Never Back Down 2

— Метафора-метафора. Река значит воду, а вода значит, что у меня промокли ноги, вот что! — Они уже несколько метров шли по колени в воде, потому как полоска песка кончилась, а берега стали ещё круче. Благо, было неглубоко.

— А если включить фантазию? Вот как это вижу я: река это жизнь! Она мутна, неясна, как вода здесь. Никогда не знаешь, где глубокая яма, а где…осторожнее! А где притаился камень! — рассмеялась она. — Ты не ушибся?

— Ушибся, — шмыгнул носом Эд, потирая пострадавшую при встречи с камнем правую ногу. — Но ты продолжай, занятная телега.

— О чём я? Ах да. Река объединяет два берега, как жизнь соединяет в себе доброе и злое, хорошее и плохое, любовь и ненависть… Вот с одного берега река унесла листочек, с другого — камушек. Она проходит через обе стороны жизни, черпая и вбирая в себя что-то от каждого «берега» и… и, кажется, я запуталась…

— А я, кажется, понял. Без берегов нет реки, как без добра и зла нет жизни, так?

— Ну, грубо говоря, так.

— Хорошо. Тогда объясни мне, что ЭТО значит.

Эд махнул рукой в сторону берегов. По обе стороны от реки раскинулись ветхие дома, с тихим скрипом на одном из берегов вращалась водяная мельница, из слепых тёмных домов тут и там выглядывали призраки. Они выходили к ним, подходили к самому берегу. Дети и взрослые, высокие и низкие, все были одинаково прозрачно-белыми. Даже Марисса, которая уже обзавелась большей плотностью и цветом, чем в самом начале, казалась рядом с ними более реально и человечно. Но самым жутким была не их призрачная сущность. У каждого из них были заштопаны чёрными нитками глаза. И каждый взирал на них сквозь закрытые веки, заставляя волосы на голове Эд шевелиться от ужаса.

— Они… они же нас не обидят? — тихо спросил он. Схватив Мариссу за рукав.

— Пока мы в воде — не думаю, — так же тихо ответила она.

— Почему в твоей голове творится такая жуть?

— А ты что ожидал? Русалочью бухту, волшебное путешествие и фею Тинкербелл в придачу?

— Ну, как минимум не этого. Чего они хотят?

— Самой бы знать. Но у них знакомые лица.

Марисса вышла на один из островов, выглядывающих из воды, и остановилась, внимательно осматриваясь. Эд стоял рядом с ней, переминаясь с ноги на ногу. Под немыми взглядами ему было до ужаса дискомфортно. Призраки продолжали смотреть на них, не шевелясь, не предпринимая никаких действий. В звенящей тишине тонкий скрип водяной мельницы навевал на парня ещё больше жути.

И тут он увидел то, что заставило его вскрикнуть. На одном из берегов он увидел самого себя. Призрачного. С заштопанными глазами. Рядом с ним рука об руку стояла Линара и Лиди. Чуть поодаль он разглядел Мародёров, Регулуса, Джастина, Лили Эванс, Алису Стоун, Марлин Маккиннон, Кэтрин Ллэйер… Но в самый глубокий шок его повергла маленькая Нимфадора Тонкс.

— Марс… Марс, мне страшно… — сглотнув, пробормотал он.

— Не бойся. Это просто воспоминания, — тихонько ответила девушка. — Смотри: на правом берегу хорошие, на левом — плохие.

Эд повернул голову. Среди толпы призраков, которая была несколько меньше, чем та, что на противоположном берегу, он разглядел несколько знакомых лиц. Здесь были Йоре Тоневен, Ищейка, Беллатрикс, Вальбурга и Орион, Эйвери, Макнейр и Розье… Среди них возвышался высокий мужчина, наводящий наибольшую жуть. Лишённый волос, мертвенно-бледный даже по меркам привидения, вместо ноздрей — щели, как у змеи. Он производил впечатление безжалостного хладнокровного убийцы даже больше, чем стоящие рядом с ним Ищейка и Беллатрикс.

