Неверный отец. Счастье в конверте

– Прекрасно, - невозмутимо бросаю, совершая необходимые манипуляции. – И с вами тоже все в порядке.

Когда с моей стороны все готово, я жестом разрешаю Акушерке вернуть ребёнка матери. Женщина прижимает дочку к груди, целует в лобик, плачет от счастья, а затем вдруг поднимает взгляд:

– Скажите ваше имя?

– Амина, - тихо отвечает рыжая, растерявшись. Большие глаза поблескивают то ли от освещения в салоне, то ли от слез.

– Я назову доченьку в вашу честь, Амина, - слабо улыбается женщина. – Ами-ина, - повторяет ласково, теперь уже обращаясь к малышке, которая продолжает мяукать, радуя слух. Жива, здорова, а остальное приложится.

Накрываю их обеих новым пледом, забыв сорвать этикетку, плотно захлопываю пассажирские двери, на всякий случая заблокировав замки – и подхожу к рыжей. Она сидит полубоком в водительском кресле, обняв себя руками, шумно вбирает носом воздух, тяжело сглатывая подступающие к горлу всхлипы.

– Бабы, - закатываю глаза и, отстранив ее, достаю из бардачка бутылку воды. – Сентиментальные создания, - выплевываю небрежно, знаками попросив у нее помощи.

– Вы просто злитесь, что не мальчик. Тогда бы в вашу честь назвали, - парирует она, смахнув влагу со щек, и аккуратно льет воду на мои руки, пока я смываю с себя кровь.

Рассматриваю ее исподлобья, усмехаюсь. Вблизи и практически без макияжа, который исчез под дождем и слезами, Амина выглядит совсем молоденькой, свежей. Ее естественная красота кажется нереальной и в экстренной ситуации играет особыми красками. На мгновение залипаю на покрасневшем лице, погружаюсь в водоворот золотисто-карих омутов.

– Кстати, как вас зовут? – тихо шепчет она, выводя меня из своего же гипноза.

– Герман.

– Вы ведь не местный, да? – мягко улыбается. – Вас акцент выдает.

– Да вы издеваетесь надо мной! – рассерженно выпаливаю, вспоминая бабушкины издевки.

– Даже мысли такой не было, - расстраивается Амина, и возникает странное желание её успокоить. Или обнять. – Нам повезло, что вы оказались здесь в такое позднее время. Это судьба, наверное.

– Ну-ну, хватит, - лениво отмахиваюсь, но уголки губ упрямо ползут вверх.

Перехватываю бутылку, растираю и мою ее ледяные руки, в то время как она послушно замирает. Немного смущается, и эта реакция почему-то трогает до глубины души.

Закатываю рукава ее платья по локоть, чтобы было удобнее, и вдруг замечаю синяки на левом запястье. Дергаю за кисть, разворачиваю к свету.

– Что это? – зло рявкаю, изучая следы на нежной, фарфоровой коже, оставленные чужими пальцами.

Вздрагивает, резко выдергивает ладонь. Отползает на переднее пассажирское сиденье, освобождая мне водительское. Кутается в мою куртку, чтобы закрыться морально и физически. Ее пальто так и осталось где-то в багажнике.

– Ничего необычного, - хмыкает преувеличенно равнодушно, пытаясь сохранить спокойный тон, но голос срывается, а пальцы трясутся, когда она судорожно натягивает рукава. На ее правой ладони только сейчас замечаю обручальное кольцо. Его Амина почему-то тоже мгновенно прячет. – Принимала тяжелые роды.

– Партнерские? – хмуро хмыкаю, падая за руль.

– С чего вы взяли? – искоса поглядывает на меня.

– Судя по размерам, такой след могла оставить мужская пятерня. Так что это вряд ли роженица в состоянии болевого шока. Скорее, ее нервный муж, не выдержавший родового аттракциона. Или кто-то ещё.… - делаю паузу, испытующе смотря на нее. Даю шанс рассказать правду.

– Не помню деталей, - пожимает плечами и отворачивается к боковому окну.

– Ну, и хрен с тобой, Акушерка, - грубо кидаю, заводя двигатель. Выбрасываю её имя из головы, ведь так проще не привязываться и не волноваться о ней. – Дождемся скорую в доме моей родни, здесь недалеко. Отправим нашу дорожную пациентку в больницу, а потом тебе такси вызовем. Я все оплачу. И катись к мужу, - подытоживаю слишком жестко.

Флер очарования молниеносно испаряется. Терпеть не могу жертв, которые покрывают и оправдывают своих мучителей. Совет да любовь, если нравится жить с тираном! Всех не спасешь.

Глава 3

Амина

– Ты сегодня вырядилась, как распутница. Специально, чтобы подцепить кого-то?
– гремит на весь салон автомобиля, и я дергаюсь, как от хлесткой пощечины. В груди жжёт от обиды, к горлу подкатывает ком, но я стараюсь не подавать вида, как сильно задета. Такие люди, как мой муж, питаются чужой болью.

– Мы были в загородном доме с родителями, Марат, - монотонно отвечаю, прокручивая обручальное кольцо на пальце. – Кого мне там соблазнять?

Белое золото будто раскаляется и прожигает кожу. Дико хочется снять это бремя, выбросить в окно прямо на проезжую часть, а потом.… сигануть из машины на полной скорости. Но я держусь. Сохраняю внешнее спокойствие и самообладание. Эмоции атрофируются, нервные окончания отмирают. Надо потерпеть – осталось совсем немного.

– Тем более, следовало бы проявить хоть каплю уважения к старшему поколению, - назидательно чеканит он, а у меня ощущение, что он не на десять лет старше, а на целую жизнь.
– Ты оделась неподобающе.

– Но ты же сам купил мне это платье, - аккуратно напоминаю ему. Он в принципе контролирует весь мой гардероб и дико ревнует из-за разницы в возрасте. Раньше мне казалось это любовью, а сейчас… я будто в клетке застряла с бешеным тигром.

– Я не думал, что оно так сядет, - прокружив по мне взглядом, недовольно возвращается к дороге.
– На тебе всё смотрится развратно.

– Тебе кажется, Марат, - шепчу, плотнее запахивая пальто.
– Твоя необоснованная ревность оскорбляет меня. Я никогда не давала повода…

– Выметайся, - перебивает меня с лютой ненавистью, и на секунду я теряюсь от его хамства.

– Куда?

Автомобиль резко тормозит, и меня резко бросает вперед. Машинально выставляю руки, чтобы не удариться о приборную панель, но ремень задерживает меня, больно впиваясь в грудь.

– На трассу, где тебе самое место, - муж добивает меня уничижительными словами.

– Прекрати, Марат, ты раздуваешь ссору из ничего, и я искренне не понимаю, зачем ты это делаешь, - отдышавшись, размеренно убеждаю его.
– Тебе не понравилось, как прошел вечер? Мне показалось, родители остались довольны.

– Твои – конечно! С того самого дня, как удачно выдали тебя замуж. А моим – чему радоваться? – выплевывает обреченно.
– В таком возрасте я уже должен появляться на семейных торжествах с детьми.