и не в порядке. В том-то и дело, что совсем не «в порядке». Ты что же думаешь, триста лет назад писали так же, как сейчас пишут? Тогда в письме были разные «яти», «и» с точкой, «фиты», «ижицы»… А год? «В лето от рождества Христова одна тысяча шестьсот пятьдесят седьмое»… Такого и года-то не могло быть.

— Как это не могло?

— Историк тоже! Когда наш современный календарь в России появился?

— П-при П-петре… При Петре Первом.

— То-то и оно! В тысяча семисотом году. А до тех пор считали от сотворения мира. Как же этот монах мог знать о петровском календаре за целых полвека до его появления.

На лбу у Женьки сидел комар, который уже здорово насосался крови, но мой товарищ этого не замечал.

— Конечно, — вдруг произнес он, — Ивану Кузьмичу для работы тишина была необходима. А мы с тобой, Серега, последние дни, пока шел дождь, так развозились, что уж какая там тишина. Вот он и решил засадить нас за тихое дело, чтобы не бузили…

— Значит… он… нарочно…

— А ты думал нечаянно? — Женька усмехнулся. — И бумагу он достал в продовольственном магазине — там в такую масло заворачивают. А мы-то думали — древний пергамент…

— Ой, Женька, верно! Он еще у тети Даши тушь спрашивал! Вот она тушь. Он ее просто водой разбавил. А мы-то вообразили, что это старинные чернила от времени выцвели!

— Сами мы выцвели, — сердито произнес Женька. — Мозги у нас выцвели. Поверили в клады, как маленькие… А он себе сидит небось да посмеивается. Надул дураков-несмышленышей… Эх, прийти бы домой да сказать: «А мы нашли! Нашли сундук старца Пафнутия!» Вот бы он глаза-то вытаращил!..

Женька изо всей силы с досадой вонзил лопату в землю, и тотчас же мы услышали странный короткий звук — лопата обо что-то звякнула.

Сейчас, вспоминая обо всем этом, я не могу понять, почему в тот миг мы оба подумали об одном и том же. После Женька признался мне, что у него, как и у меня, промелькнула одна мысль: «Сундук!..» А ведь — и он и я — оба были уже уверены, что никакого клада не было и быть не могло, так же, как на свете никогда не существовало разбойника — монаха Пафнутия. Но может быть, если бы не эта одновременно вспыхнувшая у нас мысль, мы бы не кинулись разом и не стали бы разрывать руками землю, забыв об усталости.