— Что-то не так, — тихонько сказала Марисса.

— Да неужели? — с убийственной иронией вскричал Эд, оторвав взор от жуткого мужчины. — И что же, о хозяйка этих жутких мест?

— То, что многие находятся там, где им быть не следует… Ведь у меня есть и хорошие воспоминания, связанные с отцом, матерью и Беллатрикс. И наоборот, есть просто ужасные с тобой или с Ремусом. Да взять мои последние кошмарные сны, там был каждый из тех, кто стоит на правом берегу, а к хорошему я не могу это причислить!

— Может, это твоё деление на «хорошие парни» и «плохие парни»?

— Не говори ерунды. — Она тяжело вздохнула. — Знаешь, странно. Это деление не имеет смысла, если вдуматься. Только что мы говорили, что жизнь объединяет все эти деления в одно, а тут два берега одной реки разделены на «добро» и «зло». Должно быть, я мыслю слишком по-детски, чтобы принять тот факт, что хорошее и плохое есть в каждом. Ты, кстати, живой пример этого.

— Ну, спасибо! — обиделся Эд, скрестив руки на груди.

Тем временем на берегах происходили метаморфозы. С каждым словом девушки очертания привидений стали всё более расплывчатыми и неясными, они слились в один сплошной туман и вскоре вовсе исчезли.

— Ты как это сделала? — Ошарашено спросил Эд.

— Приняла только что сформулированную философию, — пожала плечами Марисса. — Гораздо проще, чем прыжок из окна.

— Я ожидал чего-то более эпичного, — шмыгнул носом Эд, отправляясь вслед за девушкой по воде.

— Я тоже, если честно. Очевидно, чтобы насладиться жизнью и прогулкой достаточно только…

— Ой, да помолчи, голова уже пухнет от рассуждений.

— Ты слышал? — Настороженно замерла девушка, да так резко, что Эд в неё врезался. И когда она успела стать такой… телесной?

Эд прислушался. Сквозь скрип колеса, журчание воды и перестук капель в тишине разливалась тихая мелодия фортепиано.

— Мы прошли на новый уровень? А раньше было без музыки, — тихонько пробормотал Эд.

— Ми минор, — машинально проговорила Марисса, резко срываясь с места. — Кажется, нас там ждут.

Эпизод 4. Slow, Love, Slow

I wonder

Do I love you, or the thought of you?

Slow, love, slow

Only the weak are not lonely

Эд не сдержал свиста.

— Да, дорогуша! Вот от кого, а от тебя я такого не ожидал!

— Заткнись, Эд, — прошипела Марисса, краснея, как помидор.

Они оказались в разрушенном подобии бара. Всюду валялись сломанные стулья, перевёрнутые одноногие столики. В углу у входа коротко растянулась барная стойка, сзади неё виднелось разбитое зеркало. На всём — толстенный слой пыли. Только лишь сцена выглядела новой, не считая выбитых декоративных лампочек, уродливыми осколками щерящихся по краю сцены. Красный бархатный занавес отъехал в сторону при появлении путешественников. Посреди сцены в свете раскачивающейся лампы блестел роскошный рояль из чёрного дерева. Чёрные и белые клавиши сами собой нажимались, наигрывая тихую переливчатую мелодию. Позади рояля стояло огромное тёмное зеркало, отражающее свет парящих в воздухе свечей.

— Так, забудь, что призраки это жутко. ВОТ ЭТО жутко, — тихо сказал Эд, осматривая громко стучащие часы. На циферблате было тринадцать цифр вместо двенадцати. Часы, словно огромный метроном, отстукивали ритм, в котором игралась мелодия.

— Я не могу понять, — говорила Марисса, проходя по залу. Эд обернулся. Марисса взошла на сцену, положила руку на крышку рояля. Эд подошёл ближе. От качающегося света ему становилось дурно. — Чего ОНА хочет от меня здесь? Что я должна делать в этом захолустье, чтобы пройти дальше. Пути назад нет, как видишь, дверь снова исчезла.